Дневники: 1931–1935
Шрифт:
Кстати, на Эгине мне еще привиделось, что в нашей жизни наступит новый период и мы будем каждый год приезжать сюда с палаткой, подальше от цивилизации и Англии, чтобы смыть с себя всякую респектабельность, формальность и скованность Лондона, славу и богатство, а назад будем возвращаться беспечными гуляками, живущими на хлебе, масле и яйцах, прямо как на Крите. Это в какой-то степени искренний порыв, думала я, спускаясь с холма пружинистой походкой; Лондона мне мало, да и Сассекса тоже. Хочется загорать на солнышке и возвращаться к этим разговорчивым дружелюбным людям, просто жить и общаться, а не только читать и писать. Потом я подняла голову, увидела горы по ту сторону залива, в форме ножей, разноцветные, и бескрайнюю морскую гладь и почувствовала, будто ножом поскребли во мне какой-то заскорузлый орган, ибо я не могла найти ни одного недостатка в это живой бодрящей красоте, насыщенной цветом, не холодной, совершенно свободной от пошлости и все же, по меркам человеческой жизни, старомодной; повсюду дикие цветы, которые можно встретить и в английских садах, а еще крестьяне – приятные люди в поношенной, выцветшей на солнце, искусно выкрашенной и все же грубоватой одежде. Между человеком и местом возникает та же привязанность, как и между людьми. Я думаю, что, будучи старухой, могла бы полюбить Грецию так же, как когда-то в детстве любила Корнуолл.
По той причине, что мы еще вернемся, а Л. зовет ужинать, да и к перу прилип волосок, я не буду больше переживать по поводу окончания поездки, а закончу словами «пора собираться и хватит болтать».
Последний вечер еще не закончился, Л. играет в шахматы с Роджером, а я лежала на кровати с книгой о Лоуренсе, но была в каком-то ступоре и не могла читать, задремала, а теперь проснулась и хочу попытаться запечатлеть последние минуты, если успею, так как скоро придет Л. Греки, которые не садятся за стол раньше девяти, сейчас как раз ужинают, то есть болтают, улюлюкают, разъезжают по улицам. Я их слышу, хотя
Чудесная ясная ночь. То и дело доносятся обрывки фраз. Верхняя половина здания трупного цвета. Теперь звучит громкоговоритель, который выдает несколько звуков и замолкает. Все дребезжит и дергается, будто старая разваливающая телега.
Дни в Афинах будут становиться жарче – постояльцы «Costis» ужинают чуть ли не на тротуаре, – а ночи шумнее и веселее. Забыла написать о вчерашней поездке к Парфенону, который весь сияет; продолговатый участок голубого неба, ограниченный белыми колоннами; солидное строение; полоска тени у Эрехтейона 479 , где мы сидели. К нам подошел болтливый добродушный голубоглазый человек и попросил взглянуть на трость Л. (с кольцами, купленную в Спарте). Он взял ее в руки, и мы сказали, что она греческая, но мужчина возразил. «Это банановый тростник из Канады – в Греции такого нет». После этого он стал рассказывать о греческих крестьянах. «Слезы наворачиваются, когда видишь, как они живут, – сказал он. – Работают с утра до ночи, а едят только черных хлеб, настолько твердый, что его не нарежешь (пытался показать жестами), и, быть может, немного сыра, который в основном на экспорт, зато вина очень много. И все из-за войны. После нее все пошло наперекосяк. Раньше фунт стерлингов был стабилен, равно как и драхма. Теперь курсы валют то растут, то падают. Сколько стоит килограмм сахара в Англии? Килограмм – это три фунта [2,2], так вот, в Греции он дешевле. Правительство держит цены на него, но все заграничное, одежда и обувь, стоят дорого. А муку мы почти не производим». Все это на вымученном французском, а молодой француз-офицер, сидящий рядом с нами, его жена и сестра читали путеводитель. В бухте стоял французский боевой корабль, а еще итальянский; вот-вот приплывут и англичане; моряки будут расхаживать по городу и хвастаться, что они видели Грецию. И действительно, скоро появился гид, который вел за собой французских моряков. «Только французские моряки знают названия фронтонов и колонн», – сказал Роджер, вечно влюбленный во французов. Мол, они лучше готовят то или делают это. «Французский президент 480 нынче убит русским эмигрантом 481 ». М. навострила уши, сочувствуя и разумно размышляя о том, как это отразится на политике. Мы все вместе поехали на холм, который водитель назвал Филопаппосом 482 , но он был обнесен проволокой, так что мы повернули назад и отправились в театр [Диониса] с его изогнутыми мраморными сиденьями, на каждом из которых вырезано имя жреца – похоже на то, как приклеивают карточки с именами на места в театре