Дочь Озара
Шрифт:
— Как? — Зукун запутался.
Корос пожал плечами, присел на корточки:
— Вот, видишь, сбоку у входа еще следы?
Зукун присел рядом.
— Может, это его? — показал на дикаря.
— Нет, — Следопыт покачал головой. — Смотри, какие у него лапы. Как два следа вместе. Да и свежие они совсем, после дождя.
— Ребенок? — сообразил Зукун.
— Или женщина.
— И что?
Корос посмотрел многозначительно:
— Это не все. Сначала она сидит на корточках. Потом, видишь, ямки, становится на колени.
— Ну, что я вчера говорил?
Корос и Зукун не заметили, как у землянки появился мрачный и злой Руник.
— Что я говорил, Зукун? Надо было убить этого дикаря. Все из-за него.
Руник ткнул в Дула пальцем с таким зверским выражением лица, что дикарь попятился. На его физиономии отразилась смешанная гамма чувств — от удивления до ужаса.
— Убили бы и все. А теперь? Чего ты скажешь Оре?
Зукун вздохнул. Колдунья племени 'желтых' Воса Ора (Высокая Сосна) была жамой* Похуна. И только вождь успел про это подумать, как над стоянкой раздался громкий вой. Мужчины вздрогнули. Зукун непроизвольно посмотрел на небо — солнце наливалось желтизной над близкими горами. День и без того обещал быть трудным, а тут еще покойник.
Ора сидела на коленях у тела Похуна, держа мертвого мужчину за ладонь. Когда Зукун и Корос подошли, вдова уже не выла, перейдя на причитания. Не обращая внимания на окружающих, она вспоминала об истории отношений со своим жамушем. О том, каким Похун был сильным и ловким, как подарил ей лисью шкуру, как приносил из леса мед и птичьи яйца, а она угощала его сладкими корнями, как хорошо им было вместе на ложе… В этом месте вдова сообщила несколько таких интересных интимных подробностей, что у собравшихся на вой сородичей округлись, обычно продолговатые, глаза.
Трудно сказать, искренне Ора горевала по покойному жамушу или соблюдала ритуал, но одно не вызывало сомнения — несчастье застало ее врасплох. Женщина была растеряна и обескуражена. Лицо колдуньи выражало не столько скорбь, сколько крайнюю степень недоумения. Она будто не могла поверить в случившееся, несмотря на то, что распухший от яда Похун, лежал прямо перед ней.
Зукун чесал правое ухо, зевал, и расстроено думал о том, что день совсем не задался. Надо проводить обряд гадания, спрашивать у Оман Озара о Ваде, а тут такое. Как без Оры обряд проводить? А она вон какая, словно ум потеряла.
Вдова внезапно замолчала и искоса посмотрела на вождя. Тот сочувственно покивал головой:
— Такое горе, Ора. Какой синий и толстый стал твой жамуш. Большую яму копать придется.
Колдунья всхлипнула:
— Ночью ждала, так ждала, что он придет. А ты, Зукун, — в голосе появились визгливые нотки, — послал его караулить дикаря. И мой жамуш погиб.
Женщина снова всхлипнула, провела под носом обратной
— Все из-за тебя, Зукун. Теперь и у меня жамуша не стало.
От неожиданного обвинения вождь растерялся и дал слабину:
— Ну, ты того, Ора. Бывает всяко. И вообще. Это Корос поставил Похуна на охрану. Кто ж знал?
— Так это Корос, значит?
Несчастная женщина, видимо, не до конца была убита горем, коли собиралась затеять скандал. Она поднялась на ноги, повела головой, отыскивая взглядом следопыта, и тут же уперлась в его фигуру. Все это время Корос стоял у колдуньи за спиной и зачем-то внимательно разглядывал ее подошвы. Теперь он смотрел на руки вдовы.
— Чего ты на меня уставился, Корос?
Тон Оры не предвещал ничего доброго.
— Где ты была ночью? — спокойно спросил следопыт.
— О чем ты? Какая тебе разница, где я была ночью?
Колдунья сердито пожала плечами, подумала и добавила:
— Я же сказала. Я ждала, что Похун придет ко мне, и мы будем долго тереться друг о друга… Но он не пришел.
— Так значит, ты всю ночь спала в шалаше?
— Конечно, — колдунья возмущено взглянула на вождя. — Зукун, почему Корос расспрашивает меня? Разве он не видит, какое у меня горе? Или, может, он заменит мне жамуша?
— Еще чего! — взволнованно выкрикнула из толпы толстенькая женщина. Пока Ора оплакивала смерть Похуна, около трупа, привлеченные зрелищем, уже собрались почти все обитатели первобытной стоянки.
— Корос — мой жамуш. Подавишься, — 'толстушка' пробилась вперед и выказывала явные намерения вцепиться вдове в волосы. — Хочешь жамуша, иди к 'волкам', как Лала. Они тебя там заждались.
— Тихо, женщины! — прикрикнул, наводя порядок, Зукун. Затем недоуменно посмотрел на следопыта. — Корос, и, правда, чего ты пристал к уважаемой женщине?
Тот обвел глазами настороженные лица:
— Хорошо, я скажу. Я показывал тебе, Зукун, следы змеи. Видно, как змея ползла от землянки. Но не видно, откуда она туда заползала. Как может быть так? Откуда змея взялась в землянке? Она ведь не летает, как птица?
Зукун задумался.
— Подумаешь, — хмыкнула Ора. — Может, это глот превратился в змею? Укусил моего жамуша, а потом уполз? Откуда мы знаем, кто этот дикарь? Вдруг он колдун? Надо было еще вчера зажарить его на костре. И Похун бы не умер.
Вдова в очередной раз всхлипнула, изображая безутешное горе. В толпе зашумели, кто-то выкрикнул:
— Ора права! Давно пора зажарить этого людоеда. Почему Сиук и Корос не убили его сразу?
Вождь притопнул ногой:
— Тихо! Никто не кричит, пока я не скажу. Пусть Корос закончит.
— Куда уполз? — насмешливо переспросил следопыт у колдуньи. — Если дикарь уполз, то почему мы с Зукуном нашли его в землянке? Если бы глот умел превращаться в змею, то он давно бы сидел где-нибудь в норе.