Догоняя Птицу
Шрифт:
– Не переживай, - улыбнулся Птица.
– Она поедет в депо, твоя Гита. Выберется на поверхность и вернется к себе домой. Не грусти, спи.
И Лота, конечно, слушалась Птицу, и спала, и даже старалась во сне не грустить.
Глава одиннадцатая
Муха. Туманные вершины
А в это время в далекой-далекой галактике - несоизмеримо более цивилизованной и благополучной, чем лесничество в горах - так, на некоторых заборах
Теперь они отдыхали под сенью огромной, старой, почти реликтовой сосны.
Холодный ливень, погрузивший поселок в сонную одурь, полчаса назад прекратился.
Тысячи капель вспыхнули, словно брильянты.
Воздух нагрелся, и от недавней промозглости не осталось и воспоминания.
Девушки грелись на солнце, наслаждаясь потеплевшей погодой.
На Рябине была надета длинная мужская майка - точнее, платье, сшитое из длинной мужской майки и выкрашенное анилиновым красителем в зеленый цвет. Рыжие Рябинины лохмы, рассыпанные по голым плечам, в сочетании с аптечной зеленью выглядели ярко и довольно-таки живописно. Очень хорошее было платье, только линяло и красилось, когда намокает. Мокло же оно в последнюю неделю часто, и Рябинины спина, грудь и плечи приобрели стойкий зеленоватый оттенок. Муха была в длинной оранжевой рубахе, затейливо разрисованной черным маркером: сердца с торчащей стрелой, пацифики, летящие голуби, четырехлистники, надписи "Pease", "All You Need Is Love" или просто "Love", "Take It Easy" покрывали его от бретелек до подола. Среди привычных слоганов встречались и более оригинальные: "Ближний, пробудись!", "Моя смерть разрубит цепи сна", и т.д. На девичьих запястьях были повязаны бисерные браслеты. С шеи гроздями свисали талисманы и амулеты: православные крестики, перепутанные бусы с кулонами из ракушек, медальоны, внутри которых хранились неизвестно чьи локоны, ожерелья из семян и даже один маленький птичий череп. Судя по кислому выражению личиков обеих девушек, что-то разладилось в тонких мирах, талисманы перестали действовать и помогать своим хозяйкам и свисали с их тоненьких шей разноцветной мишурой, годной разве что для украшения новогодних ёлок.
– Жарковато, - сказала Рябина, задвигаясь поглубже в тень сосны.
На скамейке рядом с ними лежало забытая кем-то веточка каштана, усыпанная увядающими цветками. Рябина отщипнула один цветок, похожий на львиный зев.
– Красивый, - сказала она, поднеся к глазам.
– Как звезда. Жалко, несъедобный.
– Может, попробовать?
– Муха оторвала другой цветок и сунула в рот. Пожевала, выплюнула.
– Гадость.
– Гадкая штука - весна, - пробормотала Рябина.
– Это почему?
– Жрать нечего. Все прошлогоднее. Абрикосы, черешня, персики - до них еще целая пропасть времени. До арбузов и винограда вообще месяца два. Копыта бы не откинуть...
Они только что побывали в магазине, где купили гречку, рис, два батона хлеба. Сигарет не купили: не хватило денег. Но думать про то, что деньги кончились, им не хотелось. Они, как обычно, надеялись, что как-нибудь все утрясется и деньги возьмутся из ниоткуда. Может, их принесет человек. Принесет и подарит. А может, они отыщутся сами. Будут лежать в траве или на асфальте свернутым зеленым рулончиком, или ветер пригонит им под ноги оброненную кем-то трешку. Так случалось не раз. Особенно у Рябины, которая давно уже вела бродячую жизнь.
– Видала? В магазине на липучках висели мухи, - поморщилась Муха.
– Первые мухи, кому они мешают? Одна, две... пять. Пять мух приклеилось. Вот уроды!
– Когда-нибудь я встану на путь джайнов, - важно добавила она.
– Это которые вшей разводят?
– Это которые никого не убивают. И мух в первую очередь.
