Добрые времена
Шрифт:
— Здорово, Роман, поздравляю! — начал трясти за руку молодого корреспондента секретарь. — Вот это действенность печати, я понимаю. Значит, задел за живое. А это, я тебе скажу, самое главное.
— Ну и чего радуешься? — не утерпел Самсонов. — А если и мне заодно вклеят?
— Почему вам, Николай Иванович? — удивился Роман.
— А кому же? — Самсонов хлопнул себя по тонкой шейке. — Я ведь редактор. Раз подписываю, значит, несу персональную ответственность.
— Клянусь, все там правда! — разгорячился
— Правда, правда, — забормотал Самсонов. — А вот Ирина Петровна заметила...
— Чего?
— Что ты в адрес общественных организаций намек сделал. Дескать, в тридцатые годы партком и завком не гнушались в Дом культуры ходить, а теперь — пег. Она прямо меня спросила: «Вы что, Николай Иванович, считаете, что партком от масс отрывается, так, что ли?» А мне и крыть нечем.
— Ну и напрасно, — сухо сказал Василий Федорович. — Любит твоя Ирина Петровна ярлыки вешать. А если по совести, так она же сама действительно в кабинетного работника превратилась. Как ни зайдешь, то справки, то отчеты какие-то строчит. И поговорить ей с человеком некогда.
— Ну, ну! — погрозил пальцем Николай Иванович. — Ты на партком не замахивайся. Не забывай, что газета — орган парткома.
— Ирина Петровна еще не партком! — зыркнул недобро на редактора Демьянов. — А, да что говорить...
* * *
Бессонов был первый раз на заседании парткома. Сначала они довольно долго томились в коридоре. Стояли двумя враждебными группами — работники редакции и Дома культуры. Ромов, демонстративно не замечая Бессонова, громко сказал:
— Самая настоящая желтая пресса. «Дейли-мейли», Знаете, как переводится? Мели, Емеля, твоя неделя.
И первым громко ненатурально захохотал. Роман покраснел, а Василий Федорович сделался похожим на взлохмаченного пса, вот-вот укусит. Однако сам он тут же вполголоса сказал Роману:
— Не связывайся. Собака лает...
Из дверей зала заседаний повалил народ, следом вышла техсекретарь Леночка с листочком в руках:
— Кто по вопросу Дома культуры? Сейчас я отмечу. Демьянов, Бессонов, Ромов... заходите.
— Присаживайтесь, товарищи! — негромко сказал Разумов, потирая покрасневшие уголки глаз. Он сидел во главе стола, расположенного буквой «Т». Рядом с ним Чалова. По левую руку — Угаров, Любимов, их редактор Самсонов, еще какие-то люди, кого Бессонов не знал. Нерешительно потоптавшись, он и Василий Федорович сели на стулья, поставленные вдоль стены. Ромов же, напротив, показывая, что он здесь свой, решительно прошел к столу, энергично отодвинул стул и сел, преданно уставившись на секретаря парткома.
— Наша газета, — продолжил Разумов, взяв в руки газетный лист, — опубликовала большую статью, посвященную недостаткам
От волнения у Романа уши будто ватой заложило, и он не расслышал первых фраз, произнесенных Ромовым. Однако постепенно пришел в себя и даже улыбнулся Любимову, когда тот, незаметно подмигнул ему.
Неожиданно директора Дома культуры перебил Разумов:
— Послушать вас, то все, как в песне — «все хороню, прекрасная маркиза». Что, может, Бессонов напутал что-нибудь? И в кружках полно молодежи с завода, и спектакли ставите, и дипломы получаете?
Ромов ничуть не смешался:
— Понятно, Сергей Михайлович. Я уже говорил товарищу Бессонову, что очень люблю критику...
Изумленно вскинул голову Угаров:
— Первый раз вижу человека, который бы любил критику. За что ее любить? Ведь это неприятная штука, против шерсти гладят. Не любить критику надо, а реагировать на нее!
— Позвольте, я и реагирую.
— Интересно, как? — прищурился Угаров.
— Утром сегодня провели собрание всех сотрудников Дома культуры, обсудили заметку и постановили... — Ромов сделал интригующую паузу и с пафосом закончил, — что все это неправда!
Хохотали все. Даже суровая Чалова содрогалась всем телом, закрыв лицо руками. Неожиданно веселье прервал прозвеневший металлом голос обычно мягкого Разумова:
— Товарищ Ромов, вы хоть чувствуете, что это над вами смеются?
Директор Дома культуры, начавший было смеяться вслед за всеми, начал растерянно озираться:
— Надо мной?
— Именно над вами, — жестко продолжил Сергей Михайлович. — Неужели вы сами не видите, сколь низок уровень ваших самодеятельных коллективов? Слушаешь их выступления и порой краснеешь от стыда. А вечера чествования победителей? Извините, но более унылое зрелище трудно представить. На танцевальных вечерах — грязь, пьянство. Мы ведь сюда вас пригласили не для того, чтобы высечь. Ждали каких-то конструктивных предложений. Но раз вы не понимаете, разговаривать бесполезно...
— Я хотел сказать... — пролепетал Ромов, но секретарь вновь махнул рукой:
— Садитесь. Вы уже все сказали.
Романа вдруг кольнуло острое чувство жалости к этому человеку, вмиг потерявшему свою вальяжность. Еще раз он ощутил ту тяжесть, которую принял на себя, взяв смелость судить поступки человека.
— Товарищи! — обратился Разумов к членам парткома. — У кого есть что сказать по существу проблем, поднятых в статье? Ирина Петровна?
Чалова многозначительно выпятила вперед ярко накрашенные губы.