Доброй ночи, мистер Холмс!
Шрифт:
– Но король никогда не допустит, чтобы против члена семьи выдвинули обвинения. Ты же сама слышала, что он сказал.
Ирен подошла к столу и наполнила бокал. Теперь уже безапелляционным тоном заговорила она:
– Если выяснится, что покойного короля убил кто-то из его родных, я так прямо и заявлю об этом, и Вилли не сможет мне помешать. Однако я надеюсь, что это не так, сколь сильно Гортензия и Бертран не хотели бы от меня избавиться. Обвинять в убийстве будущую родню? Нет, у чудесной романтичной сказки должен быть совсем другой конец. А иначе все получится как в плохом водевиле.
Глава двадцать первая
Золотая печать
– Я отправляюсь в город, – объявила на следующий день ближе к полудню Ирен. – Ты со мной?
– Ну конечно. Только зачем ехать в город, когда преступление совершено здесь, в замке?
– Я хочу встретиться с докторами на нейтральной территории. Думаю, так они будут со мной гораздо откровеннее. Ты же должна понимать, что они боятся монаршего гнева, ведь им не удалось поставить правильный диагноз, пока король был жив. Потом я хочу повидаться с мистером Дворжаком…
– Ирен, мне очень нравится бывать в Национальном театре, но, может, нам сейчас не стоит попусту тратить время?
– А мы его и не будем попусту тратить.
– То есть ты считаешь, что встреча с Дворжаком и разговоры о музыке помогут тебе найти отравителя?
– Встреча с Дворжаком и разговоры о политике, – поправила Ирен, натягивая бледно-лиловые перчатки – как раз в тон рюшу на ее прогулочном платье. – Кроме того, я хочу посоветоваться с одной старой цыганкой. К ней меня, собственно, должен направить Дворжак. Именно от нее и ей подобных он почерпнул столько народных песен.
– Цыганка? Ирен, во имя всего святого, зачем тебе цыганка?
– Ну как же? Я хочу, чтобы мне погадали. – Ирен кинула на меня косой взгляд из-под лиловой вуали: – Все будущие невесты очень суеверны.
Сев в замке в экипаж, мы спустились вниз по склону холма, углубившись в густой лес остроконечных черепичных крыш Праги.
Врачи проживали в очаровательном старинном доме, под окнами которого росли в горшках анютины глазки. У обоих докторов были длинные немецкие фамилии, которые я не могла ни запомнить, ни повторить. При этом у меня накрепко засело в памяти, что у одно фамилия начиналась на «Ш», а у другого на «Д», поэтому Ирен посоветовала мне обозвать их у себя в дневнике Штурмом и Дрангом. Почему именно так – теряюсь в догадках [37] . В приемной было полно народу, однако Ирен написала на своей визитке несколько слов и вручила ее служанке. Через несколько мгновений к нам вышла экономка, которая провела нас в смотровую. Там уже ждали оба эскулапа.
37
Sturm und Drang (нем.) – «Буря и натиск» – литературное движение конца XVIII века в Германии.
– Яборанди, мисс Адлер? – переспросил доктор Штурм, низенький толстячок с клиновидной бородкой и торчащими напомаженными усиками, кончики которых были тонкими, словно мышиные хвостики.
– Яблочные семечки? – изогнул брови доктор Дранг, длинный худой гладковыбритый господин.
– Итак, джентльмены, вам удалось обнаружить какой-нибудь из этих двух ядов?
Врачи синхронно потерли ладони и переглянулись. Первым заговорил доктор Штурм:
– Подобный вид яда выявить очень непросто. Особенно постфактум.
– Да, мы подозреваем отравление, – энергично кивнул доктор Дранг. – Мы даже успели исключить самые известные яды – мышьяк, цианид, белладонну.
– Кроме того, прошу меня, сударыни, простить за прямоту, мы изучили содержимое желудка государя и не нашли ничего подозрительного, – промолвил доктор Штурм.
– Что, даже яблочного чая? – умоляюще спросила Ирен.
– Ни яблочного чая, ни яблок, – отрезал доктор Штурм.
– А яборанди? – ухватилась подруга за последнюю соломинку.
– Вы на удивление хорошо знакомы со снадобьями из трав, – с поклоном заметил доктор Дранг.
– Отнюдь, – возразила Ирен, – мне знакомы лишь те снадобья, которыми пользуются в замке. Что ж, в таком случае покойного короля отравили каким-то другим способом, а яд принесли с собой. Такой вариант я тоже не исключала. Так от чего умер государь?
Врачи обеспокоенно переглянулись и хором ответили:
– От асфиксии.
Мы с Ирен посмотрели друг на друга. Из-за скованных синхронных движений эскулапов мне все сильнее начинало казаться, что я вижу представление в кукольном театре.
– А яд может вызвать асфиксию? – спросила я.
Доктора, как по команде, одновременно нахмурились.
– Мы полагаем, – пояснил доктор Дранг, – что яд попал через кожные покровы. Он и вызвал паралич дыхательной системы. Даже если бы кто-нибудь видел смерть короля, она показалась бы ему вполне естественной.
– Вы уж поверьте мне, господа, – поднялась моя подруга, – короли не уходят из жизни без свидетелей. Уж слишком многое поставлено на карту. Им, королям, просто не дают ускользнуть на тот свет незамеченными. Спасибо за помощь. Удачного вам дня.
Вскоре мы стояли на залитой солнцем площади, слушая, как чирикают стрижи под коньками крыш.
– Какой-то другой яд… – задумчиво произнесла Ирен. – Возможно, Вилли прав: мерзкая Гортензия и лысый Бертран невиновны… по крайней мере в убийстве.
Она смерила взглядом молодого кучера, который поспешно спрыгнул с козел, чтобы помочь нам сесть в роскошный экипаж.
– Как же эти немцы любят комфорт и удобство! – пробормотала Ирен, устраиваясь на обитом бархатом сиденье. – Какие же они все-таки самодовольные и нечувствительные к разным тонкостям!
Грохоча колесами по булыжной мостовой, наша карета двинулась к набережной, где располагался Национальный театр. Когда мистер Дворжак работал над постановкой, он буквально дневал и ночевал там. Всю дорогу Ирен хранила молчание, переваривая полученную информацию.
Театр днем имел заброшенный вид, отчего напоминал куклу, оставленную актером, уставшим дергать за веревочки, или севший на мель гигантский корабль с заглушенными паровыми котлами.
Войдя в огромный безжизненный зал, мы двинулись с Ирен по ковровой дорожке к сцене, где возле оркестровой ямы сгрудилась кучка людей. Кто-то терзал несчастную скрипку, безуспешно пытаясь ее настроить. Дирижер бранил басиста. Мистер Дворжак сидел в одном из кресел и чиркал что-то в партитуре.