До седьмого колена

Воронин Андрей Николаевич

Она выкурила сигарету до самого фильтра – еще одна привычка, от которой Косолапый готов был лезть на стену, – закурила следующую, и тут дверь милицейского отделения открылась, и на крыльце появился арестованный в сопровождении двоих милиционеров и еще какого-то человека в штатском – сравнительно молодого, сухопарого, бритого наголо и с тем особым, невыносимо значительным и вместе с тем глупым выражением лица, которое свойственно мелким чиновникам при исполнении ими своих непосредственных служебных обязанностей, особенно если обязанности эти дают им хоть какую-то, пусть мизерную, власть над другими людьми.

Марина торопливо включила двигатель. Тот завелся с явной неохотой, но все-таки завелся, рыкнул и ровно застучал, наполняя салон неприятной вибрацией. Марина поправила на переносице

темные очки, наблюдая за тем, как арестованного усаживают в серую «Волгу». Это напоминало какой-то ритуал: из машины вышли двое в штатском, один из них открыл перед арестованным заднюю дверь, и, когда тот начал садиться, зачем-то пригнул ему голову, как будто боялся, что тот ею ударится. Затем один из этих двоих сел за руль, второй устроился на заднем сиденье рядом с арестованным, а третий – тот самый, бритый наголо и со значительным лицом – уселся рядом с водителем. «Волга» завелась, задним ходом выбралась со стоянки и, пофыркивая глушителем, прокатилась мимо Марины. С огромным трудом преодолев искушение сделать все, что задумала, прямо сейчас, Марина тронула микроавтобус с места, вырулила на перпендикулярную улицу и двинулась следом за «Волгой», которая, к счастью, ехала с весьма умеренной скоростью. «Волга» повернула налево, Марина повторила ее маневр; что-то мешало ей, и она не сразу поняла, что все еще держит в зубах дымящийся окурок. Отлепив от губ, она небрежно выкинула испачканный губной помадой бычок в окно, чего никогда прежде не делала; начиналась новая жизнь, и Марина Медведева чувствовала, что настало время менять привычки и избавляться от всего лишнего.

– Вот именно – избавляться от лишнего! – громко сказала она, после чего, удерживая руль правой рукой, левой одну за другой вынула из ушей бриллиантовые серьги и широким взмахом отправила их через плечо вслед за окурком в окошко.

Одышливое рычание изношенного дизельного двигателя заглушило стук двух оправленных в золото камешков об асфальт; подумав всего секунду, Марина сняла и выбросила обручальное кольцо. Ее кольнула неприятная мысль, что она ведет себя как богатая избалованная сучка, выбрасывая за окно деньги, которых нормальной российской семье хватило бы, самое малое, на месяц. «Ну и ладно, – подумала она. – Если нормальной российской семье надо, пускай подберет. Пользуйтесь, дорогие россияне, мне для соотечественников дерьма не жалко!»

Она посмотрела в зеркало заднего вида. Отделение милиции давно осталось позади, скрывшись за поворотом, и никаких милицейских машин, кроме серой «Волги», поблизости не наблюдалось. Ей показалось странным, что человека, арестовывать которого ездило целое отделение ОМОНа, везут на Петровку в обычной машине и без сопровождения. Впрочем, милицейских порядков она не знала, поскольку никогда не имела дел с милицией и даже не любила смотреть фильмы на эту тему. Такое блаженное неведение могло дорого ей обойтись; подумав, Марина решила, что от этого никуда не денешься. Что поделаешь, если она такое тепличное растение! Не хочешь проблем – оставайся под стеклом, в золотой клетке, а коль уж тебя потянуло на свободу, будь готова к любым неожиданностям!

Вдруг ни с того ни с сего Марина ощутила странный душевный подъем. Страха не было с самого начала – прежняя жизнь не научила ее бояться чего бы то ни было, – а теперь окончательно пропало даже то неприятное волнение, которое она испытывала на протяжении последних двух недель. Все стало просто и ясно, запутанные, мрачные проблемы отодвинулись на второй план. В данный момент у нее было простое, конкретное дело, которое она задумала, спланировала и почти довела до конца одна, без посторонней помощи. План ее был дилетантским и слишком зависел от всевозможных случайностей, чтобы всерьез, без натяжек считаться настоящим планом. Однако до сих пор он работал, как будто сама судьба приняла в этой неравной схватке сторону Марины Медведевой и помогала ей, чем могла, подбрасывая именно те случайности, которые ее устраивали, и до поры придерживая те, которые были ей сейчас ни к чему.

