Дождь Забвения
Шрифт:
– Я понимаю, – кивнул Флойд.
За скрытой ящиками дверью оказался чулан. Полопавшаяся штукатурка обваливалась пластами, открывая старую кирпичную кладку, трещиноватую, сочащуюся сыростью. Свет давала тусклая лампа под потолком. Единственный предмет мебели – матрас на полу. На матрасе сидел с обрывком газеты в руках Кюстин, прислонившись к стене, подложив пару тощих подушек. Рядом стоял пакет с едой. На Кюстине была та же одежда, что и утром, – но такая измятая и засаленная, будто он не снимал ее неделю.
Кюстин отложил газету:
– Не сочти любопытство за неблагодарность, но как, черт возьми, ты меня отыскал?
– Удачная догадка, – ответил Флойд.
– Или, скорее, дедукция, – добавила Грета. – Сколько друзей осталось у нас в этом городе?
– Немного, – согласился Кюстин.
– Нетрудно было составить список. И в нем Мишель – на самом верху.
– Спасибо ему за разрешение прятаться здесь. Но долго я оставаться не могу. Слишком опасно и для меня, и для него. Надеюсь, за тобой…
– Не было хвоста? – окончил мысль Флойд. – Нет.
– Я здорово влип.
– Значит, мы должны тебя вытащить, – сказала Грета.
– Но прежде всего нам нужно знать, что именно произошло, – произнес Флойд. – Андре, нас интересует буквально все с того момента, когда я высадил тебя на улице Поплье.
– Ты получил мою записку?
– Конечно.
– И знаешь про пишущую машинку?
– Ты имеешь в виду шифровальную машину? Да. Но я не понимаю…
– На Набережной мы такими пользовались для секретной связи между департаментами, когда пытались разгромить крупные преступные синдикаты. Злодеи имели привычку прослушивать полицию. Когда Бланшар показал нам футляр от пишущей машинки – верней, то, что мы сочли футляром от нее, – я понял, что видел такое раньше. Надо было только вспомнить, где и когда.
– Рад, что ты вспомнил. Это сразу многое прояснило.
– Она была шпионкой.
– Согласен.
– И действовала не в одиночку, раз шифровки продолжают слать до сих пор. Наверняка у нее поблизости сообщники.
– Кстати, один из них зайдет в мой офис завтра в девять утра.
– Ее сестра? – удивленно спросил Кюстин.
– Как и обещал Бланшар, она вышла на сцену.
– Слушай, будь с ней поосторожнее.
– Я уже все продумал. Теперь давай выслушаем твою историю. Что за чертовщина случилась сегодня?
Кюстин устроился поудобней на матрасе.
– Я начал с жильца со второго этажа – с того, которого ты не застал вчера. Но этого человека по-прежнему не было дома. Тогда я поднялся в квартиру мадемуазель Уайт, чтобы послушать приемник.
– Записал что-нибудь?
– Да, и на этот раз я захватил с собой азбуку Морзе. Но радиограмма выглядела лишенной смысла – случайный набор. Я все пялился на них, и вдруг они странным образом показались знакомыми. Тогда я и вспомнил «Энигму» с Набережной. Сразу дошло: бесполезно гадать над посланием. Даже если ухитримся заполучить «Энигму» той же модели, что была у Сьюзен, мы не знаем необходимых для дешифровки установок.
– А сколько надо времени, чтобы перебрать все комбинации? – спросил Флойд, почесав в затылке.
– Много лет, – покачал головой Кюстин. – Этот орешек очень трудно расколоть. В том-то и смысл «Энигмы».
– Значит, вся наша работа с приемником пошла коту под хвост?
– Напротив. Она немало рассказала о Сьюзен Уайт, хотя мы и не способны прочесть радиограмму. А еще нам известно, что кто-то не поленился разбить ее «Энигму». Значит, убийцы знали доподлинно, как важна эта машинка.
– То есть ее убил вражеский агент, – подумал Флойд вслух.
– Думаю, можно считать так, – согласился Кюстин. – Убийца наверняка уничтожил и инструкцию по шифрованию. В документах, полученных от Бланшара, нет ничего похожего на установки для «Энигмы». Наверное, они хранились в другом месте. Или Сьюзен их попросту помнила.
– Кстати, о Бланшаре, – напомнил Флойд.
– Когда стало ясно, что бесполезно возиться с приемником, я привел его в прежнее состояние, выдернул провода, упаковал инструменты и направился к Бланшару. Я хотел поговорить с ним в рамках версии, которую мы обсуждали с тобой.
– И поговорил?
– Не успел. Дверь оказалась открытой. Я постучал, зашел, позвал старика. Никто не ответил, но я услышал… кое-что…
– Что именно?
– Возню, пыхтение. Удары. Мебель двигали. Само собой, я прошел чуть дальше – и увидел маленькую девочку. Может, ту, которую заметил вчера возле дома, может, другую.
– И что делала девочка? – спросил Флойд, чувствуя, как подкатывается к горлу холодный комок.
– Эта тварь убивала месье Бланшара, – ответил Кюстин с холодным, отстраненным спокойствием, будто столько раз прокручивал случившееся в своем воображении, что ужас увиденного поблек, стерся. – Бланшар лежал на полу, его голова прижималась к ножке кресла. Тварь сидела на корточках, одной рукой закрывая рот жертве, второй сжимая кочергу. Ею она била по голове.
– Как же ребенок смог одолеть Бланшара? – спросил Флойд. – Он, конечно, был стар, но не так уж немощен.
– Я говорю о том, что видел своими глазами. У этой твари, кажется, чудовищная животная сила. Ноги и руки – что твои спички, а лупила, точно кузнец по наковальне.
– Почему ты все время называешь ребенка тварью? – осведомился Флойд.
– Она посмотрела на меня, и я понял: это вовсе не ребенок.
Грета тревожно глянула на Флойда. Тот протянул руку, коснулся девушки: мол, не беспокойся, все нормально.
– Продолжай, – сказал он Кюстину.
– Одета тварь была как девочка, но когда посмотрела на меня, я понял: это не ребенок, а демон. Лицо будто ссохшийся плод. Во рту черный сухой язык, вместо зубов несколько черных гнилых корешков. И вонь.
– Мерзость какая, – прошептала Грета, содрогнувшись от отвращения. – Это и есть ребенок из тех, что постоянно оказывались у дома?
– Чем бы эти твари ни были, они не дети, – повторил Кюстин. – Только похожи на детей, пока не посмотришь вблизи.