Доброй ночи, мистер Холмс!
Шрифт:
– Очень умно с их стороны, – сосредоточенно промолвила Ирен. – Дьявольски умно.
Распрощавшись с королевой, мы направились в гости к Гортензии. Окна ее покоев выходили на юг. На залитые ярким солнцем толстые шпалеры обюссонской мануфактуры падали крестообразные тени от рам в сводчатых окнах. Несмотря на обилие света, в покоях царила атмосфера уныния и злобы. Полагаю, всему виной была их хозяйка, вечно украдкой бросавшая на меня и Ирен косые, завистливые, подозрительные взгляды, словно постоянно ожидая от нас какой-то каверзы. Да и не только от нас, а вообще от жизни.
– Матушка-королева сказала нам, что государю хуже, – тихим, сочувственным голосом проговорила Ирен.
Сидевшая и вышивавшая у окна Гортензия пнула лежавший у ее ног клубок шерстяных ниток, который отлетел в сторону и чуть не попал в толстого коротконогого песика. Песик встал и вперевалочку удалился. По всей видимости, он уже свыкся со вспышками гнева хозяйки.
– Доктора ничего не могут сделать, – пожаловалась она. – Я настаиваю на возвращении к прежнему простому режиму: отвары из трав и очистительные супы. Быть может, следует переехать в Мариенбад.
– А, вы о курорте, который чехи называют Марианске-Лазне, что рядом с лесом на границе с Германией? Грязевые ванны и минеральная вода… Что ж, отличная идея! Принцу Уэльскому там понравилось.
Бледные щеки Гортензии чуть порозовели от похвалы Ирен. Если бы герцогиня вдруг решила рекламировать отвары из трав, своим обликом демонстрируя их действенность, затея с треском провалилась бы.
– Скажите, мисс Адлер, вам помогли полоскания из лаванды и лакрицы, что я рекомендовала?
– Да, благодарю вас. После них я могу по многу часов заливаться соловьем. Вы сами ими пользовались?
Гортензия потянулась к корзине, извлекла из нее красное яблоко и впилась в него длинными выступающими желтыми зубами. Рядом стояла тарелка мейсенского фарфора с огрызками. На ее краешке возвышалась напоминавшая муравейник горка аккуратно сложенных семечек.
– Мисс Адлер, мне, в отличие от вас, не нужно горлом зарабатывать средства на пропитание. Сейчас, когда мой муж уехал в южные именья, мне даже не приходится повышать голос.
Ирен смеялась куда дольше, чем неловкая шутка герцогини того заслуживала. Тем временем Гортензия взяла платочек, смочила его в склянке с прозрачной жидкостью и принялась протирать им виски.
– От мигрени, – пояснила она, – эссенция ландыша в белом вине.
Я не сдержалась:
– Мне всегда казалось, что от белого вина голова заболит только сильнее.
Герцогиня вперила в меня неодобрительный взгляд.
– Это австрийское, – произнесла она таким тоном, словно этот факт автоматически избавлял вино от всех дурных качеств. Доев яблоко, женщина положила огрызок на блюдо, предварительно выковыряв все семечки, которые сдвинула к кучке на краю.
Когда мы, распрощавшись с герцогиней, снова оказались в коридоре, Ирен погрузилась в молчание, что, по большому счету, было ей несвойственно.
– О чем ты думаешь? – сглупив, спросила я.
– Как нам пробраться в покои Бертрана. Хочу посмотреть, как он втирает себе в плешь снадобье.
– Но ведь это же совершенно неуместно! Даже опасно! Я тебе запрещаю!
– В таком случае мне остается лишь подчиниться, – с деланой покорностью опустила глаза Ирен.
– Еще бы… Ирен, пойми, ты не у нас дома в Лондоне, а в пражском замке, и вести себя здесь надо соответствующе. Если тебя поймают за чем-нибудь неподобающим, твоим отношениям с принцем придет конец. Он консерватор и такого не потерпит.
– Думаешь?
– Знаю. Более того, я даже догадываюсь, что именно ты задумала. Если принц увидит тебя в мужском наряде – это будет конец. Он не простит тебя, даже если ты скажешь, что нарядилась таким образом, чтобы проникнуть в покои Бертрана.
– Разумеется, я не собираюсь наряжаться во фрак с иголочки, после чего идти в таком виде на штурм комнат Берти, – с нетерпением произнесла Ирен. – Если я не могу попасть к нему сама, значит, мне придется воспользоваться чужой парой ног. Например, его слуги.
На этом наш спор закончился. Два дня спустя я обнаружила Ирен в огромной, пропахшей плесенью библиотеке замка. Несмотря на неприятный запах, библиотека выглядела внушительно. Она располагалась в одной из башен, забитой до самого потолка книгами. По периметру вдоль стен тянулись балконы с коваными решетками, напоминавшие оборки на юбке или вечернем платье.
Ирен устроилась под железной винтовой лесенкой и листала маленькую, но при этом явно очень старую книжонку.
– Яборанди, – поприветствовала меня подруга с торжествующим видом.
– Что, прости? Ты со мной решила поговорить на чешском?
– Это не чешский. Слишком много гласных. Это название растения, отвар которого Бертран втирает в бильярдный шар, который считает своей головой. Впрочем, весьма вероятно, в голове у него имеются мозги, которые при этом прекрасно работают.
– Бертран? Мозги? Ирен, я совершенно тебя не понимаю.
– Яборанди, – повторила она. – Преданный, но при этом ничего не подозревающий камердинер Курт рассказал мне, что Берти для роста волос втирает себе в голову отвар из этого растения. Из этой книги – заметь, обнаруженной мной не где-нибудь, а в библиотеке замка, – я узнала, что это растение крайне ядовито. Оно содержит вещество под названием пилокарпин. Чудесное слово. Звучит как имя злодея из мелодрамы. «Прочь из моего дома, Пилокарпин!»
– Ядовито? – оставив без внимания шутку Ирен, я присела на железную ступеньку лестницы. Благодаря юбкам мне было совсем не жестко. – Но как же так? Ведь Бертран пользуется снадобьем каждый день.
– Он его не пьет, а мажет им голову, – для большей наглядности Ирен похлопала себя по макушке. – Отвар жидкий, и его легко влить в бульон, которым кормят больного. Заметь, и Гортензия, и Бертран хорошо разбираются в травах.
– А Вилли?
– Что… Вилли?
– Он же наследник. Какой другим толк от смерти короля?