Доктор Коул
Шрифт:
Они сели за стол. Но прежде, чем приступить к еде, Р. Дж. быстро пошла к себе в комнату, притворив за собой дверь. Дэвид услышал, как она включила телевизор, по которому показывали повтор популярного сериала «Сейнфелд».
И Р. Дж. он тоже услышал. Каким-то образом он понял, что она плачет не из-за него. Он подошел к двери и осторожно постучал.
Она лежала на кровати. Дэвид опустился на колени возле нее.
— Я тоже ее любила, — прошептала она.
— Я знаю.
Они плакали вместе, как им и следовало поступить годом ранее. Р. Дж. подвинулась, позволив ему лечь рядом. Первые поцелуи были мягкими и
— Я постоянно думал о тебе. Каждый день, каждую секунду.
— Мне не нравится эта борода, — сказала она.
Утром Р. Дж. не покидало странное ощущение, что она провела ночь с посторонним человеком. Дело было даже не в бороде и недостающем хвосте.
К тому времени как она приготовила тосты и поджарила яичницу, к ней присоединился Дэвид.
— Вкусно. Что это?
— Я смешала апельсиновый и клюквенный сок.
— Ты никогда так раньше не делала.
— Ну, теперь делаю. Все изменилось, Дэвид. Тебе не приходило в голову, что я могла встретить другого мужчину?
— Встретила?
— Ты больше не имеешь права знать это. — Ее гнев нашел путь наружу. — Почему ты связался с Джо Фэллоном, но не со мной? Почему ты ни разу не позвонил? Почему ты так долго ждал, прежде чем написать мне? Почему ты не сообщил, что с тобой все в порядке?
— Со мной не все было в порядке, — ответил он.
Когда он начал говорить, они забыли о еде.
После смерти Сары воздух вокруг меня приобрел странный оттенок словно весь мир стал светло-желтым. Часть меня продолжала функционировать как обычно. Я позвонил в похоронное бюро в Рослин, что на Лонг-Айленде, и договорился о похоронах на следующий день. Я осторожно, очень осторожно ехал за катафалком до самого Нью-Йорка.
Я остановился в мотеле. Утром прошла простая церемония. В нашем бывшем храме был новый раввин. Он не знал Сару, и я попросил его быть очень кратким. Сотрудники похоронного бюро несли гроб. Распорядитель похорон поместил объявление в газете о церемонии, но пришло всего несколько человек. В Западном Вавилоне на кладбище Бет Мозес две девочки, которые дружили с Сарой в школе, плакали, обнявшись. Рядом стояло человек пять, мужчины и женщины с мрачными лицами, которые знали нашу семью, когда мы жили в Рослине. Я отпустил землекопов и засыпал яму сам. Сначала я бросил несколько лопат камней, слушая, как они глухо стучат по крышке гроба, а потом пошла земля. Над могилой я насыпал небольшой холм.
Полная женщина, в которой я с трудом узнал лучшую подругу Натали из какой-то прошлой жизни, всхлипнула и прижала меня к себе, а ее муж умолял меня поехать к ним домой. Я даже не помню, что ответил им.
Я ушел сразу же, как только закончилась церемония. Проехав пару километров, я свернул на пустынную стоянку возле церкви, где прождал больше часа. Когда я вернулся на кладбище, люди уже разошлись.
Две могилы располагались довольно близко. Я сел между ними, положив на них руки. Никто меня не потревожил.
Я чувствовал лишь боль утраты и одиночество.
Я не знал, куда еду. Казалось, машина едет по собственной воле по Уэллвуд-авеню, пересекая перекрестки и мосты.
В Нью-Джерси.
В Ньюарке я остановился у «Старой славы», бара для рабочих, который находится как раз возле шоссе. Быстро выпив три стопки, я почувствовал на себе косые взгляды и внезапно наступившую тишину. Если бы на мне был рабочий комбинезон или джинсы, то все было бы в порядке, но на мне был испачканный землей дорогой синий костюм от Харта Шаффнера и Маркса. К тому же я носил хвост. Я расплатился и вышел, направившись к ближайшему супермаркету, где купил три бутылки джина «Бифитер», с которыми поехал в мотель.
Я слышал десятки рассказов алкоголиков о вкусе выпивки. Некоторые описывают его как «жидкие звезды», «нежный нектар», «пищу богов». Мне никогда не нравился вкус алкогольных напитков, сделанных на основе зернового спирта, я ненавидел свое пристрастие к джину и водке. В мотеле я искал забвения, накачиваясь спиртным, пока не засыпал. Когда я просыпался, я лежал несколько минут, не понимая, где я нахожусь и почему. Потом накатывали воспоминания и ужасная боль, и я снова тянулся за бутылкой.
Это была старая, проверенная временем тактика — в былые времена я тоже пил в запертом помещении, где был в безопасности. Три бутылки джина помогли мне не выбираться из забытья четыре дня. Потом я почти сутки страдал от похмелья. Съев скудный завтрак, я выписался из мотеля и поехал дальше.
Подобный образ жизни я вел прежде, потому очень быстро и легко снова к нему адаптировался. Я никогда не садился за руль пьяным, понимая, что от катастрофы меня отделяют лишь машина, бумажник с кредитными картами и чековая книжка.
Я ехал медленно, практически на автопилоте. Мой разум замер, пытаясь оставить реальность позади. Но рано или поздно наступал момент, когда реальность вторгалась в машину и ехала вместе со мной. Когда боль становилась невыносимой, я останавливался, покупал пару бутылок и заворачивал в ближайший мотель.
Я напивался в Харрисбурге, штат Пенсильвания. Я напивался на окраинах Цинциннати, штат Огайо, и в местах, которые мне совершенно не знакомы. Я напивался и трезвел снова и снова.
Одним теплым утром в начале осени, очень рано, я обнаружил, что еду по проселочной дороге. У меня было сильное похмелье. Передо мной открывался милый холмистый пейзаж, хотя холмы были ниже, чем в Вудфилде, и там было больше обработанных полей, чем леса. Я объехал черную телегу с впряженной в нее лошадью. На телеге сидел бородатый мужчина в соломенной шляпе, белой рубашке и черных штанах с подтяжками.
Эмиш.
Я проехал ферму и заметил женщину в длинном платье и маленькой шапочке, помогавшую двум мальчикам сгружать с телеги тыквы. По другую сторону пшеничного поля еще один мужчина правил пятеркой лошадей.