Драко Малфой и Солнечный путь
Шрифт:
— Почему бы тебе не начать доставать своих друзей, а, Уизли?
— Я не хочу их расстраивать, — ответил тот.
— А меня, значит, можно?
— Ты никогда не был моим другом. Представь, что с ними станется, если я вдруг перед ними появлюсь.
Он присел на подоконник рядом с Драко. Слизеринцу показалось, что призрак с их прошлой встречи стал еще плотнее.
— Да, — ответил Рон на незаданный вопрос. — Так оно и есть. Опять же, для твоего удобства.
Драко тут же захотелось прикоснуться к Рону, чтобы
— Ты можешь, — сказал Рон. — Но сейчас я бесплотен. Возможно, если мы еще пообщаемся, твое воображение обеспечит мне и плоть.
— Ты не являешься предметом моих ночных фантазий, Уизли, — выплюнул уязвленный Драко. — И прекрати читать мои мысли!
— Я не могу, — смиренно отозвался Рон. — Я делаю это не нарочно, просто это для меня все равно, что для тебя слышать или видеть. И, кстати, ты мне однажды приснился в эротическом сне.
— Что?!.
– поперхнулся Драко. На кровати завозился Малькольм. Рон улыбнулся уголком рта.
— Я же сказал, не нужно кричать. Я серьезно. Я бы мог рассказать тебе этот сон, но, думаю, будет интересней, если я его тебе покажу.
— Ты это можешь? — удивился Драко.
— Ну да. Я же дух, тень. Мысли и сны — это все рядом. Но мне сначала нужно с тобой пообщаться подольше. Я не очень хорошо тебя знаю, Малфой, на самом деле.
— Отлично! — фыркнул Драко. — Не думаю, что ты что-то упустил!
— А я как раз так и думаю, — возразил Рон.
— Ты что-то добренький, Уизли.
— Ничего не поделаешь, — улыбнулся Рон. — Я же умер.
— Что, все умершие внезапно добреют?
— Или наоборот. Это зависит от души.
Драко покачал головой и вытянул еще одну сигарету из пачки.
— Так, значит, это правда — про ад, рай и прочую фигню?
— Да, — ответил Рон.
— А разве ты можешь все это рассказывать живым?
— Да, могу. Если я что-то не могу сказать, у меня это просто не получится.
— А как Он выглядит? — Драко указал сигаретой на потолок. Рон ненадолго задумался.
— Мне кажется, он похож на Дамблдора, — и, заметив, как вытянулось лицо Драко, призрак добавил: — Но, думаю, это субъективное восприятие.
— Господи! — с отвращением произнес Драко и тут же сделал такое движение, будто собирался заткнуть себе рот. В ярко-голубых глазах Рона заплясали смешинки.
— Драко…
Полусонный зов с кровати заставил Драко оглянуться. Малькольм приподнялся на локте, обводя комнату затуманенными глазами. Выглядел он до невозможности хорошеньким, таким, что Драко сглотнул.
— Драко, с кем ты разговариваешь?
— Сам с собой, — ответил Драко. — Спи, котенок.
— Иди ко мне, — пробормотал Малькольм, снова опускаясь на подушки. — Мне без тебя грустно…
— Я сейчас, — отозвался Драко. — Спи.
— Нет… я тебя подожду… — раздался
— Он тебя любит, — повторил Рон.
— Я тут ни при чем, — огрызнулся Драко.
— При чем, — возразил Рон. — Послушай, Малфой, ты же знаешь, кого ты на самом деле любишь. Ты принесешь этому ребенку только горе. Прогони его, пока он к тебе не привязался окончательно.
— Вот что, мать Тереза, — яростно проговорил Драко, повернувшись к Рону. — Моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения, если только тебя не послали сюда работать моим Ангелом-Хранителем. А если же это так, то, пожалуйста, будь добр, вернись к своему Господу и передай ему, что я отказываюсь от такой заботы, и вообще, мне уже зарезервировали место в аду как гомосексуалисту, совратителю детей и просто сволочи. Итого три. Доступно?
— Вполне, — ответил Рон. — Я еще вернусь.
И он исчез.
— Пошел ты к черту, — буркнул Драко. — Исчез, осталась одна улыбка…
Он выбросил сигарету, закрыл окно и, скинув халат, забрался под одеяло к Малькольму. Мальчик завозился и прижался к Драко, обняв его за шею.
«Ему же нравится, — подумал Драко. — Он счастлив… Не стану же я разрушать его счастье…»
Хогвартс, 20 декабря 1997 года, утро
Солнце светило слишком ярко, и это, пожалуй, был единственный момент, который мешал игре. Все же остальное словно специально было заказано для квиддича, и вопли болельщиков далеко разносились в неподвижном морозном воздухе.
Немногие ученики Хогвартса оставались в замке в дни квиддичных матчей. Большинство из этих оставшихся были наказанными за какую-нибудь провинность и остро переживали свою непричастность ко всеобщему счастью.
Сольвейг Паркер к их числу не относилась — она осталась в замке потому, что у нее были дела поважнее и поинтереснее, чем просмотр игры плохих команд. И одно из этих дел как раз просунуло свою лохматую голову в дверной проем туалета Плаксы Миртл.
— Паркер, ты здесь?
— Прошу вас, — буркнула слизеринка. Гермиона вошла и остановилась рядом с Сольвейг.
— Тебе не надоело здесь тусоваться?
— Ты нашла картинку? — спросила в ответ Сольвейг. Гермиона покачала головой.
— Я перерыла все его вещи. Знаешь, как это неприятно?
— Он годами не отдает носки в стирку?
— Разумеется, Сольвейг, не поэтому! — раздраженно ответила Гермиона. — Он мой друг, в конце концов!