Дневник
Шрифт:
Синдром Стендаля.
Он говорит:
– Я заплачу вам за это пятьсот долларов.
И Мисти говорит:
– Я не могу.
Он достает другую акварель из этюдника и говорит:
– Ну, тогда как насчет этой?
Она не может продать ни одной.
– А за тысячу? – говорит он. – Я дам вам тысячу за одну только эту картину.
Тысяча баксов. И все равно Мисти говорит:
– Нет.
Уставившись на нее, Энджел говорит:
– Ну, тогда я заплачу вам десять тысяч за весь цикл. Десять тысяч долларов.
Мисти открывает рот, чтобы сказать «нет», но…
Энджел говорит:
– Двадцать тысяч.
Мисти вздыхает и…
Энджел говорит:
– Пятьдесят тысяч долларов.
Мисти смотрит в пол.
– Почему? – говорит Энджел. – Почему у меня такое чувство, что вы откажетесь их продать и за миллион?
Потому что картинки не закончены. Они несовершенны. Людям нельзя на них смотреть, еще нельзя. А некоторые картинки даже не начаты. Мисти не может их продать, ибо они нужны ей как эскизы для чего-то большего. Картинки – части целого, которое ей самой еще не ясно. Они – подсказки.
Кто знает, почему мы делаем то, что делаем?
Мисти говорит:
– Почему вы предлагаете мне такую кучу денег? Это что, какая-то проверка?
И Энджел расстегивает «молнию» кофра и говорит:
– Я хочу вам кое-что показать.
Он вынимает оттуда какие-то сияющие приспособления из металла. Одно представляет собой два острых стерженька, соединенных кончиками в виде буквы «V». Второе – полукруг, точь-в-точь как буква «D», вдоль прямой стороны размечены дюймы.
Энджел прикладывает «D» к наброску дома фермера и говорит:
– Все ваши прямые – абсолютно прямые.
Он кладет «D» плашмя на акварель с коттеджем; все линии идеальны.
– Это транспортир, – говорит он. – С его помощью можно измерять углы.
Энджел прикладывает транспортир к одной картинке за другой и говорит:
– Все ваши углы идеальны. Ровно девяносто градусов. Ровно сорок пять.
Он говорит:
– Я заметил это еще на рисунке с креслом.
Он берет в руки V-образный инструмент и говорит:
– Это циркуль. С его помощью чертят идеальные круги и кривые.
Он втыкает острую ножку циркуля в центр наброска, сделанного углем. Вращает циркуль и говорит:
– Все круги идеальны. Каждый подсолнух, каждая купальня для птиц. Все изгибы абсолютно правильны.
Энджел тычет пальцем в картины, разложенные на зеленом диване, и говорит:
– Вы рисуете идеальные фигуры. Это невозможно.
Для протокола: погода сегодня становится жутко, жутко некомфортной. Прямо сейчас.
Единственный человек, который не требует, чтобы Мисти стала великой художницей, заявляет ей, что это невозможно. Когда твой единственный друг говорит, что ты просто не можешь быть великой художницей, одаренной от природы, изощренной художницей, проглоти пилюлю.
Мисти
– Послушайте, мы с мужем оба ходили в художественный колледж.
Она говорит:
– Нас научили рисовать.
И Энджел спрашивает: она что, калькировала фотографию? Использовала проекционный фонарь? Камеру обскура?
Послание от Констанс Бёртон: «Ты можешь сделать то же самое, используя свой разум».
И Энджел достает из кофра маркер и вручает его Мисти, говоря:
– Возьмите-ка.
Он тычет пальцем в стену, говоря:
– Вот прямо тут, нарисуйте мне круг диаметром четыре дюйма.
Мисти, не глядя, рисует маркером круг.
И Энджел прикладывает прямую сторону транспортира – ту, на которой дюймы, – к центру окружности. Четыре дюйма. Он говорит:
– Нарисуйте мне угол тридцать семь градусов.
Вжик-вжик – Мисти рисует на стене две пересекающиеся линии.
Энджел прикладывает транспортир, и угол оказывается ровнехонько тридцать семь градусов.
Он просит нарисовать круг диаметром семь дюймов. Шестидюймовый отрезок. Идеальную букву «S». Равносторонний треугольник. Квадрат. И Мисти мгновенно рисует их.
Согласно показаниям линейки, циркуля и транспортира, все нарисовано абсолютно точно.
– Теперь понятно, о чем я толкую? – говорит Энджел.
Едва не тыча острой ножкой циркуля в лицо Мисти, он говорит:
– Что-то случилось. Сначала что-то случилось с Питером, а теперь и с вами.
Просто для протокола: похоже, она нравилась Энджелу Делапорте в миллион раз больше, когда была толстой дурой ебучей. Служанкой при гостинице «Уэйтенси». Занудой, которая покорно выслушивает лекции о графологии и Станиславском. Сперва она была ученицей Питера. Теперь она ученица Энджела.
Мисти говорит:
– Мне одно понятно: вы не можете допустить даже мысль о том, что я, возможно, от природы талантлива.
И Энджел подпрыгивает от неожиданности. Он смотрит на Мисти исподлобья, брови удивленно выгнуты.
Как будто только что услышал голос трупа.
Энджел говорит:
– Мисти Уилмот, вы сами поняли, что сказали?
Он потрясает циркулем, целясь в нее, и говорит:
– Это не просто «дар».
Он тычет пальцем в идеальные круги и углы на стене и говорит:
– Полиция должна увидеть это.
Запихивая картины с эскизами обратно в этюдник, Мисти говорит:
– Что за бред?
Застегивая «молнию» этюдника, Мисти говорит:
– Типа меня арестуют за то, что я слишком хороший художник?
Энджел хватает фотоаппарат и вжикает пленкой. Прикрепляет «вспышку». Глядя на Мисти сквозь видоискатель, говорит:
– Нам нужны доказательства.
Энджел говорит:
– Нарисуйте мне шестиугольник. Нарисуйте пентаграмму. Нарисуйте совершенную спираль.