Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
Сквозь распахнутое окно неторопливо текли зеленоватые вечерние сумерки. Горько пахло полынью и ночной фиалкой. 'Фью-фьюрифью-фьюуууу',— выводили свою песню местные цикады. Млада как-то показывала одну такую: диковинная бабочка с ажурными коричневато-серыми крыльями, с длинными усами и десятью шипастыми лапками, размером в ладонь. Тварюшки считались полезными, поскольку поедали всяких вредителей вроде мелких червецов и не кусались так больно, как, скажем, осы. А к вечерним песням привыкнуть было вполне можно…
— Я поговорила с нашими, — сказала Млада, размешивая сахар маленькой ложечкой. — Не
Наконец-то в жизни появился просвет! Проклятая мусороуборка получила шанс на полное забвение. Хрийз хотела сказать об этом, поблагодарить подругу, но в руке вдруг стрельнуло дикой болью. Девушка захлебнулась криком, согнулась пополам, прижимая несчастную конечность к себе. Забыла сегодня придти на перевязку, осознала она причину. Забыла! Боль была — глаза на затылок вылезали.
Боль стихла лишь через вечность. Проморгавшись от слёз, Хрийз обнаружила себя в кабинете Хафизы Малкиничны. Целительница как раз выкинула старую перчатку в мусоросборник, повернулась. И Хрийз поневоле втянула голову в плечи.
— Я на тебя следилку повешу, — яростно выразилась Хафиза. — Как на маленького ребёнка! Будешь принудительно сюда являться, строго по часам. Тебе что было велено?! Перевязку не пропускать!
Хрийз в ужасе подумала о работе в Жемчужном Взморье: потеряет возможность устроиться, как есть, потеряет. Ну, кто там будет ждать, пока выздоровеет рука?
Хафиза упёрла руки в бока, повысила голос:
— Какое ещё Жемчужное Взморье?!!
Мысли прочитала. Хрийз была уверена, что про Жемчужное Взморье вслух не говорила ни слова. Нечестно!
— Это я предложила поехать к нам, на плантации, — сказала Млада из-за спины. — Я не знала, что она настолько травмирована…
Млада. Отвезла в больницу… Понятно.
— К вам вопросов нет, — отмахнулась целительница. — Отпустить её не могу, сами видите. В другой раз.
— Мне можно идти? — спросила Хрийз.
— Куда? — Хафиза подняла бровь, и в кабинете вновь запахло грозой.
— У меня смена завтра…
— У тебя процедуры завтра, — отрезала Малкинична, — и на весь курс ты остаёшься здесь. На восемь дней. А дальше видно будет. Пошли, лично в палату отведу.
Хрийз беспомощно посмотрела на подругу. Млада только руками развела:
— Давай, выздоравливай. Ещё увидимся…
Глава 7. Алая Цитадель
Лето катилось к закату. На смену вставать приходилось уже в сумерках: начал уменьшаться световой день. Утренний воздух бодрил почти осенней прохладой. По улицам стекал туман, собираясь в белёсое марево над морем. Восходящее солнце поджигало его зеленовато-золотистым свечением, получалось очень красиво.
Хрийз всё же купила себе тёплый плащ, беспокоясь о подступающей осени. Купила сапожки и длинную шерстяную юбку, тёплое бельё. На это ушли все упырёвы деньги; не пожалела о них ни разу. Связала сумочку себе, как и хотела. Взялась за тёплый свитер…
Перевязки больше не пропускала и от того не чувствовала боли, но рука заживала медленно, дико было видеть обожжённую, багровую в жёлтых гранулах кожу, над которой порхали, исцеляя, пальчики Хафизы Малкиничны. Прогресс пока не намечался, по крайней мере, визуальный. Млада обещала, что на жемчужных плантациях будут ждать, сколько понадобится. Хорошо, если так. Хрийз сомневалась, какая в том хозяевам выгода, но надеялась, что всё же возьмут… От бесконечной уборки мусора хотелось лезть с воем на стены.
Через несколько дней послали на другой участок, в район Площади Девяти. Площадь представляла собой большой овальный круг из зелёной зоны. В центре находился барельеф памяти, рассказывающий о том, кто были эти Девять и почему в их честь назвали площадь. Девять скульптур из серого гранита изображали обыкновенных мальчишек и девчонок, трое из них были моревичами, остальные — береговыми. Самый младший выглядел совсем крохой…
Имя и даты жизни были выбиты в постаментах под каждой фигурой. Хрийз старательно разбирала официальные надписи. Читала она до сих пор медленно, путаясь в буквах, да ещё не захватила с собой верный вендарик. Кто же знал, что на работе доведётся читать? Фиалка Ветрова… Погибла при штурме Алой Цитадели. По датам получалось, что… в тридцать семь лет? В нормальные земные тридцать семь, а не местный двадцать один. А почему тогда на памятнике вместо взрослой женщины девчонка?!
Хрийз обошла всех. Почти все погибли в боях за Алую Цитадель, один — в мирное время, в море, у Барьерной стены, транспортник наткнулся на магическую мину военных времён, пропущенную в свое время тральщиками. На данный момент в живых оставались всего двое — Ненаш Нагурн и Дахар Тавчог, герои Империи, почётные граждане Сосновой Бухты. Но возраст павших в боях оставался странным: от тридцати до тридцати пяти.
За скульптурами возвышалась гранитная стела в виде книжного разворота, с ровными столбиками текста. Хрийз подошла, стала читать, шевеля от усердия губами. На первых же фразах ощутила всю горечь случившейся с героями жути…
'… Зимы седьмой декахрона второго через Перевал Семи Ветров прошла группа из детей и подростков числом девять. Они были истощены, обморожены и заражены магически усиленным вирусом. Заразу удалось выжечь, но восстановление обещало быть долгим, без существенных гарантий. Жить инвалидами в глубоком тылу? Никто на это не был согласен.
Ребята призвали господина сТруви и потребовали от него инициации. Он отказал им, потому что никто из просящих не достиг ещё возраста свершений. И тогда самый младший из них сказал: 'Даже погребальный костёр не остановит нас. Мы восстанем из пепла безглазой нежитью, пойдём грызть врага железными зубами, и не надо нам нового рождения, лишь бы враг не топтал больше нашу землю'. И остальные поддержали его.
Отчаянное мужество детей произвело впечатление. Канч сТруви дал им посмертное рождение, которого они просили, и Братство Девяти, как они назвали себя сами, превратилось в ветер смерти для третичей, захвативших к тому времени всё побережье, от Сосновой Бухты до острова Светозарного.
Навьими тропами ходили они за душами врагов, и маги третичей ничего не могли сделать с неуловимыми мстителями, берущими жизнь за жизнью у захватчиков, и погибали сами, в тщетной надежде уничтожить угрозу.