Дорога к счастью
Шрифт:
– Вот паршивец! Ну я тебе задам, попомнишь еще меня, – вспыхнул тот.
Потом, немного успокоившись, обратился к Глафире:
– С вами, дураками, связываться – хуже нет. Не хотите по-доброму, завтра силой заберем.
Степан, раскрыв рот, жадно хватал воздух, потом прохрипел:
– Ох, господи, за что только нам такие мучения… А ты, дочка, нос не вешай, в обиду тебя не дам.
До самого вечера прорыдала Елена, а потом соскочила с топчана и побежала к Андрею. Никогда раньше она не была у него в хате. Войдя, она увидела, что вся семья Демьяна сидела за столом
Андрей не бросился следом, а только опустил голову.
Все за столом молчали, никому уже больше не елось, не пилось. Андрей встал, вышел на улицу и не помня себя побрел куда глаза глядят.
Он полной грудью вдыхал прохладный воздух, пропитанный запахом полей, и впервые в жизни с болью в сердце ощущал всю низость бессилия. Он сел на трухлявый пень, вокруг которого рос бурьян. С одной стороны, Андрей чувствовал острую неприязнь к пану, но с другой – он понимал: не будь Миклашевского, был бы Ханенко или другой помещик.
Кто-то взял его за плечо. Он резко обернулся, перед ним стоял Моисей.
– Эх, друже! Знал бы ты, как тяжело у меня на сердце, как больно мне вот тут! – Андрей приложил руку к груди.
– Чего горевать? Что было, то прошло. На все воля божья. Нужно новую жизнь начинать – и тебе, и Елене.
– Я понимаю, ты хочешь облегчить мои страдания, успокоить, но покоя я не найду никогда.
– Это тебе сейчас так думается, а время все сотрет, ничего в памяти не оставит, – рассудил Моисей.
10
Утром следующего дня несколько крепких мужиков зашли в хату Гнатюков, избили Степана, Глафиру закрыли в хлеву и силой забрали Елену. Связали да уложили в бричку к управляющему, который увез ее в Стародуб.
Возле конюшни Елену бросили на солому и развязали. Ее тут же обступила толпа любопытствующих. Девушка была напугана, ее глаза из-под длинных черных ресниц со страхом глядели на людей.
К ней подошел пан Миклашевский, бросил взгляд на ее загорелые, с ободранными коленками ноги, обутые в истрепанные лапти, и стал всматриваться в лицо.
«Моя порода», – подумал он, но, злобно нахмурившись, хлопнул по голенищу плетью и вслух произнес другое:
– Ты почему ослушалась?
– Панове, – взмолилась девушка, – отпустите меня, ради Христа, домой к тяте и маме.
Миклашевский размахнулся плетью и ударил ее. Елена закричала от боли.
– Как ты посмела пойти против моей воли? – рявкнул он.
Девушка, опустив голову, молчала.
Немного успокоившись, он приказал конюху отвести ее в сарай.
– Пан, она же ребенок.
– Не твое собачье дело! – полыхнул глазами помещик. – Ты что, не понял? Выполнять! Без разговоров! Ей уже пятнадцать лет, замуж собралась, а ты – «ребенок». Тащи ее туда, да побыстрее.
Крестьяне, стоявшие рядом, испуганно переглянулись. Конюх поклонился и, схватив Елену за рукав рубахи, повел в сарай.
И теперь Елена сидела на полу и с тревогой смотрела на дверь, ожидая своей участи.
Вскоре
Елена неожиданно подняла голову и глянула на помещика, словно ножом полоснула, и сжала кулаки, выставив перед собой:
– Не трогайте меня! Не берите грех на душу.
Миклашевский криво усмехнулся и, возбужденный молодым телом, обнял девушку и прижал к себе:
– Иди сюда! В любовь вздумала играть? Сейчас я тобой займусь!
Елена пыталась вырваться, но у нее не получилось. От бессилия, обиды и безысходности она заплакала.
– Я здесь хозяин, и мне решать, что с тобой делать. Поцелуй меня. Сейчас я буду тебя учить, как надо любить, а ты потом расскажешь всем, какой пан добрый и ласковый в любовных утехах.
Сильные руки схватили ее за бедра, потом бесцеремонно сжали грудь. Страх безумия сковал тело девушки, превратив ее в безвольную куклу. Застонав, она прикусила губы, закрыла глаза. Больно, страшно, стыдно…
Спустя некоторое время помещик вышел из подсобки, поправляя штаны:
– Хороша девка!
Обернувшись к конюху, спросил:
– Что, жалостно тебе?
– Да, пан, – искренне ответил тот.
– А мне нет. Если холопы будут делать все, что им хочется, тогда грош мне цена. Ты вот что, – повел злыми глазами помещик, – позови мне Родиона.
– Этого вдовца?
– Его самого.
На следующий день Миклашевский распорядился выдать Елену за овдовевшего мужика, который был гораздо старше ее.
Глава 2
1
Разрасталось семейство Харитона Кириенко. Пришло время жениться Моисею. В жены отец ему сосватал высокую, с русой косой, дородную соседку, дочь Демьяна Руденко – Прасковью. Да и парня ее темно-голубые глаза покорили еще с детства. Молодые относились друг к другу с уважением. Моисей обращался с женой с любовью и нежностью, никогда не обижал ее грубым словом.
Федор с Максимом ездили свататься в Клинцы. Вернулись в Дареевск с молодой женой и полной телегой приданого. Мария – из семьи староверов – была девушкой простой, откровенной и доверчивой. Поселились молодые вместе с родителями в одной хате, но Федор уже стал задумываться: вот-вот подрастет младший Антон, надо будет одного из сыновей отделять вместе с землей и животиной, а земли и так кот наплакал.
Моисей с семьей не стал отделяться от отца, чтобы не дробить земельный надел. Он понимал, что выжить в такой ситуации можно только коллективным трудом, сохранив семейную общину. Но женившийся следом Иван не захотел жить в родительском доме, и отцу, несмотря на протест Моисея, пришлось пойти на уступки. Он отделил среднему сыну половину десятины земли, потом все семейство помогало Ивану поставить хату. Его жена Анастасия была родом из села Лотаки. Отец ее из казаков, умер от болезни сердца, а мать осталась в своем доме с сыном. Кареглазая, чернобровая казачка среднего роста родила ему двух сыновей. Старшего назвали Калистратом, младшего – Константином.