Долгий сон
Шрифт:
— Пап, я чего хочу спросить?
— Что, сынок?
— Начальник этот… Он добрый? Помогал он тебе когда-нибудь?
— Белые швыряют нам объедки, Пуп, — вот это у них и называется доброта, — сказал Тайри, глядя на сына со слабой и оттого тем более горькой усмешкой.
— Он ведь тебе вроде друг, этот начальник. Скажи, будь ты белый, разве он не старался бы избавить тебя от тюрьмы?
— Ха, — хмыкнул Тайри. — Белые думают, что тюрьмы как раз и построеныдля
С виноватым чувством Рыбий Пуп вспомнил, как предложил принести в жертву Брюхана, чтобы тот сел в тюрьму вместо Тайри. Он был готов поступить с одним из своих не лучше, чем поступали с ними белые. Любопытно, что должен был подумать при этом начальник полиции?
— Стало быть, начальник смотрит на нас точно так же, как на простыхчерных, вроде Брюхана? — спросил Рыбий Пуп.
— Да нету для белых простыхниггеров и непростых, —устало процедил Тайри. — Все мы для них одинаковые. Они тебя только тогда отличают, когда из тебя можно что-то вытянуть.
Сейчас Тайри говорил ему правду — слишком ясно чувствовалось, что в его словах заключена жестокая логика жизни. Рыбий Пуп томился желанием помочь, и в своем нетерпении был готов ухватиться за любую возможность, даже если все в его душе восставало против нее.
— А нельзя найти способ им услужить, а они за то нам помогут?
— Почему нельзя? — сказал Тайри, поднося к губам бутылку виски. — Мы с доком сядем за решетку. Чем не способ им услужить. Тогда, по крайности, смогут больше не опасаться, что еще где-нибудь сгорит танцзал.
Рыбий Пуп вздохнул в угрюмом раздумье. Он устал; сидя в кресле, он задремал, изредка вздрагивая во сне…
К вечеру зашли попрощаться Зик и Тони, оба ночным поездом уезжали служить в армию. Друзья держались скованно, слова не шли у них с языка — у всех трех пожар унес дорогих им людей.
— Черт, и почему только мне с вами нельзя, — сказал Рыбий Пуп.
— Хорошо, что я уезжаю, — признался Зик. — Невмоготу здесь торчать после этого пожара.
— И мне, — сказал Тони.
— Писем от вас, голубчиков, небось век не дождешься, — укоризненно сказал Рыбий Пуп.
— Это ты зря, брат. Мы будем писать, — обещал Тони.
— Мы старых дружков не бросаем, — подтвердил Зик.
— А вас куда погонят, как пройдете подготовку? — спросил Рыбий Пуп.
— Кто его знает. Возможно, в Германию. Или, может, во Францию, — сказал Тони.
— Неровен час, и Париж навестим, — высказал предположение Зик.
— Болтают — невредный городишко, — вздохнул Рыбий Пуп.
— Я слыхал, в Париже вино горчит, зато женщины — одна сласть, — улыбнулся Зик.
— И цветных там, говорят, никто не трогает, — сказал Тони.
— Ты скажешь! Да такого места не найдешь в целом свете, — с хмурой усмешкой проворчал Рыбий Пуп.
— В Париже, рассказывают, белые с черными запросто гуляют вместе по улице, — подхватил Тони с боязливой надеждой.
— Увижу своими глазами — тогда поверю, — сказал Зик. Он тронул пальцами край стула. — На всякий случай постучим по дереву.
Вскоре Зик и Тони ушли, им пора было на вокзал, а Рыбий Пуп после их ухода почувствовал себя вдвойне покинутым. Он опять пошел к Тайри и увидел, что отец открывает непочатую бутылку виски.
— А не хватит, папа?
— Я свою меру знаю, сынок.
Из конторы позвонил Джим доложить, как подвигаются дела в школьном спортзале, спросить совета. Эмма бесшумно, как призрак, кружила по дому, то и дело проходя мимо двери в гостиную, проверить, в каком настроении ее муж и сын, но не осмеливаясь узнать подробней, что случилось. В семь часов она робко предложила, что принесет им поесть. Тайри согласился. Сидя на диване, отец и сын ели, поставив на колени тарелки с едой, молча жевали, глотали, не разбирая вкуса. Очистив тарелку, Тайри еще раз приложился к бутылке.
— Ты что, сынок, не идешь спать?
— Неохота. Я лучше побуду с тобой.
— Ах ты, миляга. — Тайри потрепал сына по плечу. — Ничего, не бойся. Все обойдется. Я еще и не такое видывал.
В десять часов они услышали, как у ворот остановилась машина, опять тронулась с места и подъехала к дому.
— Поди глянь, кто там, Пуп, — велел Тайри. Приподнявшись, он достал из-под диванной подушки пистолет и сунул в карман.
Рыбий Пуп подскочил к окну и выглянул наружу.
— Чей-то «бьюик», папа, — зашептал он. — Здоровенный. С черным шофером. Сзади сидит белый, видно важная птица… Вот вылез, идет к дверям.
Тайри встал и натянул пиджак. Заливисто затрезвонил звонок. По коридору торопливыми шагами прошла Эмма.
— Погоди, пускай Пуп откроет, — остановил ее Тайри.
Эмма, тревожно блеснув глазами, скрылась к себе в комнату. Рыбий Пуп открыл дверь — перед ним стоял высокого роста дородный белый мужчина, одетый в черное.
— Тайри дома?
— Простите, сэр, а кто спрашивает?
— Мэр Уэйкфилд, — сказал мужчина.
— Батюшки, да никак это мой старый друг мистер мэр! — раздался громкий, радостный и фальшивый голос Тайри. — Заходите, мистер мэр! Давненько же, сэр, я вас не видел!
— Благодарю. — Озираясь по сторонам, мэр Уэйкфилд прошел в гостиную. — Красиво живешь, Тайри.
— Не жалуюсь, мистер мэр. Для бедного человека и так сойдет. — Тайри оскалил зубы в притворной улыбке. — Не желаете промочить горло, сэр?