Доброй ночи, мистер Холмс!
Шрифт:
– Ну что ж, по крайней мере, этот квартал носит имя библейского героя, – произнесла я скорее из желания приободрить себя, чем поговорить с подругой.
Ирен кинула на меня изумленный взгляд:
– Да нет же, название квартала не имеет ничего общего с Библией. Квартал Иосифа назван так в честь австрийского императора Франца Иосифа, который в самом начале своего правления дозволил иудеям селиться в любой части города. После этого евреи назвали в его честь свое бывшее гетто. Где тут логика – не понимаю. Политика, Нелл, штука куда более загадочная, чем магия.
Мы прошли
– Я так полагаю, что это могила бен Бецалеля, – кивнула Ирен на величественный монумент, вокруг которого сгрудились люди. – Может, нам имеет смысл оставить ему записку с загадкой, над которой мы сейчас бьемся?
– Давай тогда заодно спросим, где находится Бриллиантовый пояс, – съехидничала я. – Нет, Ирен, лучше в такие игры не играть. А вдруг он снова запустит этого ужасного Голема? Надеюсь, Дворжак так никогда и не напишет свою оперу. Кроме того, кто стал бы играть глиняное чудовище?
– Да любой из теноров, – быстро нашлась Ирен. – Как правило, в них живого веса столько, что хватит на троих человек. Впрочем, все они отличаются не столько ростом, сколько тучностью.
Мы все дальше углублялись в лабиринт мощенных булыжником переулков. Сумрак, окутывавший их, стал гуще, а я уже давно не понимала, в каком направлении мы движемся. Я пристально разглядывала все вывески, попадавшиеся мне на глаза, и наконец заметила именно то, что нужно.
– Вон, Ирен, посмотри туда! Видишь, вывеска, на которой нарисована рука, а над каждым пальцем – по цифре. Кажется, твоя гадалка именно там… хотя… может, это очередной трактир?
– Нелл, ты умница! – приблизившись к вывеске, Ирен нырнула в узкую мрачную подворотню. Оставаясь настороже, я проследовала за подругой. В ноздри проникали странные резкие запахи. Издалека до нас донесся чистый хрустальный звон, словно били часы. Ирен напоминала мне борзую, взявшую след. Я шепотом умоляла ее быть осторожней, дергала ее за рукав, но подруга не обращала на меня внимания. Ирен шла на звук и запах, а я следовала за ней.
Наконец мы очутились в некой комнате – по крайней мере, мне это место показалось комнатой. Стены были столь густо завешаны коврами, занавесками, платками, что с тем же успехом мы могли находиться и в пещере. Парафиновая лампа отбрасывала неверный свет на покрывавшие стены ткани, отчего восточные узоры на них казались червями, копошащимися в разрытой земле. Присмотревшись, я ахнула от ужаса – абажур лампы был сделан в виде человеческого черепа. Донесшийся до нас звон издавали покачивавшиеся подвески из красного хрусталя, прикрепленные к челюсти черепа.
– Англичанки? – донесся до нас из темного угла голос старухи, показавшийся мне древним, словно сама Пороховая башня.
– Американка и англичанка, – певуче ответила Ирен и, набравшись мужества, сделала шаг к жуткой лампе.
Я увидела, что лампа стоит на покрытом ковром столе, а вокруг него в кольце тусклого света расположились низенькие табуретки.
– Мы насыплем
Я изо всех сил дернула подругу за рукав.
– Моим рукам, – исправилась Ирен.
Куча сваленных у стены шалей неожиданно пришла в движение. К столу приблизилась согбенная фигура. Внезапный порыв воздуха привел хрустальные подвески в движение, и они громко зазвенели. Мне почудилось, что оскал черепа-абажура стал шире.
– Садитесь, – промолвила старая карга.
Я поспешно подчинилась. Ирен же опустилась на табурет на театральный манер, подчеркнуто медленно. Моя подруга выглядела столь же безупречно, сколь неухоженной была гадалка. Мне померещилось, что две подлинные королевы своего жанра, пусть из совершенно разных миров, неторопливо оценивают друг друга перед схваткой, битвой иллюзий.
Цыганка выставила вперед иссушенную временем ладонь, и подруга вложила в нее золотую монету. Мне почудилось, что, когда гадалка сомкнула на монете свои пальцы-когти, пламя в пустых глазницах абажура-черепа вспыхнуло ярче. Ирен, копируя жест цыганки, протянула ей свою ладонь. В дрожащем пламени лампы ее кожа казалась белой и гладкой, как гипс. Мне стало интересно: как можно прочесть будущее по такой руке?
Цыганка подалась вперед, и свет лампы упал на ее лицо, которое безжалостное время покрыло кружевной мантильей морщин. Несмотря на почтенный возраст, волосы гадалки, ниспадавшие ей на плечи, по-прежнему хранили цвет вороньего крыла.
– Вижу, – произнесла она, – вижу неожиданное опасное путешествие.
Начало показалось нам не особенно впечатляющим. Ирен скептически закатила глаза.
– Вижу высокого красивого аристократа. Он не терпит возражений и упорно добивается твоего расположения.
Ирен мне подмигнула.
– Вижу смерть. Насильственную смерть. Огромное богатство, целое состояние… но оно скрыто.
Ирен зевнула.
– Вижу, красавица, кучу бриллиантов у твоих ног, вижу королевство… и маленький черный ящик огромной ценности…
Ирен заерзала на табурете – у нее затекла спина.
– Вижу много сложностей и сердечных тревог, но я также вижу высокого привлекательного мужчину. Его имя начинается с буквы «Г».
Ирен свободной рукой подняла вуаль:
– Погляди внимательней, гадалка. Ты уверена, что «Г», а не «В»?
– «Г», – отрезала старуха. – Я говорю, что вижу, а не то, что ты хочешь заставить меня видеть.
– Ты говоришь мне то, что, на твой взгляд, я хочу услышать, – возразила Ирен.
– Нет, – твердо стояла на своем цыганка, – я говорю то, что вижу.
Вдруг меня осенила догадка. Подавшись вперед, я снова дернула подругу за рукав.
– Готтсрейх, – прошептала я. – У Вилли двойное имя – Вильгельм Готтсрейх.
Ирен изумленно подняла бровь:
– С чего гадалке вдруг жеманиться и называть второе имя Вилли? – Повернувшись к цыганке, Ирен внимательно на нее посмотрела: – Я пришла сюда не для того, чтобы мне гадали о будущем. У меня дела поважнее.
– Я торгую лишь будущим. Я не продаю приворотные зелья и снадобья, избавляющие от плода в утробе…