Дон Жуан

Байрон Джордж Гордон

17

Не падайте же духом! В ваши годыФортуна, как любовница, мила;Взвалить на вас все беды и невзгодыОна никак надолго не могла.Нельзя сердиться на закон природы;Превратны наши судьбы и дела!Смиримся же; таков рассудка голос:Серпа желаньям не перечит колос!»

18

«О, я грущу не о судьбе своей!Вздохнул Жуан. — Я плачу о любимой!»И в темной глубине его очейБлеснула боль тоски неутолимой.«О, как сильна печаль души моей!О, как жесток мой рок неумолимый!Я перенес такое, видит бог,Чего никто бы вынести не мог!

19

Я страшную утрату испытал!..»И он умолк, расплакаться не смея.«Я так и думал, — друг его скачал,Что ваш печальный случай связан с нею:Я тоже слезы лил и трепетал,А посему сочувствовать умею.Одна моя супруга умерла,Другая убежала, в чем была.

20

А третья…» — «Как, — Жуан воскликнул,третья?Вы в тридцать лет имели уж троих?»«А много ли для нашего столетья?Ведь только две, как видите, в живых!Притом успел сердечно пожалеть яИ осчастливить каждую из них!»«Ну, третья что ж? Она сбежала тоже?»«Нет, тут уж я сбежал, прости мне боже!»

21

«Вы хладнокровны, сэр!» — сказал Жуан.«А как же! — Англичанин усмехнулся.Вначале всех нас манит океан,Но кто потом на берег не вернулся?Я знал восторгов сладостный обман,Но от него я вовремя очнулся.Былых иллюзий я не узнаюОни, как змеи, сняли чешую.

23

Согласен я, что чешуя другаяБывает и пестрен, но каждый разОна сползает, медленно линяя,И новая уже ласкает глаз.Сперва любовь нас ловит, ослепляя,Но не одна любовь прельщает нас;Злопамятство, упрямство, жажда славыПриманок много для любого нрава».

23

Жуан вздохнул: «Вы правы, может быть:Но умные слова и размышленьяНе в силах нашу долю изменить!»«Нет, юный друг мой, я иного мненья.Оказал британец, — нужно находитьОсмысленную цель в любом явленье;Нас обучает рабства тяжкий гнет,Как исполнять честнее роль господ!»

24

Жуан вздохнул: «Увы! Я все усвоилИ выдержать экзамен был бы рад!»«Ну что ж! — его британец успокоил.Изменчива фортуна, говорят:Вполне „возможно, что еще с лихвоюНас боги через год вознаградят.Мне только надоел ярлык на шее,И я б хотел быть проданным скорее!

25

Сейчас, конечно, нам не повезло,Но в этом и возможность улучшенья;Мы все рабы, коли на то пошло,Рабы страстей, капризов, наслажденья.Со временем душевное теплоИ доброта в нас гибнут, к сожаленью.Искусство жить, коль правду вам оказать,В том, чтоб о наших ближних не страдать“.

26

Меж тем старик, на вид немного странный,Из тех, кого прозвали „третий пол“,Разглядывая пристально Жуана,К приятелям вплотную подошел.Так на чужих коней глядят цыганы,Портной — на ткани, на овцу — орел,Служители тюрьмы — на арестанта,На деньги — ростовщик, на женщин — франты.

27

Нет, на рабов глядят еще смелей!Себе подобных покупать отрадно.Но если приглядеться почестнейИ Власть, и Красота до денег жадныИ нет непродающихся людей:Наличный счет — хозяин беспощадный!Всяк получает за своя грешкиИной короны, а иной пинки.

28

Но евнух их рассматривал недаромИ, наконец, прицениваться сталБарышник торговался с истым жаром,Божился, клялся, в сторону плевалИ цену набивал своим товарам,Как будто бы скотину продавал.Процесс торговли далеко не всякийСумел бы отличить от буйной драки.

29

Но скоро крики перешли в ворчанье,И спорщики достали кошельки,И серебра приятное журчаньеПлеснуло звоном на ладонь руки.Монеты были разного названья,И долго их считали старики.И вот, закончив сделку аккуратно,Купец ушел — обедать, вероятно.

30

Не знаю, как и сколько кушал онИ каково его пищеваренье,Я думаю, он мог бы быть смущен,Продав себе подобных Без сомненья,Любой из нас бывает удручен,Когда в желудке чувствует стесненье,Пожалуй, это самый худший часИз всех, какими сутки мучат нас!

31

Вольтер не соглашается со мною:Он заявляет, что его Кандид,Покушав, примиряется с судьбоюИ на людей по-новому глядит.Но кто не пьян и не рожден свиньеюТого пищеваренье тяготит,В том крови учащенное биеньеРождает боль, тревогу и сомненья.

32

И правильно сказал Филиппов сын,Великий Александр, что акт питанья,Над коим человек не господин,В нас укрепляет смертности сознанье.Духовностью гордиться нет причин,Когда рождают радость и страданьеКакой — то суп, говядины кусокЖелудочный в конечном счете сок!

33

На той неделе — в пятницу как разЯ собирался выйти на прогулку.Я шляпу взял. Уж был девятый час.Вдруг за окном раскатисто и гулкоРаздался выстрел. Выбежав тотчас,Я тут же, в двух шагах от переулка,Равенны коменданта увидал,Убитого, наверно, наповал.

34

Пять пуль его, беднягу, уложили;За что — теперь уж поздно толковать!Я слуг позвал. Они его втащилиКо мне и положили на кровать.Но я напрасно не щадил усилий:Убитый начинал уж остывать.Жизнь кончилась довольно глупой дракойС каким — то итальянским забиякой!

35

Я знал его при жизни и гляделВ раздумье на лицо его немое:Я видывал десятки мертвых тел,Но не встречал подобного покоя.Он словно бы заснул, устав от дел,С закинутою навзничь головою.И мне казалась бледность мертвецаЛишь бледностью усталого лица.

36

„Так это смерть? Но что ж она такое?Скажи мне!“ Он молчит! „Ответь!“ Молчит!Еще вчера он выглядел героем,Имел хороший вид и аппетит,Его команды слово громовоеВ ушах солдата все еще звучит,А завтра он предстанет батальонамПри гуле барабанов похоронном!