До особого распоряжения

Пармузин Борис

Сыпались осколки от треснувших организаций «Милли Иттихад» - «Военного союза борьбы против

большевиков» и других. А неутомимый муфтий метался по «святой Бухаре» - подбадривал, призывал,

благословлял сынов ислама. Но в эмирате все уже думали о спасении собственной шкуры.

Муфтий никогда не считал монеты. Он тратил деньги небрежно.

– Все возвратится, - говорил он.

25

Муфтий мог ходить в одном и том же халате несколько месяцев, запивать сухую лепешку

жидким

чаем, но, сжимая костлявые кулачки, ждать своего часа.

Садретдин-хан пытался обратиться с письменной просьбой к «высокому Британскому

представительству в городе Кульдже». У муфтия был и другой экземпляр - на имя «высокого

представительства Японского правительства в Кульдже».

Под этими адресами стоял текст, обращения:

«После роспуска Кокандского правительства власть и его войска находятся в руках комитета

«Национального объединения», который до сего времени со всей решительностью и упорством ведет

войну против Советской власти. Бухарское и Хивинское ханства в настоящее время переживают тяжелые

дни и находятся в состоянии разорения. Комитет «Национального объединения» в Бухаре, Хиве и

Туркестане обращается к правительству с просьбой взять под защиту народы Туркестана, находящиеся

под гнетом иноверцев... Просим оказать нам помощь и поддержку всеми силами и необходимым

оружием. Предъявители сего наделяются широкими правами для ведения переговоров по этому

вопросу...»

Муфтий действовал масштабно, авторитетно. Сам выдумал правительство Туркестана, от имени

народов Средней Азии стал бить поклоны и сам поехал вручать эту просьбу...

Он был арестован чекистами. «Обращения» послужили серьезной уликой. Но муфтий успел до

вынесения приговора бежать. На конвоиров напали националисты, швырнули им насвай - жевательный

табак в глаза.

Муфтий имел друзей. Ему помогли перебраться в Бухару. Он приветствовал приход каравана с

оружием, который привел Бейли.

Оружие англичан не помогло. И снова бегство. Теперь уже за рубеж. Одна восточная газета назвала

муфтия «видным представителем Туркестана». Номер датирован 6 марта 1923 года.

Устроившись в городе мечетей, базаров, караван-сараев, в городе беженцев из Средней Азии и

Закавказья, муфтий принялся за работу. Он видел, что среди эмигрантов - не только курбаши и баи. Есть

немало обманутых бедняков. Значит, нужно их восстанавливать против Советов.

В мечети суннитов, расположенной в тихом квартале, стали появляться даже европейцы. Муфтий не

терял дружбы с белогвардейскими офицерами и английскими дипломатами.

С тех пор как на склонах Гелен-Тепе недалеко от

Балджуана отряд Энвер-паши был в августе 1922

года разбит, муфтий с большой надеждой стал поглядывать не на турецких друзей, а на Европу.

Англичане не были для муфтия нетерпимыми иноверцами. Они обещали деньги и оружие. Но и

англичане, и японцы требовали услуг. К этим «услугам» были одинаково готовы и Садретдин-хан и

Мустафа Чокаев.

Чокаев в то время жил в Париже. Он носился со своей бредовой идеей - создания государства

Великого Турана. Штаб-квартира Чокаева носила громкое название - «Туркестан». Отсюда ползли по

странам Европы и Азии инструкции, рекомендательные письма, указания.

В Берлине устроились другие националисты: Тахир Шакири Чигатай и Абдулла Вахаб Уктай. Они

издавали брошюры и журнал «Ёш Туркестан».

Своего рода отделения «Милли истиклял» были в Индии, Афганистане, Турции, Иране. Их

возглавляли фанатичные люди.

Однако наиболее опасной фигурой из всех был все-таки муфтий Садретдин-хан. Опытный интриган и

авантюрист задался целью объединить силы туркестанских националистов, поставить их на службу

империалистическим разведкам, создать вражеский очаг на восточных границах СССР.

Муфтий действовал, не гнушаясь никакими средствами. Шла вербовка и подготовка шпионов,

диверсантов, террористов.

Советская разведка вынуждена была принять меры. Следовало обезвредить муфтия Садретдин-хана,

внести раскол в ряды руководителей эмиграции.

Это задание было поручено выполнять и мне.

Впереди ждал опытный враг.

А у меня за спиной было двадцать четыре года жизни.

ДЛИННАЯ ДОРОГА

Туркменский аул засыпал рано. Люди завершали день долгожданной вечерней молитвой и спокойно

расходились по домам. В этом мире их ничего уже не тревожило.

На рассвете из-за дувалов тянулись струи дыма, слышались хрипловатые голоса. После скромного

завтрака мужчины, а с ними и мальчишки отправлялись по делам. А дела у жителей аула нехитрые. Они,

как их деды и прадеды, пасли скот, клочок за клочком отвоевывали у пустыни землю, сеяли хлопок,

растили дыни.

Счастье, что здесь было немного воды.

В нескольких километрах от аула находилась большая железнодорожная станция, почти город. Были

тут и лавки, в которых хозяйничали равнодушные на вид, но хитроватые чужие купцы - русские,

азербайджанцы, армяне. Они, пожалуй, тоже здесь жили целую вечность.

Были мельницы, один хлопкоочистительный заводик, гостиница с непонятным названием «Лондон»...