Добрые времена
Шрифт:
Андрей мгновенно завелся. Он вообще терпеть не мог повышенного тона. И Терновский это отлично знал. А раз знал, значит, нарочно. Андрей слегка откачнулся и, эффектно опершись на падежную глыбу огромного станка, сказал вызывающе:
— Я как все.
— Ты же бригадир! — рассвирепел начальник.
— Именно поэтому. Воля коллектива — для меня закон. Сегодня, так и быть, доработаем до конца, а завтра — ша! Пошли, ребята.
И он первый полез под станок. Остальные последовали его примеру. Терновский тупо посмотрел на спины сборщиков.
— Ну ладно, бросьте чудить! — сказал он примирительно. — Столкуемся. По двадцатке дополнительно выделю, если мало. Директор, думаю, ругаться не будет. Ведь план всего завода на волоске...
Никто ему не ответил. Терновский, решивший, что ребята, погорячившись, теперь раскаялись, еще немножко потоптался возле станка и удалился. Однако утром в воскресенье никто не пришел. Напрасно специально вызванная табельщица бегала по квартирам. Никого из сборщиков дома не было. Кто поехал к родственникам в деревню, кто в Москву на Птичий рынок за кормом для рыбок, кто просто пребывал в неизвестности.
— Сговорились, — понял Терновский, шипя на табельщицу от бессилия. Цех стоял, погруженный в тишину. Недоделанные станки уродами-инвалидами были раскиданы по всему пролету...
— Теперь снимут тебя с бригадирства, наверное, — предположил Роман, выслушав рассказ Андрея.
— А, ну и пускай! — беспечно махнул рукой тот. — Всех денег не заработаешь. И вообще, ты знаешь, раньше вроде денег меньше в семье было, а жили веселее. А сейчас Валентина моя жадная какая-то стала. То это ей купи, то другое. И все с присловьем — «чтоб не хуже, чем у людей». Ну какое тебе дело до других людей, говорю. И слышать ничего не хочет. Тряпок всяких, вещей полна квартира, и все мало. А тут еще сад...
— Что сад?
— Да вот вступил в коллективный сад на свою голову. Теперь, как привязанный. То копал, то поливал, то домик строил. Причем детям это все не надо. Для чего ишачу?
Взглянув на Романа, невесело усмехнулся:
— Мой совет — не женись! Заест тебя быт. Ну, шучу, шучу! Как у вас, кстати, с Ладой? Чего-то она молчит. Поссорились? Это бывает. Ничего. Крепче любить будет. Ой, гляди, пошел!
Рядом тоже закричали:
— Лед пошел! Лед пошел!
Действительно, издали раздался грохот, и к мосту стала медленно приближаться лавина льда. Они долго стояли, зачарованные бушующей стихией.
Когда Роман пришел в общежитие, на кухне увидел Немова. Евгений сидел на стуле неестественно прямо, уставившись в какую-то точку на стене.
— Ты чего это какой-то странный? — спросил Роман, берясь за бутылку с кефиром.
— Охомутали, — односложно ответил Евгений, не переводя взгляда.
— Чего? — не понял Роман.
— После совещания меня директор к себе пригласил и при мне приказ издал.
— Какой?
— Назначили меня начальником отдела научной организации труда и управления — ОНОТИУ.
— Звучит! — одобрил Роман. — Это что — расширяться лаборатория будет?
— Нет. По примеру других предприятии объединяем отдел труда и зарплаты и лабораторию НОТ. Чтобы все эти вопросы в одних руках были. В моих, то есть!
— Поздравляю, старик! — от всей души радостно завопил Роман, тряся Немова за плечи. — Ты что, не рад?
— Рад, — с безразличием ответил Немов. — Но страшно. Это ведь не пять, а шестьдесят человек. Причем если бы только это...
Он прерывисто вздохнул.
— А что же еще?
— Каждый день ругаться придется.
— С кем?
— С начальниками цехов. Я же насчет десяти процентов обоснованных норм не для красного слова сказал...
— Ну и ругайся, раз дело правое.
Евгений жалобно посмотрел на Романа.
— Ты думаешь, это легко? Я человек добрый, интеллигентный, а тут собачиться надо.
— Ничего, привыкнешь, — засмеялся Роман. — Бытие определяет сознание! Слышал, чай?
* * *
Зазвонил телефон. Роман узнал голос Любимова.
— Слушай, ты очень занят? Загляни, пожалуйста, ко мне. Только прямо сейчас, лады?
— Дипломат, — фыркнул про себя Роман, свернул письмо, сунул его в конверт и положил в ящик стола.
Но надо было долго разглядывать лицо Любимова, чтобы определить, что секретарь крайне взволнован. Нетрудно было и определить причину волнения. Напротив секретаря у стола сидела необычайно изящная девушка с большими, чуть раскосыми глазами, делающими ее похожей на японку.
— Вот наша пресса! — громко сообщил Любимов при появлении Романа. — Так сказать, ниспровергатель.
Роман поморщился от столь сомнительного комплимента.
— Познакомьтесь, — продолжал вещать секретарь. — Татьяна Волгина, выпускница Гнесинского училища и наш новый директор Дома культуры.
— Очень приятно, — шаркнул ножкой Роман и тут же подсел к девушке, по-кавалерийски оседлав стул.
Любимов покосился слегка. Ему не понравилась фамильярность корреспондента. Но девушка в этот момент так обаятельно улыбнулась, что секретарь растаял вновь.
— Так на чем мы остановились? — спросил он ошарашенно, уже забыв, зачем пригласил Бессонова.
— В первый же день, как я приступила к работе, мне показали вашу статью, — повернувшись к Роману и испытующе его разглядывая, начала девушка, — возможно с умыслом. Дескать, и не такие горят. А тут какая-то молокососка...
— Что, не очень приветливо встретили? — участливо спросил Роман.
— По-разному, — повела плечиком Татьяна.
— Так вот, пресса... — начал залихватским тоном, столь не характерным для него, Любимов.