Зеленый глаз светофора впереди замигал, готовясь смениться желтым. Водитель серой «Волги» увеличил скорость, но до перекрестка было еще чересчур далеко, чтобы успеть проскочить его на желтый. Марина

увидела, как вспыхнули тормозные огни милицейской машины; ее правая нога сама собой отпустила педаль газа и потянулась к тормозу, но Марина немедленно спохватилась и, вместо того чтобы плавно затормозить, резко утопила педаль акселератора.

Старый движок взвыл, как демон, которому прищемили хвост, и тяжелый микроавтобус с заметной неохотой увеличил скорость до семидесяти километров в час. В том, что она сейчас делала, было что-то противоестественное, наподобие прыжка с крыши или выстрела себе в голову из охотничьего ружья. Марина вдруг очень некстати вспомнила, что забыла пристегнуться ремнем безопасности, и изо всех сил уперлась обеими руками в руль.

Багажник серой «Волги» стремительно прыгнул ей навстречу; Марина успела разглядеть за покатым задним стеклом повернутые в ее сторону бледные пятна лиц, а в следующее мгновение раздался глухой удар, от которого все ее внутренности, казалось, подскочили к самому горлу, а потом медленно опустились на свои места. Серую «Волгу» с развороченным багажником выбросило почти на середину перекрестка. Послышался панический вой сигнала, дикий скрежет тормозных колодок, резкий шорох шин и еще один глухой металлический удар, когда быстро ехавший по перпендикулярной улице «Лексус», очень похожий на тот, что был у Кудиева, только не серебристый, а белый, врезался милицейской машине в правое переднее крыло. Зазвенело сыплющееся на асфальт стекло, сигналы заныли со всех сторон; ехавший за «Лексусом» потрепанный «Москвич» попытался избежать столкновения, но, увы, тщетно, и за вторым ударом последовал третий, оставивший на сверкающем багажнике дорогой иномарки огромную безобразную вмятину, форма которой в точности повторяла очертания передней части «Москвича».

«Ну вот, я это сделала», – подумала Марина, распахивая дверь микроавтобуса. Она схватила с соседнего сиденья сумочку, выскользнула из машины и пустилась бегом, не глядя по сторонам и не чувствуя под собой ног. В юности она довольно долго и успешно занималась легкой атлетикой, однако юность давно прошла, да и дорогие туфельки на низком каблучке, при всем своем изяществе и удобстве, были не самой подходящей обувью для спринтерского бега. Сворачивая в какой-то двор, Марина услышала позади раздраженный мужской крик: «Стой! Стой, дура, милиция! Стоять, я сказал!» Обернувшись на бегу, она увидела, что за ней гонится тот самый человек, что ехал на переднем сиденье «Волги» – бритоголовый, поджарый, спортивный, уже не с тупо-значительным, а с очень сердитым лицом. Он заметно прихрамывал, и на лбу у него багровел свежий кровоподтек, но бежал милиционер все равно намного быстрее Марины, и она поняла, что ее поймают не позднее чем через десять секунд.

На вытоптанной, голой земле напротив одного из подъездов стояла, странно напоминая пожилого аллигатора с разинутой пастью, древняя «Волга» с открытым капотом. Какой-то крупный мужчина в камуфляжных штанах, домашних шлепанцах и полосатой тельняшке без рукавов, наклонившись, копался в моторе. Марина резко свернула туда, ускользнув от уже готовой схватить ее за плечо руки преследователя.

– Помогите! – испуганным, задыхающимся голосом крикнула она. – Ради бога!

Мужчина вынырнул из-под капота и обернулся. У него было широкое лицо с обвисшими щеками и обтянутое испачканной маслом тельняшкой довольно солидное брюшко, но он был высок, плечист и явно очень силен. Кисти его рук были в масле, как в черных перчатках; в левой руке мужчина сжимал кусок грязной ветоши, а в правой – свечу зажигания. Мгновенно оценив ситуацию, он шагнул вперед, наперерез гнавшемуся за Мариной человеку.

– Мили... – попытался крикнуть тот, но опоздал: тяжелый, испачканный маслом кулак с зажатой в нем свечой зажигания от легендарной «двадцать первой» с завидной силой и точностью ударил его в левый глаз.

Майор Одинцов упал, как сбитая влет птица, подняв в воздух целое облако пыли.

– Подонки, – обращаясь к нему, сказал человек в тельняшке, – во что Москву превратили, мрази бритоголовые! Средь бела дня...

Через две минуты Марина Медведева уже ехала прочь от этого места в очень кстати подвернувшемся такси, тяжело дыша и гадая, сработал ее план или все это были напрасные хлопоты.