Дом мертвых запахов
Шрифт:
Встречали и провожали с соблюдением приличий, поминали и отмечали без шума, грустили и радовались, как положено, многого не ждали, но немногое проходило мимо них. Кроме постигшей и опечалившей их потери, у них бывали и праздники, проходившие вне обычных семейных торжеств. Отметили аттестат зрелости Милы, затем выпускной концерт в средней школе, поступление на педагогическое отделение Музыкальной академии, сдачу первых экзаменов. С удовольствием наблюдали за ее взрослением. Все шло своим чередом.
Однажды в субботу Йохана, которая всегда очень осторожно вытирала пыль, будто прикасаясь к святой воде, случайно уронила несколько флакончиков, а один даже свалился на ковер и остановился на плечах стилизованного муравья в углу пестрого рисунка. У женщины вырвался крик грешника, умирающего в адских муках, так что примчались обе Эмилии. Бабушка вскрикнула, увидев Йохану, замеревшую от страха. Геда был в мастерской, и только когда понял, что происходит нечто необычное, пришел, поднял
Ш-ш-ш, успокаивал он их, что с вами, если бы так легко было их разбить, они не пережили бы несколько столетий. Только, разумеется, не стоит накликать беду, нежно дотронулся до плеча Йоханы, кивнул матери и дочери, вернулся за стол и снова погрузился в свои ароматы.
Они выскользнули из комнаты, по-прежнему с испугом в глазах. Йохана еще долго не могла успокоиться. Она даже прилегла на диван в столовой, потому что перед этим выпила немного воды с сахаром. Госпожа Эмилия положила ей на лоб мокрое полотенце и дала какую-то таблетку с ромашковым чаем, приготовленным Милой. Не принимайте это так близко к сердцу, утешала ее старушка, что бы приключилось, если бы он, не дай бог, разбился, из вас бы и дух вон. Не волнуйтесь так сильно, видите, все закончилось хорошо. Я и сама не знаю, что со мной случилось, оправдывалась Йохана. Я не должна быть такой невнимательной. А ведь господин Геда всегда так добр ко мне, ни разу в жизни не прикрикнул, косо не посмотрел, не говоря уж о чем другом. А моей маме при встрече всегда целует руку. Подумать только, своей служанке, где это видано?! Всегда было понятно, что это был человек не от мира сего. Как это был, что это вы говорите, удивилась Мила. Как был, он же и есть! Ой, что это я такое сказала, типун мне на язык, шлепнула себя Йохана по губам. Да что же это со мной, Господи прости, совсем рехнулась. И разразилась безутешным плачем.
Все вы где-то в других местах, один только я здесь и больше нигде, писал Летич Милану в Канаду. Чувствую себя страшно одиноким, и если бы не эти несколько ближайших друзей: (после двоеточия шло перечисление тридцати семи имен), сошел бы с ума от одиночества. Не столько мне нужна дружба, сколько ссоры и препирательства, но было бы с кем и как. Сам с собой я уже столько раз ругался до смерти, но всегда мирился. Единственное, мне удалось прервать отношения со всеми членами группы «Блумсбери», в особенности меня начала нервировать женская часть этого литературного кружка. Они писали намного больше и сложнее, чем мужчины. Я их ликвидировал. Впрочем, нашел двух живых девушек на замену, вот только постоянно колеблюсь между ними, а поскольку много работаю, у меня нет времени решить этот вопрос как настоящему мужчине, поэтому я, по большей части, пребываю в одиночестве. Вот как работа мешает мне в осуществлении моих жизненных целей. Я всегда считал, что работа вредна, а теперь думаю, что она убийственна и разрушительна. Больше я тебе не Летучий, а Одинучий…
Ты не знаешь, дорогой Владислав, что такое одиночество, отвечал ему Милан, ведь ты никогда не работал в маленьком канадском университетском кампусе. Когда я поутру вижу грачей на ветвях огромного дуба перед зданием, в котором преподаю, то два дня прыгаю от счастья, что могу хоть с кем-то перекинуться словом. Но и с ними человек не может спокойно поговорить, потому что студенты быстро распугивают их японскими мотоциклами, на которых приезжают на лекции. Здесь все торопятся, это главное занятие. Едят на ходу, разговаривают с куском во рту, на ходу пьют, любовью занимаются на бегу, и все и всегда мимоходом. Вечно куда-то несутся и прячутся, как будто в них все время пускают отравленные стрелы. Только одна полька, Тереза, иногда немного замедляет темп, и я ей за это очень благодарен.
Милан уже второй год в университете Ватерлоо, а последние несколько месяцев в качестве доктора англистики. Верным оказалось его давнее предположение, что там он сможет быстрее закончить докторскую. Приезжал на защиту, защитился, отметили, и сразу назад. Не стал оставаться на каникулы. Вернулся, чтобы вести там летний семестр, он хотел скопить немного денег, так как пригласил мать провести следующую зиму у него в Канаде. Прилежная учительница на пенсии, Боса Дошен, тут же принялась за серьезные приготовления к этому предприятию. Сначала она бросилась учить английский. Дни напролет крутила пластинки на своем проигрывателе и повторяла вслед за приятным голосом дикторши, ломая язык: Дис из май френд Мери, ши из э тичер…
За несколько дней пребывания в связи с защитой докторской диссертации Милану удалось один раз зайти, ненадолго, и к Геде, только чтобы взглянуть на коллекцию и пригласить их на банкет, на котором Ольга и Геда из-за сильного табачного дыма пробыли не больше часа, а Мила — до самой зари, ей ничто не мешало.