Ковент-Гарден. Одно место, с лапами льва, предназначалось для жреца Диониса и было украшено резьбой в виде скачущих козлов и виноградных лоз. На это место сел Л., и мы сказали, что здесь, должно быть, сидели Софокл 483 , Еврипид 484 и Аристофан 485 … Как бы то ни было, они видели те же холмы, что и мы. За две тысячи лет появилось, конечно, несколько хлипких обшарпанных домиков, но вид они не испортили, – в округе не построено ничего прочного, огромного или долговечного. Нищета, войны и беды не тронули архитектурные сокровища Греции. Хотелось бы, конечно, чтобы о них заботились лучше. Сегодня днем греческие оборванцы швыряли камни в полуразрушенную мраморную арку, ломая ее дальше, так что через несколько лет она безвозвратно исчезнет. То же касается и могил, заросших крапивой, грязных, неухоженных, хотя греки своими руками строили гробницы; нет, страна слишком истощена, чтобы защищать свое наследие, – наверняка именно этим оправдывают лорда Элгина 486 , укравшего статуи из Парфенона и колонны из гробницы Агамемнона в Микенах.
479
Памятник древнегреческой архитектуры, один из главных храмов древних Афин, расположенный на Акрополе к северу от Парфенона.
480
Жозеф Атаназ Поль Думер (1857–1932) – французский государственный деятель периода Третьей республики, 14-й президент Франции (1931–1932). Он был убит 7 мая.
481
Павел Тимофеевич Горгулов (1895–1932) – русский эмигрант, литератор (автор стихов и прозы), одинокий пропагандист националистических теорий, убийца президента Поля Думера. Осужден за убийство французским судом и казнен.
482
Холм Филопаппа – поросший соснами и оливами холм высотой 147 м к юго-западу от афинского Акрополя.
483
Софокл (около 496–406 до н.э.) – афинский драматург, трагик.
484
Еврипид (около 485–406 до н.э.) – древнегреческий драматург, крупнейший (наряду с Эсхилом и Софоклом) представитель классической афинской трагедии.
485
Аристофан (около 446–386 до н.э.) – древнегреческий комедиограф.
486
Томас Брюс, 7-й граф Элгин и 11-й граф Кинкардин (1766–1841) – британский дипломат шотландского происхождения, который вывез из турецкой Греции в Великобританию исключительное по культурному значению собрание древнегреческого искусства, ныне известное как «мраморы Элгина». Его большая коллекция скульптур, главным образом из Парфенона, включая две колонны из зеленого мрамора из гробницы Атрея в Микенах, была отправлена в Англию и в 1816 году куплена для страны за ?35 000; сейчас «мраморы Элгина» хранятся в Британском музее.
Л. все еще играет в шахматы, а уже почти полночь. Но Афины не проявляют никаких признаков сна, так что мне не на что жаловаться. Трамваи издают воющий свист. Завтра в это время мы уже будем в Салониках; я буду опираться на свою трость, а Л. на свою, и так трое суток, пока мы не доберемся до Родмелла и не заснем в наших мягких постелях прохладной майской ночью в Англии…
10 мая, вторник.
Только самый закоренелый писака будет пытаться писать в Восточном экспрессе, ибо письма постоянно вылетают у меня из рук, так что успех не гарантирован. И вот на часах 22:30, мы проезжаем Югославию, куда более подневольную страну, чем Греция, которую мы в последний раз видели вчера вечером; пересекаем страшное каменное ущелье по жуткому мосту и с содроганием смотрим вниз из окна; садимся ужинать, Венера сходится с Луной, а электрические огни вагона-ресторана высвечивают хижину пастухов и двух людей в длинных пальто. Любопытные контрасты! Наш достаток и цивилизация соприкасаются с нуждой, нищетой, запустением, пастухами, овцами, одинокими реками, извивающимися среди скал. Мы, как обычно, ели ужин из дымчато-серого фарфора. В вагоне есть жених и невеста. В салоне на вокзале собрались все их друзья, пришедшие с коробками шоколада. Она сказала по-английски: «Копаясь в своих вещах, я нашла этот ремень», – и отдала его молодому человеку с коробкой конфет. Еще несколько английских фраз, интимных, игривых, кокетливых, а затем опять греческий лепет. Непонятный язык всегда кажется безударным, шипящим, мягким, волнистым, неподдающимся описанию. Прошлая ночь прошла плохо. Жара. Нас будили. В Салониках (01:30) заходили спросить о деньгах. Нам посоветовали спрятать все, кроме шестисот драхм, но где? «В электрическом плафоне», – ответили нам. Неосуществимая идея, поэтому мы все распихали по карманам и конвертам. В Югославии – та же проблема. В итоге нас будили несколько раз. Мы проснулись, умылись, смотрим на горы. Вот только время перевели назад, и нам пришлось два часа ждать кофе. Теперь буду читать Руссо 487 .
