Дождь Забвения
Шрифт:
– Чего нет?
– Кого. Новой подружки. Я не знался ни с кем с тех пор, как ты уехала. Можешь спросить Кюстина, он подтвердит.
– Сказала же: я не вернусь. Нет нужды давать обет безбрачия из-за меня.
– Но ты же вернулась!
– Ненадолго. Сомневаюсь, что я буду в Париже через неделю.
Флойд глянул сквозь запотевшее окно кафе на главный зал. В дальнем его конце уходил в ночь поезд. Флойд подумал, что такой же поезд увезет Грету на юг и больше он не увидит ее никогда. Останется лишь смотреть на ретушированные фото в музыкальных еженедельниках.
Молча допив бренди, они покинули «Фиолетовый попугай», прошли под ажурным куполом вокзала. Он пустовал, лишь горстка пассажиров ждала последний поезд. Флойд повел Грету к той же двери, через которую вошел с улицы на Северный вокзал. А приблизившись к ней, услышал злобные вопли.
– Флойд, что случилось? – испуганно спросила Грета.
– Подожди здесь.
Но она все равно пошла за ним. За углом они увидели резкую, неестественно четкую картину, будто вылепленную из света и тени: трое молодых людей без головных уборов стояли в угрожающих позах под фонарем. Все в безукоризненных, щеголеватых черных френчах, черные же галифе заправлены в надраенные до блеска черные сапоги. На земле сидел, привалившись спиной к фонарю, пойманный в круг света парень, давший Флойду листовку. На его лице блестела кровь. Разбитые, раздавленные очки лежали на тротуаре.
Он узнал Флойда, и на мгновение его лицо осветилось надеждой.
– Месье, помогите, пожалуйста…
Один из юнцов захохотал и пнул его в грудь. Парень захрипел, скрючился. Другой юнец повернулся. Тени скользили по его лицу, по неестественно острым скулам, бледным коротким волосикам, смазанным маслом и зачесанным назад, подбритым на висках и затылке.
– Проваливай! – посоветовал он, и в его руке что-то блеснуло.
Грета стиснула руку Флойда:
– Нужно что-то сделать!
– Слишком опасно, – ответил Флойд, пятясь.
– Они убьют его!
– Уже убили бы, если бы хотели. Всего лишь хотят проучить.
Разносчик листовок попытался заговорить, но его прервал новый, хорошо нацеленный удар в грудь. Парень застонал и повалился на тротуар. Флойд шагнул вперед, жалея о том, что не взял с собой оружие. Юнец взмахнул ножом, медленно повел головой и процедил:
– Толстый, я же сказал тебе: проваливай!
Флойд отошел, чувствуя, как горят от стыда щеки. Он быстро повел Грету назад к вокзалу, направился к другой двери. Грета снова стиснула его руку – несильно, обыденно, будто они прогуливались в Тюильри воскресным вечером.
– Все нормально. Ты поступил правильно.
– Я никак не поступил. Просто удрал.
– «Никак» и было правильно. Они бы тебя зарезали. Я надеюсь, они оставят в конце концов того парня в покое.
– Он сам нарвался. Раздавать листовки прямо у вокзала… Додумался же.
– А что в листовках?
– Не знаю. Я свою выбросил.
Они подошли к «матису», оставленному в глухом переулке. Под дворником была листовка. Флойд расправил ее на лобовом стекле, пытаясь прочесть в тусклом свете умирающего фонаря. Эта листовка была напечатана на хорошей бумаге, не то что те, которые раздавал парень у вокзала, и с фотографией Шателье – гладкого и симпатичного, в военной форме. Президент убеждал друзей и соратников поддержать его, как прежде, а затем следовали слегка замаскированные нападки на меньшинства, включающие евреев, негров, гомосексуалистов и цыган.
Женщина выхватила листовку, пробежала глазами. Грету вырастила в Париже тетя-француженка, так что проблем с пониманием текста не было.
– Сейчас хуже, чем до моего отъезда. Тогда они не осмеливались говорить такое открыто.
– Теперь полиция на их стороне. Они могут говорить что заблагорассудится.
– Я не удивляюсь тому, что Кюстин ушел из полиции. Он всегда был слишком уж чистым для этой братии. – Грета поежилась – пробирал холод. – Кстати, а где он?
Флойд забрал листовку, шумно высморкался в нее и швырнул в кювет.
– Он сейчас занимается нашим маленьким расследованием.
– Ты что, серьезно?
– Думаешь, я выдумал про убийство?
– Я думала, что убийства – не совсем твой профиль.
– Теперь мой.
– Но если ее убили, отчего бы прежним коллегам Кюстина не выказать больше интереса? Не настолько же они заняты преследованием диссидентов.
Флойд открыл дверцу и положил чемодан на заднее сиденье.
– Если бы жертва была француженкой, полиция приложила бы больше усилий. Но она была американкой. Никакой ответственности. Они говорят, дело глухое, открыли и закрыли. Или девушка выпрыгнула сама, или упала по неосторожности. Перила на балконе нормальные, так что преступления здесь нет.
Он открыл дверцу для Греты, затем уселся за руль.
– А ты не считаешь, что так оно и есть?
– Я пока не решил, – ответил Флойд, включив зажигание.
Машина медленно и ворчливо ожила.
– Принимая во внимание все, что мы собрали до сих пор, я бы не исключал случайности или самоубийства. Но пара фактов не вписывается в картину.
– А кто платит за независимое расследование?
– Престарелый хозяин дома.
Флойд вырулил на улицу и повел к Сене и ближайшему мосту. Мимо проехало полицейское авто, направляющееся к вокзалу. Стражи порядка явно не спешили.
– Какое отношение хозяин имеет к делу?
– Ему нравилась Сьюзен. Он думает, что дело нечисто. Посмотри сама. – Держа одну руку на баранке, другой он вытащил из-под сиденья жестяную коробку и протянул Грете.
Женщина сняла перчатки, подцепила крышку.
– Это принадлежало погибшей девушке?
– Если хозяин не лжет, перед смертью она дала ему коробку на сохранение. Зачем так делать, если не опасаешься за свою жизнь?
– Кое-что тут на немецком, – заметила Грета, копаясь в бумагах.
– Потому я и попросил тебя взглянуть.
Она приладила на место крышку и поставила коробку на заднее сиденье, рядом с чемоданом.
– Я сейчас не могу. Слишком темно, и к тому же меня тошнит от чтения в машине. Особенно при твоем стиле вождения.
– Ничего страшного. Возьми коробку с собой, посмотри позже, когда будет время.
– Я приехала помочь тете, а не тебе с расследованием.
– Но ведь это займет всего несколько минут. Я заеду завтра, пообедаем вместе. Тогда и расскажешь.