Добро пожаловать в Детройт
Шрифт:
«Да какое прыгнуть... Кажется, это заразно. Божечки, а ведь я так и не позвонил Мадонне, как обещал... А если это все?» — мысли о старой подруге, с которой он виделся последний раз чуть ли не несколько недель назад, подруге, которая практически заменила ему мать в те темные времена, когда он еще работал на улице и благодаря которой он выжил там, где выжить был не в силах, приходят так внезапно, что Пако застывает на месте, вдруг на миг потеряв интерес к происходящему и тупо смотря на кровавое месиво внизу.
Он не вспоминал о ней столько времени... Ну как «не вспоминал». Вспоминал, но все никак не находил
«Боже, какой же я...»
Додумать Пако не успевает, потому что в этот момент он вдруг глохнет, слепнет, а потом его что-то сносит и прижимает к полу, выбивая воздух из легких.
Полузадушенный вопль ужаса вырывается сам собой. Пако чувствует всем телом как трясется пол, как что-то рушится, падает рядом с ним и даже на него... На то, чем его накрыло. Мгновения тянутся, словно дешевая, влипшая в волосы жвачка, которую никак не удается вытащить, и вдруг все заканчивается. Тяжесть, навалившаяся сверху, пропадает. Мотылек понимает, что на него ничего не упало, его просто закрыли собственными телами от взрыва эти два совершенно чужих и непонятных ему человека.
«Почему?»
Все вокруг усыпано кусками бетона и блестящими в свете ламп осколками стекла. В голове такой звон, что кажется, будто весь мир сейчас пойдет трещинами, а из ушей польется кровь. Во рту противный вкус желчи и больше всего мотыльку хочется просто посидеть, тупо смотря на развороченный вход в ложу владельца клуба, но личный мучитель Пако вздергивает его за бронежилет, встряхивает и указывает пальцем на вход в ложу.
— Я туда, ты за мной, бегом!
Ему остается только кивнуть и, пошатываясь, двинуться следом за полицейским. У баррикад Пако замедляется, глядя на распростертые тела, но вдруг понимает, что практически ничего не чувствует. Словно он настолько устал ужасаться всему происходящему, что отвечающий за это кусочек мозга просто отключился. А еще вдруг его посещает мысль, что именно эти люди стреляли по ним. Именно они могли случайно, даже не зная о его, Пако, существовании, убить его. И вряд ли они испытали бы по этому поводу хотя бы капельку расстройства. Так почему его должна трогать их смерть?
За этими мыслями он ускорил шаг и внезапно запнувшись о чью-то руку чуть не свалился с лестницы вниз, но коп не дал этому случиться. Цепляя Пако за плечи бронежилета, он поддерживает его на миг, чтобы потом, развернувшись, с усилием швырнуть через обвалившийся до первого этажа пол прямо в vip-ложу.
«Я тебе что, метательный снаряд? Чертов коп...»
— Сиртаки у окна! Жив? — вспыхнувшее раздражение моментально гасится прозвучавшими в спину словами, и Пако, быстро-быстро перебираясь через обломки, оказывается возле покрытого трещинами панорамного окна, где за диваном лежит припорошенный пылью Мэтью Сиртаки.
Он в сознании, хотя явно с трудом удерживает себя в полусидячем положении, часть лица залита кровью, обильно текущей из раны на голове, а в руке у него невероятно красивый револьвер... Дуло которого направлено прямо на Пако.
Миг они смотрят друг другу в глаза: Пако, замерший от ужаса и не знающий, что делать, и Сиртаки, изучающий его пристальным взглядом, а потом владелец клуба усмехается и опускает револьвер. И сам тоже опускается на пол.
Пако подскакивает ближе, второй раз за день активируя медсканер, и в этот момент Сиртаки, перехватив револьвер за дуло, вдруг всовывает его мотыльку в ладонь.
— Заслужил, — говорит он и теряет сознание.
— Жив, — заторможено отвечает мотылек стоящему за пределами ложи копу. Одновременно с этим в разрушенное помещение влетает управляющий. Покрытый кровью чуть ли не с головы до ног, рукава у рубашки оторваны, жилетки нет вовсе, а детали рук, оказавшихся искусно сделанными протезами, прилегают неплотно и ритмично шевелятся, словно охлаждая механизм внутри.
— Помогите поместить его в крио-мешок, — Пако, сунув переданный ему револьвер за пояс, бросает взгляд на экран медсканера и понимает, что здесь сделать ничего больше не сможет. Внутреннее кровоизлияние в мозг — совсем не тот диагноз, с которым он мог бы совладать. — У него же есть страховка?
— «Соловцы» прибудут с минуты на минуту. Он выдержит?
— Должен, — расчистив руками пол рядом с бессознательным человеком, мотылек раскладывает крио-мешок и, прицепив к нему через личный порт медсканер, активирует микро-терминал, передавая туда данные о последнем сканируемом пациенте. Устройство тут же начинает нагнетать в многослойные стенки специальный состав, который пропитывает находящиеся там микрочастицы, заставляя их менять свое состояние. Крио-мешок раздувается, принимает форму ложа с высокими бортами, и Хизео аккуратно перекладывает туда владельца клуба. Пако фиксирует голову Сиртаки на боку тонкими ремнями и вставляет специальную распорку в рот.
Слышится звук подлетающего ави, мотылек краем уха цепляет хриплый, уставший голос копа, который просит гостей — «Так значит, гости выжили? Вторая хорошая новость! Массовые убийства клиентов клубу не пошли бы на пользу, а так и хозяин живой, и гости... Ну, наверное не все, но кто-то да живой? Не придется искать новое место работы...» — сохранять спокойствие, и в этот момент вдруг над клубом раздается резкий стрекот, набирающий громкость вой, а после все здание содрогается от мощного удара рухнувшего неподалеку ави.
Пако пытается закричать, но понимает, что не может издать ни звука! Голову словно сжимает раскаленным обручем, в глазах темнеет, и он на последнем волевом усилии нажимает кнопку консервации, отчего верх крио-мешка моментально затягивается, превращая его в герметичную капсулу.
Хизео что-то говорит, но Пако не понимает, беззвучно корчась от боли и сжимая голову руками. Резко становится еще темнее, что-то рядом шуршит, а потом его куда-то тащат, на что-то кладут... Шипение, щелчок и боль вдруг исчезает, оставляя после себя в кровь искусанные губы и странную пустоту в голове.
Пако лежит в полумраке, на полу какой-то совсем крошечной комнаты. Рядом, испуская легкое свечение, лежит крио-мешок, наполненный мутным синеватым газом. Возле, прямой и напряженный, стоит Хизео, уставившись взглядом в едва заметную дверь прямо перед собой.
— Не вмешивайся, ты недостаточно совершенна, — вдруг произносит управляющий на японском. Пако понимает, что он говорит это не ему. А еще понимает, что его нейролинк, настроенный на перевод любого не-английского языка, перезапускается сам по себе после какой-то ошибки.