Дочь огня
Шрифт:
На кухне работа была в разгаре. Все были заняты: резали морковь, лук, репу и тыкву, перебирали рис, мыли котлы и блюда, подкладывали хворост в очаг. За всеми надзирала главная повариха — неповоротливая, тучная женщина. Громоподобный голос, круглое лицо, мясистые красные щеки, заплывшая шея, крошечные, бесцветные глаза — она наводила страх на всех, кто видел ее впервые. Но, несмотря на вечные крики и угрозы, это была женщина мягкая и справедливая.
— А вот и наша пери воды принесла, — сказала она, увидев Фирузу. — Что это ты запропастилась? Хумы совсем пустые. А может, ты проголодалась, покормить тебя?
— Нет, спасибо, —
— А ты любишь шкварки?
— Очень.
— Ну что ж, приходи. Я тебе целую чашку наложу.
Фируза вылила воду и пошла во внешний двор. Приоткрыв ворота, она передала свой бурдюк водоносу и села на каменную суфу рядом с подругами.
Все женщины-водоносы, кроме Фирузы и Ходичи, жили в домах, расположенных ниже бани гарема. Их прислали сюда из туменов и вилайетов в подарок матери эмира, но они оказались недостаточно красивыми и не попали в гарем эмира, а остались в услужении. Горя и страданий в их жизни было больше, чем воды, которую они перетаскали.
Вот история одной из них — дочери писца каратегинского хакима. Девушка унаследовала от отца любовь к поэзии, сама писала стихи и у себя на родине славилась как поэтесса.
Ее звали Мавджигуль — волна роз. Но с тех пор как стала рабыней в гареме эмира, она потеряла свое имя, ее стали звать Каратегинка. Ее отец, Мирзо-Латиф, был писцом в канцелярии каратегинского хакима. Попал он туда не по собственной воле. Был он человек добрый и мягкий, обрабатывал свой маленький участок, а в свободное время сочинял вольнолюбивые стихи и песни.
Вот, например:
Тому, кто сеет зло, кто опьянился властью, Блаженства не достичь и не изведать счастья. На всех, кто бедняку обиду нанесет, Обрушится судьба жестокою напастью.Я вышел из дому, беды не ожидая. Напала на меня собак судейских стая. Когда бы стрелы мне, когда б хороший лук, Сумел бы отомстить обидчикам тогда я!..
В Каратегине в те времена грамотных было мало, и хаким забрал Мирзо-Латифа в свою канцелярию. Тот долго сопротивлялся, но в конце концов согласился, надеясь, что ему, может быть, удастся хоть чем-нибудь помочь людям, обращающимся за помощью в канцелярию хакима. Он бесплатно писал беднякам прошения, старался помочь им, а в свободное время продолжал писать стихи, в которых порицал жестокость власть имущих, сочинял злые сатиры на судей и хакимов.
Дом Мирзо-Латифа стоял на берегу речки. Напротив, на другом берегу, стоял дом гончара. У гончара был сын, чуть старше Мавджигуль. Молодые люди любили друг друга. Юноша пользовался каждым удобным случаем, чтобы перебраться через реку и увидеть Мавджигуль. Он дарил ей красивые кувшины с изогнутыми носиками, кувшины для воды, пиалы. На каждом из подарков тонкой арабской вязью было выписано имя Мавджигуль. Девушка отвечала ему нежным взглядом, ласковой улыбкой, стихами и песнями.
Родители знали об этой любви и собирались сыграть свадьбу.
Но слава о грамотной девушке, пишущей стихи, дошла до ушей главного писаря, плохо относившегося к Мирзо-Латифу. Старик воспылал любовью к девушке и посватался к ней.
Мирзо-Латиф отказал ему.
Взбешенный отказом, главный писарь
На этот раз главный писарь только зло усмехнулся. Он надел новый халат и отправился на прием к хакиму. Читая своему господину сатиру, он так переиначил ее, что получилось, будто бы она написана на самого хакима. Кое-что при этом добавили приближенные хакима, которым Мирзо-Латиф стоял поперек дороги. Хаким был разгневан: дом Мирзо-Латифа разграбили, жену и дочь взяли к хакиму, а оттуда Мавджигуль отправили в Бухару, в подарок эмиру.
Долго болела Мавджигуль, снедаемая тоской и печалью, и только забота и ласка Ходичи и других женщин спасли ее от смерти.
Стихи, песни и дастаны Мавджигуль скрашивали жизнь узниц, они боялись, как бы девушку не отдали в гарем какого-нибудь сановника, и уговорили Ходичу взять ее в водоносы. Вот уже год, как Мавджигуль носит бурдюки и оплакивает свое горе в грустных песнях…
Прочти что-нибудь, — попросила ее Ходича, когда пришла. Ну хотя бы то, что ты написала сегодня ночью.
Очень я про любовь люблю слушать. Я всего три месяца прожила с мужем, а с тех пор как забрали его, даже лица мужского не видела. Почитай, сестрица, почитай. Мавджигуль вынула из-за пазухи лист бумаги и начала читать своим глубоким, чуть-чуть дрожащим голосом:
Дорогому другу сами напишите обо мне Изошла она слезами, — напишите обо мне. Как сжигает сердце пламя — напишите обо мне Осторожными словами напишите обо мне Как печалюсь я ночами — напишите обо мне И на двери, и на раме напишите обо мне Как жесток он временами — напишите обо мне. Золотыми письменами напишите обо мне— Молодец, — вздохнула Ходича. — За сердце берет Как будто про меня… И откуда ты слова находишь, да так гладко, так красиво и жалостно. Замечательно написала, будто всю боль, всю тоску в стихи вложила!