487
Жан-Жак Руссо (1712–1778) – франко-швейцарский философ, писатель и мыслитель эпохи Просвещения.
11 мая, среда.
Очередная героическая попытка писать пером и чернилами, а еще я устала читать Руссо; сейчас 18:00, и нам только что сказали, что завтра к этому времени мы уже будем
488
Область на севере Италии.
15 мая, воскресенье.
И вот сегодня, в Пятидесятницу, мы, наконец, в Монкс-хаусе, и Греция постепенно забывается; всего на мгновение Англия и Греция оказались бок о бок, и каждая из них оживилась благодаря другой. Когда мы высадились, английский берег показался мне длинным, низким и пустым. Я восхитилась необыкновенной английской зеленью с примесью чего-то серебристого, а Л. сказал, что земля выглядит необожженной, ей недостает красного цвета, и линии холмов такие пологие. Теперь наша дорога кажется садовой тропинкой. Все дело в Греции, до сих пор стоящей перед глазами, но сейчас ее чары ослабевают, а мой разум уже усердно работает (непроизвольно), упорядочивая, редактируя, подсвечивая и затеняя, пока не выдаст, не спросив разрешения, образы Эгины, Афин, Акрополя с раскаленными колоннами, холмов с пастбищами в Дельфах – нет, процесс еще не завершен, чтобы я видела цельные образы. Сплетни в Чарльстоне вчера вечером еще больше затмили Грецию. Моя голова успокоилась, а тело быстро привыкло к креслам, мягким кроватям, английскому мясу и джему.
[Конец путевого дневника]
Вулфы вернулись на машине из Монкс-хауса на Тависток-сквер днем в Пятидесятницу, 15 мая.
17 мая, вторник.
Как правильно воспринимать критику? Что мне чувствовать и говорить, когда мисс Б. 489 в своей статье в «Scrutiny 490 » нападает на меня? Она молода, из Кембриджа, пылкая. Говорит, что я плохая писательница. Теперь мне кажется, что надо отметить суть сказанного – того, с чем я не согласна, – а затем воспользоваться небольшим количеством энергии, которую дает противостояние, и подстегнуть себя к решимости. Наверное, моя репутация теперь и правда запятнана. Надо мной будут смеяться, показывать пальцем. Как же мне тогда относиться к этому? Арнольд Беннетт и Уэллс, очевидно, неправильно воспринимали критику молодых рецензентов. Надо не возмущаться, но и не терпеть, не подставлять по-христиански вторую щеку и не быть покорной. Конечно, с моей странной смесью опрометчивости и скромности (грубо говоря) я очень быстро оправляюсь от похвалы и порицания. Но я хочу знать, как ко мне относятся. Самое главное – не слишком много думать о себе. Честно разобраться, в чем тебя обвиняют, но не суетиться и не волноваться. Ни в коем случае не впадать в другую крайность – зацикливаться на этом. И вот заноза вынута – быть может, слишком легко, – но тут меня еще и прервал Джон [Леманн].
489
Мюриэль Клара Брэдбрук (1909–1993) – британская писательница, литературовед, профессор английского языка в Кембридже. В своей статье «Заметки о стиле миссис Вулф» в майском выпуске «Scrutiny» 1932 года мисс Брэдбрук делает следующий вывод: «Требовать от миссис Вулф “мышления”, конечно, не стоит, но сознательное отречение от него и этакая дымовая завеса женского обаяния, безусловно заслуживают порицания».
490
Ежеквартальный литературный журнал, выходивший с 1932 по 1953 г.
19 мая, четверг.
Джон прервал меня с какой-то целью. Весь прошлый вечер Несса приводила доводы в его пользу и против капризов Леонарда с его тяжелой работой и низкой зарплатой. А сегодня вечером нам предстоит обсудить с ним его «чувства» – я не особенно переживаю, учитывая, сколько времени мы уже потратили 491 . Завтра с нами обедает Хильда Мэтисон, чтобы… Боже, издательство, издательство – сколько же времени оно отнимает.