Когда Милан зашел к ним, старая госпожа, поздравив его, подарила ему один из хорошо сохранившихся смокингов профессора Янко, еще со времен сольной карьеры. Поскольку Милан был очень высок, она думала, что смокинг будет ему впору. Он его примерил, чтобы все посмотрели, как он на нем сидит. Старушка глядела на него с восхищением, остальные
Милан очень обрадовался подарку. Хотя он и нечасто его надевал, смокинг станет одной из тех редких вещей, которая неукоснительно будет сопровождать его во всех переездах, в домах и в браках. Этот смокинг — моя малая родина, говорил он всегда, когда ему было грустно, или когда выпивал, — в нем живет моя душа.
Тесса уехала по завершении своего стипендиального срока, уже больше года тому назад. Увезла с собой гору книг, упакованные подарки, воспоминания, причудливые безделушки, которые накупила по пути, но без писем, в поисках которых приезжала. Чуть было не осталась и без ответа на «русский вопрос», что делать, но до спасительной идеи дошла только под самый конец поездки. Почему бы мне не написать книгу о Гедеоне и его коллекции, хлопнула она себя по лбу. Боже, как я до этого не додумалась раньше, это же единственная стоящая тема из всех, которые я до этого упоминала. Господи, как я могла быть такой несобранной! Что это со мной? Она долго обсуждала это с Летичем и Верой (Милан тогда уже был в Канаде) на прощальном ужине, пригласив их накануне отъезда. Конечно, я знаю, что для этого мне, прежде всего, необходимо его разрешение, но сейчас у меня нет сил его спрашивать. Устроишь это для меня, она умоляюще посмотрела на Владо. Как вы думаете, согласится ли он. Нет, я понимаю, что без его содействия исполнить это невозможно. Я так счастлива от этой идеи, говорила она. И в самом деле, тем вечером она была очень весела, засиделись до поздней ночи. Тесса благодарила их за все, по кругу повторяла все выученные сербские слова, болтала с официантами, каждую минуту вставляла, как ей жаль уезжать, а в конце, как будто что-то вспомнив, отдала Вере очень красиво упакованный сверток. Внутри была коробочка с флакончиком духов, который она получила от кого-то в Венгрии. Возьми, я давно храню это для тебя, но все время забываю отдать, вот и теперь чуть не забыла. Может, тебе понравится. У меня аллергия на духи, содержащие спирт, поэтому я их даже не открывала, но мне кажется, они хорошие. Вера поблагодарила и с любопытством развернула подарок. На продолговатой картонной коробочке было нарисовано несколько звездчатых желтых цветков неизвестного ей растения, а под ними написано угловатыми буквами: «Csillag». Вера смутилась и смешалась. Торопливо снова кое-как замотала коробочку и сунула ее в сумку. Несмотря на то, что они были захвачены разговором о будущих планах, Владо заметил, что она как-то внезапно помрачнела, но подумал, это потому, что духи ей не слишком понравились.
Тем же вечером она написала об этом Милану. Представь, что я сегодня вечером получила в подарок от Тессы! Не поверишь: флакон духов «Чилаг». Что скажешь, разве это не странно. Разумеется, я ни в коем случае не стану ими пользоваться, хотя, могу сказать, пахнут они вполне приятно. Мне кажется, это какая-то комбинация нарцисса и можжевельника… вот видишь, и я распознаю нюансы. Влияние Геды на нас гораздо больше, чем мы думаем. Не дай бог, он узнает, что я держу это дома. Отдам духи нашей Жуже, она будет счастлива. А теперь скажи, разве Земля не чересчур круглая? Иногда мне кажется, что этот круг стягивается вокруг меня… дальше все шло в духе любовных упреков из-за его отъезда…
В письме из Лондона Тесса пообещала приехать на защиту Миланом докторской (чтобы и с Гедой заодно договориться), но не смогла, из-за того, что ей, как она сообщила в короткой открытке, вскоре предстоит небольшая хирургическая операция. Об этом несколько раз и гораздо пространнее она писала Ольге, с которой часто разговаривала на эту тему, пока была здесь, но та считала это их тайной. Тесса только однажды призналась им, что ее поездки в Венгрию даже после отъезда Томаса, в сущности, носили медицинский характер. По чьей-то рекомендации еще в Лондоне, она ездила к какому-то доктору (или знахарю), который где-то в Кечкемете или окрестностях якобы успешно лечил рак на ранней стадии при помощи инъекций, являющихся его изобретением, и специальной диеты на основе кукурузы. Несмотря на то, что ей, по всей видимости, не удалось избежать больницы, она утверждала, что эта терапия ей очень помогла. Особенно хвалила целебный эффект кукурузного зерна и муки, из которых в последнее время она для себя готовила практически всю еду. Вера пришла на банкет, только чтобы появиться и поздравить, но долго не задержалась. Тереза два раза звонила в течение той ночи, второй раз, когда там была Вера, английский которой, может, и не был совершенным, но все же она знала его достаточно, чтобы понять, когда что-то звучит интимно и любовно, а когда дружески. Вскоре она ушла, не попрощавшись. Позднее своей лучшей подружке она объяснила, что произошло это ровно 5 июня, в тот день, когда три года назад она познакомилась с англичанами Милана, как она называла Тессу и Томаса, с которыми по какой-то причине связывала и свое расставание с ним.