Домби и сын
Шрифт:
— Воротись Виттингтонъ, воротись Виттингтонъ {Въ оригинал: "Turn again, Whittington". Должно замтить, что въ англійской народной литератур въ большомъ ходу старинная сказка о Виттингтон подъ заглавіемъ: "Whittington and his cat", — "Виттингтонъ и его кошка". Дло въ томъ, что Виттингтонъ, молодой человкъ безъ всякихъ стредствъ къ существованію и безъ копейки въ карман, задумалъ хать въ Индію, откуда, какъ извстно читателю, онъ воротился милліонеромъ. На корабль его приняли потому только, что съ нимъ была кошка, мастерица ловить мышей и крысъ, которыхъ на корабл развелось безчисленное множество. Когда молодой человкъ, съ отчаяніемъ въ душ, выходилъ изъ Лондона, ему чудилось, будто городскіе колокола вызваиивали вслдъ за нимъ: "Turn again, Whittington, turn a-gain Whitting-ton", — "воротись Виттингтонъ, во-ро-тись Вит-тинг-тонъ". Эту
— Поздно ворочаться, — возразилъ Вальтеръ, улыбаясь. — Фортуну не поймаешь, какъ скоро она оборотилась задомъ. Но я не жалуюсь, капитанъ Куттль. У меня есть средства къ существованію, и этого довольно. Узжая за море, я оставляю дядюшку на ваши руки, и кому, кром васъ, я могъ бы безопасне поручить старика? Не отчаяніе заставило меня разсказать вамъ всю эту исторію, — вовсе нтъ, мн хотлось только убдить васъ, что въ контор Домби и Сына помыкаютъ мною, какъ безсмысленнымъ мальчишкой. Скажутъ: иди — и я иду; возьми — и я беру. Почемъ знать? Можетъ быть, это къ лучшему, что теперь прогоняютъ меня съ глазъ долой. М-ръ Домби — дорогой пріятель дядюшки, и эту пріязнь, какъ вы знаете, онъ осязательно доказалъ намъ своимъ кошелькомъ. Благосклонность его, вроятно, увеличится еще больше, какъ скоро я не буду ему каждяй день надодать своимъ присутствіемъ. Итакъ — ура Вестъ-Индія! Ура Барбадосъ! Какъ бишь начинается эта псня, что поютъ наши матросы?
На пристань Барбадоса, молодцы! То-то люли, то-то люли! Скорй отъ Темзы, молодцы! То-то лю-ли, то-то люли!И капитанъ проревлъ наистрашнйшимъ сопрано:
A то-то люли, то-то люли! Тот-то люл-ли, тот-то люл-ли!Послдній припвъ достигнулъ до чуткихъ ушей забубеннаго шкипера, квартировавшаго насупротивъ, который покоился крпкимъ сномъ посл вчерашней попойки и еще далеко не пришелъ въ трезвое состояніе. Услышавъ знакомый припвъ, столь близкій его сердцу, морякъ немедленно соскочилъ съ постели, отворилъ окно и что есть духу загорланилъ:
То-то лю-ли, то-то лю-ли! То-то люл-ли-и-и-и-и!..Это произвело удивительный эффектъ. Показывая, однако-жъ, что онъ еще не совсмъ задохся, вытягивая послднюю ноту, шкиперъ ужаснымъ голосомъ проревлъ: "эгой!" какъ будто привтствовалъ черезъ рупоръ подъзжавшій корабль. Совершивъ этотъ подвигъ, храбрый морякъ снова закрылъ окно и опять отправился на боковую.
— И теперь, капиталъ Куттль, — сказалъ Вальтеръ, подавая ему синій камзолъ и жилетъ, — если вы потрудитесь пойти со мною и объявить дядюшк эту новость, которую, сказать правду, ему давно бы слдовало знать, то я оставлю васъ y дверей нашего магазина и гд-нибудь прогуляюсь до обда.
Но капитанъ, казалось, вовсе не съ большой охотой принималъ на себя это порученіе и отнюдь не надялся на свою отвагу. Можете вообразить — онъ уже такъ блистательно и къ полному своему удовольствію устроилъ будущую судьбу и приключенія Вальтера, такъ часто и такъ торжественно поздравлялъ себя за удивительную проницательность и прозрніе отдаленныхъ судебъ! A теперь вотъ однимъ ударомъ разбивались въ дребезги вс эти мечты, да еще въ добавокъ его самого приглашаютъ поднять руку на разрушеніе такихъ чудесныхъ замковъ! Нелегко, даже и очень нелегко! Какъ прикажете вдругъ в_ы_г_р_у_з_и_т_ь изъ головы вс эти свтлыя идеи и н_а_г_р_у_з_и_т_ь свой мозгь новыми и при томъ ужасно непріятными мыслями! Для этого, разумется, надобно подумать да подумать, и вотъ капитанъ, вмсто того, чтобы наскоро надть свой жилетъ и камзолъ, какъ этого требовалъ Вальтеръ, вовсе отказался отъ облаченія и наотрзъ объявилъ, что ему, при такомъ важномъ случа, слдуетъ напередъ "немножко покусать ногти".