491
Об отношениях Джона Леманна с издательством «Hogarth Press» можно прочесть в его книге (1978) «Брошенный Вулфам» и далее в тексте дневника.
23 мая, понедельник.
Вот небольшая сценка, которую я хочу записать, ибо мне наскучило переделывать Диккенса 492 .
Вчера мы ехали домой [из Ричмонда]. Когда мы подъехали к мосту Мортлейк, я увидела в реке несколько голов и подумала, что купаются мальчишки, но мне это показалось странным – зачем купаться в воскресенье под мостом?! Потом я увидела перевернутую на бок лодку, потом толпу и, сложив два плюс два, поняла, что эта безмолвная сцена означает несчастный случай. Мы остановились, вышли и увидели трех-четырех человек, очень медленно плывших в одежде в нескольких ярдах от берега. Затем послышались звуки не то пыхтения, не то всхлипывания. Никто не двигался. Никто не был взволнован, активен или весел. Одна растрепанная женщина с красным лицом лежала на спине. Мужчина тянул и подталкивал ее. Наконец они коснулись суши, и светлоглазый пожилой мужчина вскарабкался на крутой берег, быстро побежал, мокрый насквозь, в черных брюках, прилипших к ногам, к парапету, где он оставил шляпу и пальто. Это было жуткое безмолвное зрелище – героическое спасение. Люди среднего класса в воскресных нарядах погружались в холодную воду. Я думала об образе чуда, о плывущих в одежде людях – в этом был оттенок гротеска; ни ужаса, ни величия. Лодка лежала на боку и держалась на воде как бревно.
492
Чарльз Джон Хаффем Диккенс (1812–1870) – английский писатель, стенограф, репортер; классик мировой литературы, один из крупнейших прозаиков XIX века. В итоге ВВ не включила в ВВ-ОЧ-II переделанную версию своего эссе «Дэвид Копперфильд», первоначально опубликованного в «Nation» от 25 августа 1925 года.
Вернулись домой; Хильда согласна [работать в «Hogarth Press»], и поэтому Джон возобновляет свою просьбу. Странная смесь эмоциональности и хваткости – он то твердый, как гвоздь, то нервный.
25 мая, среда.
Я «закончила» «Копперфильда» и спрашиваю себя, не заняться ли мне чем-то более приятным? Неужели я не могу расправить крылья, зафиксироваться и стать разумным живым существом! Боже, какое страдание! У меня же потрясающие способности к сильным чувствам, но теперь, после нашего возвращения, я свернулась в клубок; не могу поймать ритм, заставить вещи танцевать; чувствую себя ужасно отстраненной; вижу молодость; ощущаю старость; нет, не могу выразить; думаю, сколько это может продолжаться, год или двадцать лет. Но ведь люди как-то живут, а я даже представить себе не могу, что творится у них в душе, за масками. С виду все прочно; я – лишь тело, принимающее удары один за другим; ужас перед дряхлыми лицами на вчерашней выставке цветов [в Челси]; бессмысленность всего сущего; ненависть к собственной безмозглости и нерешительности; старое ощущение бесцельного бега в колесе. Смерть Литтона, смерть Кэррингтон, желание поговорить с ним – все это оборвалось, исчезло. Идиотское письмо Эдди 493 ; сварливость и эгоизм Эдди и Джона; суровость и соревновательность жизни; отсутствие пространства, которое можно было бы расширить и сказать «время остановись, постой!» 494 ; доброта и твердость Л.; огромная ответственность, которая лежит на нем. Что делать с издательством, с Хильдой, с Джоном; женщины; моя книга о профессиях; напишу ли я еще один роман; презрение к недостатку интеллектуальных способностей; бездумное чтение Уэллса; дети Нессы; общество; покупка одежды; Родмелл испорчен; вся Англия испорчена; ужас по ночам от того, что во Вселенной вообще все не так; опять одежда; как же я ненавижу Бонд-стрит и трату денег на одежду; хуже всего эта раздробленность и непродуктивность. Глаза болят, рука дрожит.
493
ВВ столкнулась с Эдди Сэквилл-Уэстом на вечеринке Адриана Стивена 19 мая. Ее ответ на его «идиотское» и, позже, примирительное письмо см. ВВ-П-V, № 2591 и № 2598.
494
«Жизнь, остановись, постой!» – слова миссис Рэмзи (см. «На маяк», ч. III, глава 3).