Драко Малфой и Невозможное счастье
Шрифт:
А тот все так же стремительно пересек территорию больницы, дошел до парковочной площадки, сел в машину. Те же манипуляции у ворот, и вот он уже за пределами металлической ограды. Там наконец мистер Мэнор остановил свой «Форд» и вышел, заученным жестом, словно полицейский — пистолет, доставая из-за пазухи волшебную палочку.
Улыбка все так же царила на его лице, как нарисованная, когда он поднял руку и крест-накрест, словно перечеркивая больницу, махнул палочкой.
И сел в машину. Взревел мотор,
Еще минуту ничего не происходило. А потом здание больницы сотряслось и просело, словно внутри него что-то взорвалось, и одновременно раздался грохот.
Взрывная волна смела ограду, и деревья вокруг больницы вспыхнули.
«Форд» выехал на шоссе и помчался в сторону Вашингтона.
Светловолосая девушка сидела в кресле с ногами и увлеченно читала какую-то книгу. Несколько минут Люциус, улыбаясь, наблюдал за ней, потом тихонько прикрыл дверь.
В кабинете было полутемно. Люциус протянул руку, чтобы включить свет, но из темноты прозвучал голос:
— Не надо. Мне мешает.
Малфой пожал плечами.
— Это электрический свет, Ксавье. Он не может тебе навредить.
— Очень может быть, — отозвался ленивый голос. — Но тем не менее… считай это самовнушением.
Люциус зажег три свечи в подсвечнике, поставил на стол и сел напротив Ксавье. Белокурый француз, слегка улыбаясь смотрел на Малфоя из его собственного кресла.
— Твои жесты великолепны, Люциус, но я решительно не вижу в них смысла.
— О чем ты?
— Зачем ты спалил клинику?
— Свидетели, Ксавье. Они начали бы задавать вопросы, а накладывать Обливиате на каждого слишком утомительно и долго, тебе не кажется?
— Может быть, — пожал плечами Ксавье. — А тот факт, что тебя могут засечь, не важен, так?
— Не очень, — в тон ему ответил Люциус. — Даже совсем нет. Видишь ли, скоро это вовсе не будет иметь значения.
— Ну хорошо, — развел руками Ксавье. — Предположим. А почему ты отпустил Гарри и Драко?
— Мне нужна Сольвейг.
— Она уже у тебя!
— Драко мог ее забрать. У него действительно было на это право, не улыбайся, Ксав. Твой род стар, но мой — древнее. Есть магия, которая сильнее всех прочих ныне существующих чар — возможно, потому, что она завязана на истинной чистоте крови, которой сейчас практически не осталось.
— Не стану с тобой спорить. Однако они вернутся за Сольвейг. А ты не скрывал свое местоположение от Драко.
— Не скрывал, — охотно согласился Люциус. — Видишь ли, я не уверен, что мне под силу вернуть душу Лорда. А они смогут — смогли же они его туда запихнуть.
И… мне нужен гнев Сольвейг. На них. Только тогда все получится.
Ксавье покачал головой.
— Твой план кишит прорехами.
— Гениальные планы никогда не
— И от скромности ты не умрешь. Позволь, однако, напомнить, что мне нужен не Гарри и не Драко…
— Я помню, — Люциус некоторое время молчал, изучающее глядя на Ксавье. Потом негромко спросил: — Неужели она была тебе настолько дорога, что ты готов мстить через столько лет?
— Никто не смеет уничтожать дочерей семьи Лоран, — спокойно ответил Ксавье.
— Угу, — легко согласился Люциус. — И урвать свой кусок тоже никогда не бывает лишним, верно?
— Верно, — кивнул Ксавье, поднимаясь с места. — Спасибо, что открыл мне на себя глаза, — он издевательски поклонился. — Мне пора, Люциус. Извести меня, когда начнется веселье.
И он направился к выходу.
— Ксавье! — окликнул его Малфой, когда француз уже закрывал за собой дверь. — А что с той девушкой, медсестрой из больницы — как там ее звали, Джейн?
Ксавье остановился, но не обернулся.
— Джулия. Я же говорил тебе — ее больше нет.
— Я лишь хотел убедиться, — примирительно улыбнулся Люциус. — До встречи, Ксавье.
— Надеюсь, — ответил тот и вышел.
Люциус снял очки, потер глаза и откинулся на спинку кресла.
— Устал… — пробормотал он. — Очень устал.
Свечи постепенно оплыли, а потом, одна за другой, погасли. Люциус Малфой спал в кресле своего кабинета и чему-то улыбался во сне.
Глава 11. Возвращение домой
И где-то хлопнет дверь,
И дрогнут провода…
Привет! Мы будем счастливы теперь
И навсегда.
Ему снились руки, теплые, нежные, сильные, руки на всем теле, руки, снимающие усталость, руки, дарящие наслаждение.
Ему снились губы, надменные, но нежные, кривящиеся в усмешке — и ласковые, губы, цедящие слова, губы, шепчущие страстные глупости, губы целующие.
И глаза — серые, то сталь, то жемчуг, то лед, то туман, остро заточенные клинки, серебро; глаза, просящие поцелуев, которые он не мог им дать.
И он проснулся.
Темнота дышала покоем и теплом; пахло отгоревшими яблоневыми дровами и еще чем-то, нежно-сладким. Фрукты какие-то…
Что-то лежало на лбу, почти съезжая на глаза, и он поднял руку, чтобы убрать, и только уже подняв, вспомнил, что не может этого сделать — руки у него связаны. Но они были свободны, даже та, где уже давно не было ни кисти, ни пальцев.
Пришла память: белая комната, постоянный свет, чужие руки, голоса, убеждающие его, что он сошел с ума. Странно — а Гарри чувствовал себя совершенно нормальным…