Догоняя рассвет
Шрифт:
Или гордиться тем, что гильдия убийц лишилась такой талантливой марионетки.
Бедный Лирой совсем извел себя разными умозаключениями и разными сопровождавшими их чувствами. Он засел в кабаке «Тромэри» до глубокой ночи, выпивкой усыпляя внутри себя спорившие в унисон голоса, а, возвращаясь домой по темени и в хмельном тумане, вдруг подумал о том, что ему мало, и ворвался в паб «У Рэндалла».
Обстановка здесь выгодно отличалась от тех заведений, в которых Лирой считался завсегдатаем, но именно из-за светлой отделки, безукоризненной чистоты и присутствующих, одетых не беднее бургомистра,
Он был уже изрядно пьян, когда вскинул рассеянный взгляд на гордо вывешенный портрет человека в годах и кивнул хозяину паба с вопросом, вызванном, скорее, нетрезвым желанием потрепать языком, нежели искренним любопытством:
— Кто это?
Хозяин бегло проследил за жестом Лироя, чтобы понять, о ком речь, и усмехнулся так, словно ответ должен быть широко известен.
— Рэндалл — основатель заведения, названного в его честь.
Лирой слепо прищурился, как будто в изображении лысоватого мужчины с редкими клочками седых волос на голове пытался найти кого-то другого, и даже знал кого именно, но портрет оставался неизменен.
— Нет, это ненастоящий Рэн, — заключил по итогу Лирой, убедившись, что картина в его пьяных глазах так и не обзаведется новыми лицами.
— Разумеется, ненастоящий, — к его радости, подтвердил хозяин, и тут же продолжил: — настоящий уже в могиле лет как сто.
Все складывалось так, что правда оставалась за хозяином: ее подкрепляли и уверенный тон, и дерзкая усмешка и проклятый портрет со стариком в нелепых зеленых подштанниках, представленный на всеобщее обозрение если не потехи ради, то из чувства личного уважения.
Или Лирою проще было поверить в то, что дядюшка солгал ему.
Потому что верить в то, что хоть кто-то остался по-доброму искренен уже не получалось.
Время перевалило далеко за полночь, но в библиотеке дворца Мореттов все еще горели свечи, испуская свет на объятые полумраком книжные полки. Склонив голову над рукописью, Изабель предавалась сомнениям: прельщал ли ее нелегкий и продолжительный труд с долей вымысла столь же сильно, сколь все то, что происходило в самом деле? Изложенная на бумаге фантазия привораживала свой помпезностью и красочностью образов, но вместе с тем в ней напрочь отсутствовала жизнь; лишения и страхи, которые заставили бы колотиться сердца читателей так трепетно и часто, как колотилось сердце Изабель, когда Рю признавался в роковом выборе, или когда Клайд мужественно принес себя в жертву, спасая Амари.
Амари… Ее решимость и бойкий огонь в глазах разожгли в Изабель уверенность, что именно таким должен быть герой ее рукописи: отважным без прикрас, храбрым дать отпор не только врагу, но и запутавшемуся в противоречии чувств другу. Если бы Амари не подстегнула братьев отправиться за Рю, вероятно, с главой семейства пришлось бы расстаться навсегда. А вспоминая робкий поцелуй, Изабель не готова была прощаться.
Она занесла перо над чистым листом, намереваясь вывести строки другой, на сей раз правдивой истории о надеждах, за которыми герои гнались с каждым новым рассветом, и о том, как все светлые чаянья обращались в прах, стоило только
— Лирой, подожди! — гремел голос Рэндалла на фоне четких шагов.
Сраженная любопытством — чертой, доставшейся ей от природы, Изабель чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы понаблюдать за развернувшейся сценой. Лирой с налитым яростью лицом стоял напротив Рэндалла и сбивчиво дышал, крепко держась за крест на груди, словно ощущал с ним присутствие Клайда.
— Как ты мог лгать мне? — заходился неистовым криком Лирой. — Как ты вообще мог скрывать от меня такое? У меня остался единственный человек, которому я мог доверять, но, оказалось… Ты… Я… — в переполнившем все существо гневе он не находил слов. И когда попытки говорить в очередной раз обрекли себя на провал, Лирой бессильно всплеснул руками и умчался прочь.
Не успела Изабель вдаться в рассуждение об истоках их ругани, как посреди повисшей тишины зазвучал ленивый скрип дверных петель. Комната Рю отворилась, и Рэндалл обратил на племянника взгляд, в котором вина мешалась с усталостью.
— Я все ему рассказал.
— Что? — не понял Рю.
— Ты знаешь.
Рэндалл развернулся и напряженной походкой двинулся по направлению к своим покоям. Изабель отважилась выйти и расспросить подробности, но Рю обдал ее столь ледяным презрением, отразившимся на его лице, что желания приблизиться тут же поубавилось.
— О чем это он? — выдерживая пренебрежительный взгляд, Изабель вытянулась в уверенную струну, чтобы не выдать, как оскорбительно ей было находиться под волной явственной неприязни.
— Понятия не имею, — пожал плечами Рю и захлопнул перед Изабель дверь.
Он изменился. Рю и прежде не выказывал ярких эмоций, флегматичный характер даже шел его суровому лицу, однако теперь он совершенно замкнулся и только хмуро взирал на всех со стороны, будто ожидал какого-то подвоха. Вернувшись из вампирского логова, Рю стал холоден и неприступен, что никак не уживалось с оставленным на губах Изабель поцелуем.
Лирой покинул дворец, повесив в воздухе ожидание своего скорого возвращения, но он не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Рэндалл молчал. Он совсем поник после ссоры и из уверенного мужчины, не гнушавшимся прибегать к иронии и сарказму, враз превратился в унылого и ослабленного страданиями мученика.
Все в доме перевернулось, и Изабель не знала, что стало тому причиной.
Когда поиски Лироя по кабакам, тюрьмам и бойцовским ямам не увенчались успехом, она всерьез забеспокоилась.
— Что же этот Рэн сказал ему такого, что заставил удариться в бегство? — задумчиво проговорил Рю в ответ на высказанные опасения Изабель, после чего с тем же прибитым раздумьями видом скрылся в своей спальне.
И вновь оставшись на пороге закрытой двери и отчаянья, Изабель впала в безнадежную тоску, еще более ничего не понимая.
— Что происходит? — металась она перед бабушкой. — Лирой исчез, а Рю и Рэндалл до сих пор что-то скрывают!
— С доверием в этой семье всегда было тяжело, — будничным тоном отозвалась Джосет, не поднимая глаз от вяжущих спиц.