Добрые времена
Шрифт:
Печально обстояли дела и в коллективе музыкальной комедии. Здесь командовала невысокая, сухая, энергичная дама в не по возрасту укороченном платье — бывшая травести, как она сама представилась Бессонову. Коллектив, состоявший из самодеятельных артистов разных возрастов, имел в багаже несколько отработанных сценок из оперетт, которые хорошо воспринимались зрителями. Роману, например, очень понравился дуэт полицейских из «Поцелуя Чаниты».
— Ну, а какой спектакль сейчас готовите? — спросил он у «травести».
— Задумывали много — «Свадьбу в Малиновке» и «Вольный ветер», но...
— В чем же дело?
— Ну, во-первых, думаю, дело во мне, в первую очередь, — самокритично сказала дама, — я могу показать, как вести себя на сцепе, как петь, как исполнить каскад, но поставить спектакль так, чтобы это выглядело профессионально, увы... Здесь требуется хороший режиссер. А кроме того, нужен оркестр, ведь под рояль не будешь весь спектакль вести.
— Но в Доме культуры есть оркестр, — возразил Бессонов.
— Ой, не смешите меня. Они же, кроме марша «Прощание славянки» да польки-бабочки, ничего не могут. А еще надо декорации, костюмы... Нет, пока мы можем только мечтать...
В балетной студни народу было побольше, около тридцати девочек в возрасте от 7 до 13 лет.
— А старшие когда занимаются? — поинтересовался Роман.
Руководительница, полная, со следами былой красоты сорокалетняя дама в тренировочном костюме, пожала плечами:
— Таких у нас просто нет.
— Куда же они деваются? — недоуменно приподнял бровь корреспондент.
— Наиболее талантливые уходят в балетную школу, в Москву, часть переходит в танцевальный ансамбль, здесь же, при Доме культуры, а большинство просто бросает — надоедает. Ведь тут надо много работать...
В изокружке, напротив, занимались в основном ребята-подростки. Они сосредоточенно срисовывали античную маску. Руководитель, учитель рисования одной из городских средних школ, молча ходил вдоль столов, иногда нагибаясь к одному из юных художников и показывая карандашом, где тот ошибся.
Глядя на мальчишек, Роман живо вспомнил, как сам в шестом классе срисовывал чайник.
— Рисунок и еще раз рисунок! — назидательно сказал руководитель, как бы отвечая на мысли Бессонова. — Правда, иногда для души разрешаю им акварелью побаловаться. Масло — ни-ни!
— Ну и какие у них перспективы? — спросил Роман.
— Регулярно участвуем в конкурсах на лучший детский рисунок. Двое мальчиков после школы поступили в Суриковское...
— Скажите, а с завода рабочие к вам не приходят?
Учитель самодовольно усмехнулся:
— Как приходят, так и уходят. Ведь азбуку рисования постигают с детства. Повторяю, с детства!
— А как же быть с Ван Гогом и Гогеном? — не выдержал Роман.
— Так их рисунок и не выдерживает никакой критики, — всплеснул руками, будто отмахиваясь от назойливой мухи, учитель.
— Ну, допустим. Но есть рабочие, я знаю, которые увлекаются резьбой по дереву, чеканкой. К вам они не обращались за помощью?
— Батенька, это же ремесленничество, — брезгливо ответил учитель. — К искусству живописи оно никакого отношения не имеет...
Коллектив киностудии был также немногочисленным, но здесь Роману понравилось. Понравился, во-первых, руководитель — «бывший моряк», как сам он поспешил отрекомендоваться, Михаил Михайлович, не по годам энергичный, с залихватским зачесом, умело скрывающим намечавшуюся лысину. Он с жаром живописал Роману, как «выдирал» из прижимистых членов завкома необходимые ассигнования на приобретение двух кинокамер, как исхитрился «выцыганить» на киностудии Горького пришедшую в негодность проявочную машину, как уговорил заводских умельцев починить ее и т. д. Энтузиазм Михаила Михайловича заражал всех окружающих. Все кинолюбители — и ребята, и девчата — были энергичны, напористы и веселы. Все они были хорошо знакомы с историей и теорией кино.
— Ну, а фильмы какие сделали? — поинтересовался Роман.
Тут неожиданно Михаил Михайлович увял и махнул рукой.
— Неужели не получается? — удивился корреспондент.
— Не то что не получается, — вздохнул руководитель неопределенно. — Вот несколько роликов отсняли.
— Ну покажите!
Затрещал кинопроектор, и Роман увидел заводскую демонстрацию, соревнования по городкам...
— Это ж замечательно! — не сдержал бурного восторга Роман.
— Вот и все так сначала говорят, — вздохнул Михаил Михайлович, — а потом...
— Что потом?
— От нас ждут дальнейших шагов. Да и мы сами хотим...
— Каких шагов?
— Не просто кинохроники, хотя это и нужно для истории завода. А фильмов, законченных фильмов, понимаете?
— Игровых?
— Ну, до этого далеко! Документальных. Скажем, о лучших людях. Или сатирических, вроде «Фитиля».
— И кто же вам мешает? Делайте на здоровье!
Михаил Михайлович энергично почесал в затылке.
— Легко сказать. Техникой съемки, проявкой и прочим мы овладели. Но этого ведь мало. Поясняю на примере. Решили мы сделать киноочерк о лучшем литейщике Головкине.
— И что же?
— Сами намучились и человека вконец замучили, а получилась... Представьте, пять минут показываем, как он работает, десять, вроде скучно получается. Дома его сняли, книжку с дочкой читает, потом с котенком играет...
— Этот эпизод, кстати, самый удачный получился, — хмыкнул один из ребят, прислушивавшихся к беседе руководителя с корреспондентом. — Наиболее естественный.
— Понял, — глубокомысленно кивнул Роман. — Вам сценарист нужен.
— Правильно! — радуясь, что корреспондент так сразу понял их муки, кивнул Михаил Михайлович и вдруг, не моргая, уставился на Романа.