Муха что-то тихо напевала, машинально щелкая зажигалкой. Огонек с готовностью выпрыгивал из-под ее пальца и тут же опадал, и так повторялось много раз, но Муха не замечала. Над их головами шевелились мягкие сосновые лапы, водянистое солнце сочилось сквозь хвойные иглы и освещало скамейку, длинные волосы Рябины, голые плечи Мухи. А когда луч падал на зажигалку, огонек становился невидимым.
– Сосны, - пробормотала Муха, с наслаждением вдыхая аромат хвои и испаряющейся влаги.
– Только ради них сюда и приехала.
– Ой ли?
– Рябина сузила глаза и посмотрела на подругу насмешливо, но не зло.
– Разумеется, - спокойно подтвердила Муха.
– Из-за сосен, из-за солнца. У нас на Волге природа ничего себе, но нету всего этого: южного, античного. Ради него и приехала. А вовсе не из-за того, о чем ты подумала.
Рябина и Муха сидели к морю спиной и смотрели на горы. Вдалеке виднелся голый, почти отвесный обрыв, поросший кое-где ежевикой и всюду испещренный трещинами, впадинами и протоками, которые издалека напоминали обнаженные нервы и кровеносные сосуды. Иногда вдалеке пролетала птица - крошечная темная точка, которая подчеркивала расстояние, отделявшее горы от поселка. Плато видно не было: отвесные стены упирались в асфальтово-серую тучу, которая заволакивала вершины. Неба над горами тоже не было видно. Небо сквозило над морем, над Симеизом, загороженное нежными облаками, похожими на мальтийское кружево, и пропадало чуть дальше - там, где поднимались склоны гор.
– Ужас, - пробормотала Муха, глядя на тучи, проглотившие вершины.
– И не говори, - согласилась Рябина.
– Подумать страшно, как там сейчас... Какого числа они ушли, не помнишь?
– Ровно две недели назад.
– И ничего не известно с тех пор, - вздохнула Рябина.
– Ушли - как провалились.
– Ого, смотри!
– Муха на секунду исчезла и появилась с недокуренной сигаретой. Кто-то сделал пару затяжек и бросил бычок под скамейку. Или уронил. На желтом фильтре отпечаталась лиловая губная помада.
– Позырь, нет ли еще, - попросила Рябина.
– Бычки любят компанию.
– Уже посмотрела, - ответила Муха, разминая пальцами сигарету.
– Ничего нет.
Она щелкнула зажигалкой и, страдальчески выгнув брови, раскурила, а потом протянула Рябине.
Та глубоко затянулась, блаженно прикрыв веки, и с наслаждением выпустила из ноздрей струйки дыма.
– Кайф... А ведь еще недавно были деньги, - сказала она, обращаясь к сигарете.
– Веришь? Всю зиму копила на этот чертов Крым. И все отняли.
– У всех отняли, - Муха пожала плечами.
– Да у тебя и не было ничего, - презрительно фыркнула Рябина.
– Все равно обидно. Ценного не было, но что-то же ведь было. И за одну ночь ничего не стало.
Вскоре от бычка остался один фильтр, перепачканный помадой.
– Точно тебе говорю: с ними то-то случилось, - сказала Муха.
– Что можно делать в горах две недели подряд в такую погоду? Ты была там когда-нибудь?
Рябина помотала головой.
– И я не была. Но если здесь, на берегу такой собачий холод, то там я даже не знаю что! У них на пятерых была одна палатка. И харчи на пару дней. А они еще потащили с собой этого, как его... Брючата сальные, беретка ВДВ... А ведь сразу было понятно, что человек - говно...
– Надо было пойти с ними, - вздохнула Муха.
– Мало тебе досталось? Мы даже не знаем, живы ли они. Сгинули, как отряд Дятлова. У них половина вещей осталась в лагере. И все сгорело в ту ночь. Но они в любом случае должны были вернуться, чтобы забрать вещи.
– И не только за этим, - робко добавила Муха.
– Слушай, а может, плюнуть на все - и за ними? Поднимемся в горы, поищем какие-нибудь следы, расспросим местных. Терять-то нам нечего.
– Ну конечно. За ними, - проворчала Рябина.
– Скажи лучше - за ним. И терять нам есть чего.