Дом из пепла и стекла
Шрифт:
— Откуда это у тебя? — спрашиваю я.
— От моего кузена.
— Что? — мои глаза расширяются.
— Не переживай, ему было хуже.
— Насколько хуже?
— Он больше не дышит.
— Ты убил своего кузена? — я дышу с трудом.
— В мою защиту — он это начал, — Нико зевает.
— Что случилось?
— Я навещал родственников в Реджио, и мой кузен не согласился с некоторыми моими планами по расширению деятельности во Франции и Великобритании, и вот результат. Как я уже сказал, ему было гораздо хуже.
— Нико, это… ужасно. Ты понимаешь, да?
Он смотрит на меня, его голубые глаза сонные
— Это было очень давно. Я был намного моложе, более вспыльчив. Таким же был и он. Может быть, сейчас мы всё уладили бы как взрослые, но тогда мы были не так мудры. Он порезал моё грёбаное лицо, а я схватил бутылку и разбил её об его голову, — он улыбается, но в этом есть какая-то извращённая грань. — Это не похоже на кино, Синдерс. Бутылка не разбилась, и он не выжил. Бутылка расколола его голову, как яйцо.
О, Боже, мой желудок бурлит от тошноты.
— Потом вышел его отец, увидел, что произошло, и затащил меня в гараж. Он подвесил меня за руки и бил тростью, пока я не пожелал смерти. Он оставил меня там, и я думал, что буду медленно умирать от отсутствия заботы. На следующий день отец пришёл и спустил меня. Он был в Париже, где у него были дела, и ему позвонил член семьи, который знал, что меня оставили умирать. Родственник посчитал, что это несправедливо, так как Карлос начал драку и порезал моё чёртово лицо без всякой провокации.
Он пожимает плечами, будто говорит о нормальном дне в офисе.
— Мой отец забрал меня, и мы вернулись в Париж. Два года спустя, на большом семейном ужине в Италии, мой дядя снова набросился на меня, и мне пришлось проявить себя перед семьей или позволить ему превзойти меня, что означало бы, что я всегда буду считаться слабым. Я не только показал себя, — я убил его. Если бы я этого не сделал, он никогда бы не перестал меня преследовать. Затем мои люди расправились с его людьми. Так я укрепил позиции своего отца, и мы полностью возглавили североевропейскую бизнес-группу. Мой отец работал над тем, чтобы сделать большую часть нашей работы легальной. Северная деятельность использовалась для очистки денег остальных членов семьи. Всё должно было быть законно, но, чтобы через него легко было переводить деньги. Казино. Ночные клубы. Роскошные рестораны и тому подобное. Потом ещё и недвижимость. В итоге мы поняли, что в Лондоне можно заработать больше денег легально, чем нелегально во многих других местах.
Он зевает.
— К сожалению, русским принадлежит большая часть Лондона. Он и сейчас наводнен русскими деньгами. Тем не менее мы заняли свою нишу и теперь управляем огромной империей недвижимости и финансов.
— Так что, никаких наркотиков? — спрашиваю я.
Нико хмурится.
— Наркотики — это грязно. Из-за наркотиков можно много времени провести за решеткой. Зачем беспокоиться, если можно перевозить другие вещи гораздо проще и за большие деньги. Например, металлы. Человек, которого ты сегодня встретила — Волков — он перевозит оружие. Также деньги. У него есть партнёр по бизнесу, случайный партнёр, который перевозит вещи, представляющие большую ценность, например, предметы искусства, антиквариат. Ты видишь мир чёрно-белым. Хорошее и плохое.
— Нет, это не так, — я протестую против его оценки меня.
— Это так, Синдерс. Но организация, в которой я состою, уходит корнями почти в средневековье. Ты знаешь, чем отличается
Я качаю головой.
— Твоя семья сделала законными все кражи, которые они совершали.
Я задыхаюсь на этих словах.
— Что? Ты думаешь, что твоя семья родилась на этих землях много веков назад? Они просто заняли их, верно?
— Ну нет, я предполагаю, что они были даны королём, или они купили их? — я понимаю, что не знаю этого. Я знаю многое о нашей истории, но не о том, как мы пришли на эти земли. Они были в нашей семье так долго, и ни отец, ни мать не говорили об этом.
— Так кто же дал землю королю? Вильям Завоеватель просто взял её. Потом случились огораживания. До этого треть земель Британии принадлежала людям, а сейчас это менее трёх процентов.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Я занимаюсь недвижимостью. Я обязательно изучаю правила и юридические аспекты, а также историю землевладения в странах, где я работаю. Посмотри, сколько людей покупают дом в Великобритании, но не владеют землёй. Представь себе это во многих других странах. «Эй, ты купил этот дом, но на самом деле ты его только арендуешь, потому что земля принадлежит какому-то аристократу.» Они засмеются тебе в лицо, но здесь? Все с этим согласны. Так что, пожалуйста, не читай мне лекции о том, что правильно, а что нет. Даже закон создаётся сильными мира сего и имеет исключения для них.
Я думаю о том, что он сказал. Даже закон создаётся сильными мира сего и имеет исключения для них. Он прав, не так ли? Посмотрите на мою пра-пра-прабабушку, не на ту, которая вышла замуж за пирата, а на менее удачливую, которую посчитали ведьмой из-за влиятельных мужчин, которые были напуганы женщиной, что не вписывалась в их шаблон хорошей женщины.
— Моей семье не всегда было легко, — говорю я защитным тоном. — Они помогали местному населению, как могли, а в XVIII веке разрешили пасти скот на общих землях. Одну из моих предков преследовали как ведьму. Другая вышла замуж за пирата, и местная община якобы отвергла её. Мы не богаты в том смысле, как ты думаешь. У нас есть старое имя и старая земля, но у нас нет денег. Мы не владеем половиной Лондона или Сомерсета, а мой отец не был лордом. Мы не аристократы.
— Нет, но, по крайней мере, некоторые из вас были такими, другие были мятежными и, как ты говоришь, пошли против короны и были отвергнуты или обвинены в колдовстве. Я не пытаюсь очернить твою семью, Синдерс, я просто указываю на то, что многие люди, на которых равняется большинство общества, происходят от тех, кто в прошлом совершал плохие поступки. Кто завоёвывал, грабил и крал землю. Вот и всё, что я хочу сказать.
Мне кажется, что в его словах очень много самооправдания, но в какой-то степени я его понимаю.
— Пират, говоришь? — он ухмыляется мне. — Значит, ты и я — не всё так плохо? Твои предки не будут ворочаться в могилах?
Я мягко смеюсь.
— Нет, некоторые из них могут отпраздновать.
— Иди сюда, — он притягивает меня к себе, мягко раздвигает мои ноги и устраивается между моими бёдрами, упираясь своей толстой тяжестью в мой вход.
Его глаза задают вопрос.
— Да, — шепчу я.
Он достаёт презерватив и снова берёт меня.
Глава 23