Дорога неровная
Шрифт:
В новом городе Изгомовым повезло: работу нашли почти рядом с домом. Шуре до типографии ходу пять минут, Виталию до завода — десять. А пока не выхлопотали место в садике для Антошки, с ним согласилась посидеть соседка-старушка, полюбившая мальчишку, как своего внучонка. Мальчуган был забавно серьезен, пытался рассуждать, как взрослый, чем немало смешил свою няню, которая с восторгом пересказывала потом его рассуждения во дворе с товарками. Однажды он пытался перевоспитать ее зятя, который все выходные дни не «просыхал», выпивал ежедневно две-три бутылки водки, благо магазин рядом с домом. И Васильевна взахлеб словесно описывала, как Антошка, заложив руки за спину, прохаживался перед зятем
Антошка рос веселым и сообразительным, в его лексиконе было немало взрослых слов — кстати, между прочим, собственно говоря, любопытно. Он не картавил, как все малыши, а заменял трудное «р» и легкое «л» на «в», поэтому получалось «между пвочим, вюбопытно…» Он любил рассматривать картинки в детских книжках, которые, не жалея денег, покупала Александра. Выписала и журнал «Веселые картинки». Еще Антошка любил рисовать. Ему нравилось сидеть дома с бабушкой Васильевной, а ходить в садик Антошка не любил, хотя там его хвалили: «Послушный, память у мальчика хорошая», — прослушав любую сказку, он ее свободно пересказывал. И не раз, возвращаясь домой, говорил: «Мама, скажи мне: „Умница, хорошо себя вел“». И все-таки садик он не любил. Васильевна как-то рассказала, что Антошка заявил: «Ох, хорошо, бабушка, с тобой, да надо в садик идти, навязал мне папка этот садик. Но ничего, вот если заболею, то ты со мной опять сидеть будешь». Когда научился считать до трех, то стал показывать Васильевне в «Веселых картинках» такой же веселый и смешной поезд.
— Бабушка, — задал он вопрос Васильевне, — это какой вагон?
Васильевна промолчала, и тогда мальчуган сам себе ответил:
— Первый. А это какой вагон? — не услышав ответа, опять проинформировал бабушку. — Второй. А этот? — Васильевна молчала, думая о чем-то своем. — Это третий вагон, бабушка! Вы что, считать не умеете? — впрочем, дальше маленький хитрец считать не стал, чтобы не опозориться.
Александра воспитывала своего первенца в строгости, но никогда не била, шлепала легко для острастки, а чаще усаживала в кресло в наказание. Антошка послушно усаживался «в карцер», не забыв при этом книжку с картинками или детский журнал. Так он мог просидеть несколько часов, рассматривая книги, но Александра его не ругала — пусть хоть таким образом, но привыкает к чтению. Антошка и впрямь вырос книгочеем и знатоком литературы и даже вел на областном радио рубрику, посвященную литературе.
Однажды Антошка закапризничал, не желая ложиться спать.
— Раздевайся скорее и ложись! — приказала сурово: рано начала приучать сына к самостоятельности.
Антошка заканючил:
— Ну, мамочка, пожалей меня, погладь по головке!
— Антон, замолчи!
— Ну, поцелуй!
Александра вышла из терпения и приказала:
— Вернусь из кухни, чтобы уже был в постели! — и ушла.
Через пару минут осторожно подошла к детской комнате, заглянула. Антошка сидел на кровати, пыхтя, стягивал с себя колготки и бубнил:
— А ты возьми осторожно и тяни, вот и снимешь, разденешь свои ноженьки золотые. Вот видишь, и снял…
Александра чуть не рассмеялась: интонации у сына были точь-в-точь ее. Она заглянула и нарочито сердито спросила:
— Ну, как, разделся?
— Нет, мамочка, ты лучше ложись со мной и усыпи меня своей сказкой.
Антошка любил, когда мать ложилась рядом с ним и рассказывала сказку. Александра поцеловала сына и начала рассказывать ему сказку.
«Цыганка гадала, цыганка гадала, цыганка гадала, за ручку брала…»
Так что же ты хотела нагадать Александре, цыганка? Не стала она тебя слушать, беспечно махнула рукой:
— А, то, что было, я знаю: все быльем поросло, что есть — тоже известно, а что будет… То и будет!
— Погоди, милая, погоди, золотая, погоди, бриллиантовая, — зачастила цыганка, ухватив женщину за рукав. — Я всю правду расскажу, ничего не утаю! Позолоти ручку, красивая, не пожалей рублик, не пожалей рваненький, а если угожу, так и красненькую дашь…
— На тебе рублик, на тебе рваненький, — в тон цыганке пропела Шура, — только отстань! — и замерила быстрыми шагами улицу.
— Эй, — крикнула ей вслед гадалка, — будет у тебя двое детей и двое мужей!
— Ага, один — муж, другой — любовник! — только и рассмеялась женщина в ответ.
— Ой, золотенькая, — припустила за ней цыганка, — погоди, еще что-то скажу, ей-богу, бесплатно погадаю, понравилась ты мне! Мужу не верь, обманывает он тебя!
Но Александра не слушала цыганку, спешила домой, где ожидали ее муж и сын.
Дом, где Изгомовы жили, стоял на зеленой уютной улице напротив городского парка, ухоженного и чистого, не то, что в Тавде — часть соснового леса, которую люди постарались превратить в место для отдыха. Здесь парк, как и вся зелень в городе, посажен руками человеческими. Высокие вязы, голубые ели, зеленые газоны и постриженные кусты ирги да кленов вдоль дорожек, розарии. В городе, загазованном химическими выбросами, жить рядом с парком — великое благо и удача, Изгомовы тем благом пользовались ежевечерне, гуляя втроем по парку, радуясь друг другу, любуясь и гордясь своим сынишкой, который лихо катил впереди на велосипеде, словно и не было у них за плечами четырех лет совместной жизни, все смеялись да дурачились, как жених и невеста. Правда, просигналил уже «первый звонок» перед неприятностями, но Александра тогда не обратила на это внимание: мало ли что наболтает цыганка, выманивая денежки. Мужу своему Александра верила.
Их дом поставили на капитальный ремонт, а жильцам предоставили комнаты в резервном для таких случаев доме-общежитии, в котором уже жили несколько семей из соседнего дома. Виталий работал в две смены, возвращался домой поздно, Александра, дождавшись его, кормила и уходила спать, пока Виталий оставался в общей кухне выкурить перед сном последнюю сигарету.
И тогда там появлялась соседка Верка, разбитная, нахальная и гулящая бабенка, которая тихая была лишь в дни, когда дома находился муж, а дома Сергей бывал очень редко — разъездная была у мужика работа. Скучно Верке, хотя и есть любовник, однако и тот, как человек семейный, не каждый день навещал свою зазнобу. Вот и нацелилась Верка на разговорчивого, прибаутистого, красивого соседа: явится на кухню и до полуночи хохочут оба, развлекая друг друга анекдотами…
Александре, конечно, не нравилось такое поведение мужа, который вместо того, чтобы поспешить к ней, часами рассиживался в кухне с соседкой. Да и только ли анекдотами балуются? Словом, из-за соседки и поругались однажды Александра с Виталием — впервые в новом городе. А тут праздники подошли первомайские, и произошло событие, которое заставило Александру думать, что она идет по материнскому пути, может даже, повторяет ее судьбу, потому что именно в далекий сороковой год, именно в Первомай, узнала Павла об измене своего мужа Максима.