— Это ужъ моя старая привычка, Валли — сказалъ капитанъ, — когда ты увидишь, мой другъ, что капитанъ Куттль кусаетъ ногти, это будетъ значить, что онъ сидитъ на мели.
Потомъ
— Есть y меня пріятель, — началъ капитанъ такимъ тономъ, какъ будто бы разсуждалъ самъ съ собою, — такой пріятель, который могъ бы дать шесть очковъ самому парламенту, и выигралъ бы, непремнно бы выигралъ. Жаль, что теперь онъ на мор, a будь онъ здсь, — для него бы это дло трынъ-трава! Удивительная голова! Три раза, сударь мой, бросали его за бортъ корабля, да и то какъ ни въ чемъ не бывало! Когда онъ былъ въ ученьи, цлыхъ три недли колошматили его по башк желзнымъ болтомъ, — и ничего, ршительно ничего! Сухъ выходилъ изъ воды, не горлъ въ огн. Въ цломъ свт не сыскать такого доки!
Однако-жъ, Вальтеръ внутренно радовался, что прославляемаго мудреца не было въ наличности. Онъ имлъ причины думать, что всякое участіе посторонняго лица было бы неумстно и безполезно въ его длахъ.
— Если бы ты, напримръ, указалъ ему на Темз между кораблями на поплавокъ, — продолжалъ капитанъ тмъ же тономъ, — и спросилъ бы его мннія насчетъ этой вещицы, онъ, я ручаюсь, Валли, доказалъ бы теб какъ дважды два, что это не поплавокъ, a пуговицы твоего дяди. Вотъ оно какъ! Да что и толковать? Онъ за поясъ заткнулъ бы самого чорта?
— A какъ его зовутъ, капитанъ Куттль? — спросилъ Вальтеръ.
— Его зовутъ Бенсби, — отвчалъ капитанъ, — да какъ бы его ни звали, какое до этого дло?
Больше капитанъ уже не распространялся объ этомъ предмет, a Вальтеръ, съ своей стороны, не считалъ нужнымъ требовать дальнйшихъ объясненій. Было ясно: капитанъ Куттль погрузился въ такую глубокую задумчивость, что, казалось, утратилъ всякую способность видть и слышать. Молодой человкъ съ безмолвнымъ уваженіемъ смотрлъ на почтеннаго друга.
И точно, капитанъ Куттль разршался въ эту минуту такими великими идеями, что не только благополучно сошелъ съ мели, но даже вдругъ попалъ въ самый глубокій фарватеръ и не находилъ дна своей прозорливости. Озаренный вдохновеннымъ сіяніемъ, онъ вдругъ увидлъ ясне солнца, что тутъ просто была ошибка, и ужъ, разумется, ошибался не кто другой, какъ самъ Вальтеръ, этотъ втреный и пылкій юноша, который все такъ горячо принималъ къ сердцу. Если и въ самомъ дл назначили его въ Барбадосъ, то нтъ сомннія, назначали съ тою цлью, чтобы молодой человкъ съ необыкновенной быстротой устроилъ свою блистательную карьеру. A если, сверхъ чаянія, въ самомъ дл произошло между ними маленькое недоразумніе, то есть, между Вальтеромъ и м-ромъ Домби, то стоитъ только какому дружку съ обоихъ сторонъ замолвить кстати приличное словцо, и, нтъ сомннія, все устроится къ общей радости и благополучію. Выводъ капитана изъ всхъ этихъ предварительныхъ соображеній былъ тотъ, что такъ какъ онъ уже имлъ удовольствіе познакомиться съ мромъ Домби и провелъ въ его обществ очень пріятныхъ полчаса (въ брайтонской гостиниц, когда они здили занимать деньги), то теперь ему, какъ истинному другу, надлежитъ, не говоря до времени Вальтеру ни одного слова, немедленно отправиться въ домъ м-ра Домби, сказать лакею: "Потрудитесь-ка, любезный, доложить своему барину, что капитанъ Куттль желаетъ его видть", — и потомъ, взявъ м-ра Домби за пуговицу, переговорить съ нимъ попріятельски, какъ водится между свтскими людьми, вполн понимающими другъ друга и питающими одинъ къ другому искреннее уваженіе. Нечего и толковать, что такіе люди, какъ онъ и м-ръ Домби, весьма легко уладятъ всякое затрудненіе, и Валли не дале, какъ ныншній же день будетъ очень пріятно изумленъ радостною встью.
Когда эти размышленія заронились въ капитанскую душу и приняли мало-по-малу соотвтственную форму, его лицо постепенно начало проясняться, какъ пасмурное утро, уступавшее мсто ясному полудню. Его грозныя нахмуренныя брови утратили свой щетинистый видъ и совершенно разгладились; его глаза, почти замкнутые при этой головоломной экзерциціи, открылись и приняли смлое, ршительное выраженіе; его улыбка, образовавшаяся сперва на трехъ ямочкахъ на правой сторон рта и подъ угломъ каждаго глаза, быстро распространились по всему лицу и озарила яркимъ свтомъ величественное чело, такъ что лощеная шляпа гордо поднялась на голов, какъ будто она вмст съ хозяиномъ благополучно сдвинулась съ мели и свободно поплыла въ открытое море. Наконецъ, капитанъ пересталъ грызть ногти и ршительнымъ тономъ сказалъ: