Дочь реки
Шрифт:
— Возьми вергельд за своего сына. Сколько хочешь — заплачу.
— Так уж прямо, сколько хочу? — тот приподнял брови. — Мой сын и моя гордость
— не раб на торгу, чтобы за него пару ломаных шелягов взять.
— Если я сказал, сколько хочешь, значит, так и есть, — Владивой кивком подтвердил свои слова.
Ярдар Медный перевел взгляд на Грозу, которая и дышать слишком громко боялась. Потому как видела еще горячий гнев в глазах варяга, такого огненного и опасного. Будто он, коли захочет, может все тут пожечь в пепел.
— Вот сколько тебя знаю, Владивой, никогда бы не подумал, что за девицу, которая и тебе может навредить, ты станешь
— Значит, других таких нет, — серьезно оборвал его князь.
Ярдар кашлянул, слегка дернув себя за кончик бороды — и задумался крепко. После вздохнул, качая головой: видно, и самому ему не хотелось сейчас вражду развязывать с Владивоем. Да и за сына он по-прежнему серчал.
— Пусть идет твоя Гроза, — проговорил наконец. — Ишь ты, и имя у нее какое. И впрямь ведь как дочь Тора.
— Тогда уж Перуна, — улыбнулся Владивой и посмотрел на нее с теплом, что растекалось по грани, за которой обжигать начнет. — Иди, Гроза.
Она едва поднялась на негнущиеся ноги. Нарочно плечи расправила, чтобы хоть себе уверенности придать в том, что все будет теперь хорошо — и уже за это надо бы Владивою благодарной быть. Как бы ни неволил ее, а дело свое знал.
Долго они сидели еще в общине. Позже пришли туда и ближники Владивоя, и те хирдманны, что прибыли с ярлом в детинец. Загудела большая изба. Челядинки все ж понесли туда и яства разные, и питье в больших братинах. Стало быть, о чем-то мирном уговорились? Гроза с Драгицей и под приглядом еще двух челядинок — по- другому князь не велел ее из горницы выпускать — волей-неволей ходили все вокруг общины, прислушивались да приглядывались, якобы гуляя. Слушая стихающее пение птиц в ветвях лип. Дневной жар помалу отступал, заструилась сыроватая блаженная прохлада над землей, легкими порывами ветра качая обросившуся траву, сбрызгивая щиколотки зябкой влагой. Но скоро в общине все начало походить на обычное пиршество, которые нет-нет, да случались в детинце. И хотелось, чтобы оно и впрямь стало залогом мира между правителями. Потому женщины начали говорить о том, чтобы возвращаться в терем.
Гроза и сама уж устала ждать хоть какого-то решения. Но и верить перестала в то, что Ярдар теперь потребует ее крови. Под самую ночь только она вернулась в свою горницу уже измаявшись думать, ворочать в тяжелой, как наковальня, голове разметанные на куски мысли о грядущем. И только собралась было спать укладываться, полагаясь во всем на Владивоя, как он сам явился. Изрядно во хмелю, но добродушно усталый. Прогнал Меленьку, которая хлопотала в горнице, только принеся ведро студеной воды: разбавить кипяток для умывания.
Он присел у стола, уперев туманный взгляд в открытое оконце, за которым на залитом бледнеющим закатным светом небоскате уже проступали первые звезды.
— Я отдам ярлу все козарское золото. Не по добру оно мне досталось, так пусть лучше его станет, — проговорил негромко словно бы сам себе. — Такая вира его, кажется, устроила.
Гроза бездумно сделала несколько шагов к нему, хоть и не особо-то хотела приближаться. Знала, что видит он ее почти насквозь через эту тонкую исподку, что на ней осталась. И знала, будь закутана в плотный кожух, его взгляд, что обрушился так внезапно и тяжко, все равно останется таким же раскаленным. Владивой нетвердо провел рукой по волосам, разбирая пальцами чуть встрепанные ветром пряди.
— Спасибо, — едва слышно уронила Гроза, невольно приглядываясь к нему.
И чувствуя отчего-то ту горечь, которой было пронизано каждое движение князя. Каждый вдох и выдох, словно он в задымленной бане сидел. Он протянул руку и, обхватив ее за бедро, рывком притянул к себе: слишком близко подошла. Зря. Владивой уткнулся лицом в ее живот, скользя ладонями вверх до талии, сминая пальцами, шаря губами поверх ткани, словно бы в поисках тепла ее кожи.
— Люблю тебя, Гроза. Невыносимо…
Она отодрала от себя его руки и шагнула прочь.
— Я благодарна тебе, что вступился, — ответила холодно, едва выдавливая слово за словом из будто бы окаменевшей груди. — Но больше тебе мне дать нечего.
Владивой уперся ладонями в колени и встал. Улыбнулся чему-то.
— Всему свое время.
Глава 23
Ярдар Медный не стал гостить в Волоцке слишком долго. Только дал своим воинам время отойти от княжеского пира в честь примирения и в знак того, что никаких обид между правителями больше нет — и обратно засобирался. Погрузили заветный ларь с золотом, который два хирдманна едва поднять сумели, на телегу и отправились к пристани. На сей раз Гроза не опасалась выйти во двор, чтобы проводить варягов в обратный путь, а больше — убедиться, что они и впрямь ушли
— и станется так, что больше не вернутся. Еще долго она видела ярко горящие под светом Ока волосы ярла, как удалялся он за воротами вдоль улицы. И облегчение ощущала страшное, словно бы отступил пожар, который норовил сжечь ее дотла, уничтожить, не оставив ни следа, ни памяти.
И как ни обошлось в этот раз, а другая весть не позже, чем через два дня после отбытия варягов прибила ее неподъемным валуном. Вернулись сваты из Белого Дола. Казалось, вот недавно они выехали из детинца, а вот уж прошло, оказывается, немало две седмицы с того дня. Гроза, мелко содрогаясь от волнения, едва не первой во двор выбежала, встречая воеводу, а тот уж ее высматривал среди остальных, кто успел из любопытства собраться у ворот.
И уже по сумрачному взору Вихрата можно было понять, что услышанным от Ратши он недоволен. Гроза подумала в первый миг, как увидела отряд, что среди них может быть и сам отец, но так его и не нашла взглядом.
— Вот, это тебе, Гроза, — вместо приветствия уронил воевода.
И протянул свиток берестяной, в котором буквицами было выведено послание для нее. Не слишком-то длинное, но вмещающее в себя целую судьбу, целую волю отцовскую. Гроза пробежала по ней глазами и руки опустила, сжимая до ломкого хруста, размышляя, что же теперь делать и стоит ли обиду на отца хранить за то, что не стал он твердым своим словом препятствовать желанию Владивоя жениться на ней. Хоть и чувствовалось в словах его ярое неодобрение. Было другое послание — для самого князя, а уж что в нем написано — то осталось тайной. Как бы Гроза ни ждала, что Владивой пожелает ей рассказать, а все ж не дождалась.
Только вот князю словно бы понадобилось время, чтобы принять то, что Ратша пожелал ему передать. И догадаться можно было бы, что не станет он слушать его, даже зная то, что отец не принял знатного сватовства и не одобрил решения жениться на Грозе. И отказом своим приехать лишь то подтвердил, что не станет этот союз для него отрадой.
Да только Гроза все равно себя покинутой ощутила: она осталась в руках Владивоя. Князь погневится, покроет воеводу своего словами недобрыми за упрямство, да стремлению своему не изменит.