Драконы севера
Шрифт:
Подбежавшему лейтенанту Макгайлу я приказал:
— Здесь должны быть только ваши люди, воинов других рот и отрядов гнать в шею! Кто сопротивляется, вязать и в лагерь ко мне с рапортом! Есть ли среди этой толпы цеховые мастера или кто-то из патрициев города?
— Я не знаю, государь.
— Так узнайте и приведите ко мне!
Я приблизился к баронессе с той стороны, где не было девчонки–замарашки.
— Бернадетта, радость моя, солдаты всегда развлекаются с женщинами захваченного города, хотят те этого
— Мне этот закон не нравится! Он омерзителен! И кроме того — Давингтон — твой город, а не вражеский, ведь герцог передал его тебе!
— Передал только на бумаге.
— Прояви милосердие, Грегори! Они потеряли все, и ты хочешь их отдать в руки воинов для развлечения?!
Я повернулся к лейтенанту горцев .
— Макгайл, ты отвечаешь за безопасность этих людей! У них есть вода?
— Здесь рядом ручей, государь.
Подъехал галопом Макинтайр, седой лейтенант арбалетчиков. Я указал на его воинов:
— Вот этим молодцам всыпать по пятьдесят розог, и на бастион к мосту на дежурство!
Чумазая замарашка шмыгнула в толпу горожан.
Мы с Бернадеттой ехали шагом через толпу, раздвигаемую нашими горцами. Впрочем, этого порой и не требовалось. Горожане стремились сами убраться с нашей дороги. Общим для них выражением была апатия. Многие просто сидела на траве, уставившись в одну точку. Пожар и гибель имущества оказалось огромным потрясением для несчастных. Я, виновник их несчастий, проезжал мимо, а меня даже взглядом не удостаивали.
Поэтому лицо мужчины средних лет, не апатичное, но гневное, привлекло мое внимание.
Я подъехал ближе.
Мужчина, похоже, глава семьи, в дорогой, но перепачканной одежде, поднялся мне навстречу и поклонился. Две женщины и несколько детей–подростков, что находились рядом, последовали его примеру. Одна женщина в прожженном плаще так и осталась сидеть на траве лицом к морю.
— Кто вы, сьер?
— Джеймс Крафт, ваше величество, мастер цеха портных.
— Ты узнал меня, мастер?
— Я видел ваше величество на рыночной площади две недели назад…
— Кто-то из глав цехов здесь есть?
— Я никого не видел, ваше величество. Многие бежали из города на юг еще ночью.
— Почему ты остался?
— Я надеялся, что огонь погасят…
— Кто эта женщина?
— В суматохе моя дочь помогла ей выйти из города, но она из порта…
— Огонь дошел до порта? Позови ее, Гвен!
— Она глухонемая, ваше величество…
— Так ты ее знаешь?
— Ее многие знают, в известном смысле, она — портовая шлюха. «Портовая Лили»…
Глухонемая шлюха. Однако!
— Несчастная… — проговорила Бернадетта и соскользнула из седла на землю.
Она подошла ближе и, заглянув сидящей женщине в лицо, отпрянула.
— О, боже!
Спешившись, я поспешил к ним.
С обожженным красным лицом, женщина, с распущенными и обгоревшими порыжевшими волосами, покачивалась вперед–назад в странном монотонном ритме. На глазах повязка. На покрасневших руках волдыри от ожогов.
— Что с ее глазами?
— У нее выжжены глаза, ваше величество.
— Кем?
— Не известно, она появилась в порту три месяца назад. Без глаз, без языка и глухая. Ее в свой притон приволок Толстый Григ. Он часто потом водил ее по кораблям ублажать матросов.
— Только голодные матросы на такое могут позариться!
— Не судите, ваше величество, по ее нынешнему состоянию. — портной оглянулся на свое семейство и вполголоса добавил — Тело у нее очень аппетитное и свежее …было… вначале… А главное — она никого не помнит и ничего не слышит, и никому ничего не скажет.
Бернадетта содрогнулась от омерзения.
— Мерзкие твари! Грегори, помоги ей!
Ее умоляющие глаза. полные слез сочувствия, преследовали меня.
— Прошу, ради меня!
Я подошел и опустился на колено перед калекой. Трудно сказать — сколько ей лет. Но шея гладкая, без морщин. Она должно быть молода, но сейчас она была ужасна. Потрескавшиеся губы, обожженная кожа, рыжие подпалины на волосах.
Я решил начать с самого простого.
Снял флягу с водой и открыв, прижал к ее полопавшимся губам. Бедняжка дернулась как от удара, лицо перекосилось. Но струйка воды на подбородке ее успокоила. Жадно припав к горлышку, она подавилась водой. Я убрал флягу и дал ей откашляться. Потом снова прижал флягу к губам. Напившись, она кивком поблагодарила меня и вытерла губы ладонью.
Милосерднее было прирезать эту калеку, чтобы прекратить ее мучения, чем лечить! Да и смогу ли я вернуть ей зрение?
Прикрыв глаза, я вызвал ее ауру. Изумрудные нити в ауре редкими вкраплениями светились, словно редкостный орнамент. Она несла в себе магический дар!
Женщина с магическим даром! В своей жизни я видел только одну такую — свою сестру Сью! Несчастная обгоревшая калека теперь была мне очень интересна.
Я осторожно взялся за ее запястья. Женщина дрогнула, но рук не освободила. Покалывание в моих пальцах перешло выше и растаяло в запястиях. Я убрал руки. Кожа рук Лили стала белой. Волдыри исчезли.
Она всхлипнула и быстро провела пальцами, но своей коже. Пальцы удлиненной благородной формы и мозолей нет на ладонях. Она явно не простолюдинка!
Потом я убрал ожоги с ее лица. Бедняжка замерла, видимо не веря своим чувствам. Боль от ожогов бывает просто дьявольская. Как она терпела?
Потихоньку я начал развязывать повязку, что лежала на глазах. Ее руки обследовали мои легкими касаниями и опустились вниз. Она мне уже доверяла.
— О, боже!
Бернадетта отбежала в сторону, и ее вырвало.