Драко Малфой и Невозможное счастье
Шрифт:
— Мечты у тебя, Поттер…
— Но ты же тоже хочешь детей!
— Чтобы у меня под ногами вечно путалось крикливое капризное создание, которое к тому же будет отнимать половину твоего внимания? Спасибо, это мечта всей моей жизни. Просто не представляю, как я жил до сих пор.
— Драко!..
— Внимательно слушаю.
— Ты не любишь детей?
— Я похож на педофила?
— Я серьезно!
— Мне и взрослые-то не очень нравятся, должен сказать…
— Малфой!
— Да ради Бога, Поттер, заводи
— Еще бы, я же хочу, чтобы они выросли нормальными!
— Ах ты, зараза!
— Твоя школа, Малфой.
Дальше Сольвейг не смотрит и не слушает. Она знает, что будет дальше — она читала этот дневник от корки до корки, и не один раз. Только последняя страница ей не дается — Сольвейг пробовала писать на ней и чернилами, и кровью, и карандашом, и даже шариковой ручкой. Ничего, кроме обугленного листа…
Сольвейг открыла предпоследнюю страницу и медленно вывела на ней «Папа Драко, 20 апреля 2016 года, 02.45». Буквы медленно растворились в странице, а затем лист превратился в картинку: Драко в кресле читает книгу. Сосредоточенное лицо, чуть растрепанные короткие волосы… Вот он улыбнулся…
— Ты меня не любишь, — тихо сказала Сольвейг картинке и медленно закрыла тетрадь.
— Ничего удивительного.
Сольвейг не закричала только потому, что от изумления у нее перехватило дыхание. Оказалось, что на краю ее кровати сидит высокий мужчина, светловолосый, тонколицый и удивительно знакомый.
— Учитывая обстоятельства твоего рождения, девочка… — блондин изящно передернул плечами, словно говоря — что поделаешь? — Не думай, что Драко злой. Но так уж вышло, что он любит только одного человека. И не имеет значения, что этот человек давно мертв. Кроме того, твоя мать…
— Моя мать? — наверное, сначала все-таки следовало поинтересоваться, кто такой этот знакомый незнакомец, которому известно слишком много, но этот вопрос вырвался у Сольвейг помимо воли.
— Твоя мать, — кивнул блондин и неожиданно улыбнулся. — Прости, не представился. Люциус Малфой, твой дед, отец твоей матери и… Драко.
Сольвейг захлопала глазами.
— Драко мне не отец? Я не понимаю…
— Поймешь, — пожал плечами Люциус. — Ничего сложного, поверь мне. Будь добра, передай мне эту замечательную тетрадь.
Очень осторожно, как будто тетрадь могла взорваться, Сольвейг протянула ее Люциусу.
— Держи ее сама, — сказал тот, когда девочка попыталась сунуть тетрадь ему в руки. — Видишь ли, я тут не совсем во плоти, так что вряд ли могу держать материальные предметы… Открой мне последнюю страницу.
— Она не работает, — возразила Сольвейг.
— У меня заработает, — Люциус улыбнулся. — Я создал этот дневник.
— Это дневник?
— Да, девочка.
Неожиданно Сольвейг разозлилась.
— Я не девочка! Я уже взрослая! И у меня есть имя!
Люциус поднял голову,
— Да, Сольвейг, — негромко произнес он. — Я должен был об этом помнить. Я не хотел твоего рождения, но, видит Бог, был не прав. Ты достойная Малфой.
Он провел ладонью над последней страницей и приказал:
— Смотри.
Весь день Драко снедало беспокойство, выплеснувшееся ночью в бессонницу. От нее хорошим средством был секс, но, во-первых, Джеми спал, а во-вторых, секс перед сном уже был. Не помогло.
Промаявшись с полчаса, Драко тихонько встал, накинул халат и пошел в библиотеку.
Когда Гарри был жив, бессонница Драко не мучила. То есть, бывало, что он не мог уснуть по ночам — в таком случае он просто лежал, слушал дыхание спящего мужа, думал… Сейчас он предпочитал заниматься чем угодно — лишь бы не оставлять себе времени для мыслей.
Но вот что странно — получив известие о смерти Гарри, Драко мечтал только о том, чтобы прекратилась его боль. Теперь же чем дальше, тем меньше болело сердце — Драко понимал, что так оно и должно было быть, но это пугало его неимоверно…
Держа на коленях книгу, последние пятнадцать минут открытую на одной и той же странице, Драко мысленно разговаривал с Гарри.
«Ты говоришь, что любишь меня, — вопрошал воображаемый муж, — но скажи честно — был бы ты счастлив, если бы нашел меня живым?»
«Конечно!» — горячо возражал Драко.
«Тогда как такой вопрос мог в принципе возникнуть в твоей голове, а, Драко? Твоя жизнь вошла в колею, в ней все упорядоченно и размеренно… Разве я не стану раздражающим фактором, помехой, из-за которой тебе придется переиначивать свою жизнь?»
«Ты плохо знаешь меня, Поттер, — покачал головой Драко. — Однажды ты уже переиначил мою жизнь. Разве я был против? Всегда страшно менять то, что стало привычным. Но иначе наша жизнь превратится в болото…»
Внезапно усилившаяся тревога заставила Драко прервать шизофренический разговор. Он настолько явственно ощутил на себе чей-то взгляд, что даже обернулся — но в комнате никого не было.
Беспокойство обрело имя, и Драко поднялся с кресла — медленно, словно надеясь неторопливыми движениями унять панику.
Сольвейг…
Драко не спеша подошел к камину, так же не торопясь вынул из горшочка, стоявшего на полке, горсть порошка и бросил его в огонь.
— Хогвартс, кабинет директора!
Как и ожидалось, Снейп еще не спал. Он поднял голову, и Драко увидел его мрачное, как снеговая туча, лицо.
— Добрый вечер, Северус.
— Доброй ночи, — буркнул Снейп. — Что у тебя стряслось?
— Ровным счетом ничего. Я бы хотел поговорить с Сольвейг?
— Малфой, вы в своем уме? — переход на «вы» и обращение по фамилии означали высшую степень раздражения. — Три часа ночи!