Дорогой ценой

Рой Кристина

Старые деревья шумели над его головой, пока не убаюкали.

Точно как в тот раз, когда он, ухаживая за баронессой, уснул в маленькой комнатке, и сейчас его бледное лицо отражало блаженство и небесный мир.

Спящий не слышал, как к нему подошёл хозяин замка.

Какое различие было между этими двумя людьми! Платье маркиза было, хотя и очень простого элегантного покроя, но очень дорогим; бельё его было из тончайшего шёлка; рубашка спереди была сколота булавкой с драгоценным камнем. Часы его висели на золотой цепочке, украшенной бриллиантами. Он был владельцем этого прекрасного замка и можно было предположить, что, кроме этого имения, у него на земле было ещё много другого богатства.

А этот нежный юноша, который не осмелился положить свою голову на изящную подушечку, а накрыл её своим платком, носил довольно поношенное простое чёрное платье, и такими же скромными были его бельё и обувь. И всё же маркиз смотрел на него с завистью.

«У него нет ничего, и всё же он так богат», — подумал маркиз.

Но что это было? Лицо спящего как-то странно вздрогнуло, судорожно сомкнулись губы. Это была боль, глубокая боль, отразившаяся на молодом лице. Маркиз наблюдал за ним с определённым удовлетворением. «А говорят, что последователи этого Христа такие счастливые…» Горькая усмешка появилась на его устах.

По внешнему виду Урзина сразу было заметно, что этот юноша жил не для этой земли, а для неба, о котором он мечтал и к которому направлял людей; что он был только гостем на земле, готовым в любой час отправиться дальше. Он отличался всеми качествами настоящего христианина: был нежен и кроток, полон любви и готовности к добрым делам. Он любил Бога и людей, о чём свидетельствовали даже люди. Ну и что? В награду этот Бог не дал ему даже лучшего платья и не избавил от болей! Ничего себе награда!

Так как выражение боли с лица молодого человека не исчезало, а становилось всё сильнее, и он даже застонал, маркиз склонился к спящему и осторожно положил свою руку ему на лоб. Он был холодным и влажным.

— Пан Урзин!

Мирослав задрожал, открыл глаза и вздохнул, как человек, который вдруг освободился от тяжёлой ноши.

— Вам что-то плохое приснилось, — объяснил маркиз, видя, как Мирослав поспешно поднялся, прикрыв лицо рукой.

— О да, это был очень плохой сон, ваша светлость, я вам очень благодарен, что разбудили меня.

— О, не стоит благодарности.

— Извините меня, пожалуйста! — Урзин побежал к колодцу, выпил воды из стоящего там стакана и вернулся.

Маркиз, сидя в плетёном кресле, указал Урзину на место около себя.

— Я хотел бы вас о чём-то спросить.

Провизор сел.

— Сколько лет вы уже служите своему Господу, как выражается Тамара?

Вопрос был неожиданный. — С восемнадцати лет, — ответил Урзин. — А сколько лет вам сейчас? — Двадцать семь исполнилось.

— Значит, больше девяти лет вы Ему служите и, несмотря на то, что Он говорит: «Моё серебро и Моё золото» и что Ему дана вся власть на небе и на земле. Он вам даже не дал ещё лучшего платья.

Голос маркиза звучал резко. Лицо Урзина слегка покраснело.

Он немного смущённо перевёл взгляд со своей одежды на одежду маркиза, затем тихо засмеялся.

— Не так важна одежда, пан маркиз, а важно, что скрывает эта одежда — счастье или несчастье.

Теперь маркиз понял. Он взял руку молодого провизора в свои украшенные драгоценными кольцами руки.

— Вы хотите сказать, что в груди вашей источник счастья, что вы всегда счастливы?

— Да.

— А та боль, которую вы только что во сне перенесли, — это тоже счастье?

— Боль ещё не является несчастьем, пан Маркиз.

— Что? Телесная или душевная боль не является несчастьем? А что же это такое?

— Это огонь, который угаснет, когда онн сожжёт то, что не может или не должно жить.

— Скажите мне правду, но только правду, Урзин: вы часто находитесь в этом огне?

То есть, часто ли у вас бывают такие моменты, когда вас что-то мучает, как только что во сне?

— Каждый день, пан маркиз.

— Каждый день… и вы говорите о счастье?

— Да, ваша светлость, потому что я предвижу конец и терпеливо жду освобождения.

— Вы ждёте освобождения? А если его не будет?

Урзин опять улыбнулся.

— А если то, во что вы верите, только мираж, если этого вашего Господа вовсе нет и вы Ему напрасно служили, что тогда?

— Если нет вечности, — молодой провизор выпрямился, — ну, тогда после моей жизни для меня навсегда наступит мир и покой, и не будет больше разочарований и скорбей. Мне терять нечего.

Маркиз смешался.

— Видите ли, — сказал он после некоторого раздумья, — я этому Господу неба и земли не служу. А если верно, что всё принадлежит Ему и что Он всё распределяет, то как же Он мне дал Подолин и всё остальное моё богатство, как, например, вот это кольцо, которое имеет такую ценность, что вы с семьёй могли бы от суммы его стоимости жить несколько лет, в то время, как Он вам ничего, даже самого необходимого, не дал. Если бы вы ко мне поступили на какую-либо службу, я лучше заботился бы о вашем будущем. Не думайте, что я хочу возвыситься над вами или что я вас хочу унизить. Нет, я уважаю вас. Я говорю это лишь потому, что уже так часто слышал слова хвалы вашему Господу за Его силу, богатство, любовь и заботу, что я задумался о справедливости Его. Урзин поднял голову.

— Вот вам пример, пан маркиз: предположим, вы вдруг по великодушию своему сняли это кольцо и подарили его мне. Но рядом с вами стоял бы другой человек, точно такой же чужой и недостойный такого подарка, как и я. Где бы в этом случае была несправедливость?

— Не хотите ли вы сказать, что я незаслуженно владею Подолином?

— Да, пан маркиз. Господь дал его вам, а не мне. Где же здесь несправедливость? Или Он не волен поступать по Своему усмотрению?

— По-вашему, Бог так же подвержен настроениям, как человек?