Древнекитайская философия. Эпоха Хань

Коллектив авторов

Неправда, что если [государство] бедно и слабо, то Путь и добродетель не существуют в личности [его правителя], а человеколюбие и чувство долга не усиливаются в Поднебесной. Поэтому хорошо разбираться в выгодах и смутно — в Пути — это то, на что рассчитывает толпа, а достигать результата в применении силы и не придавать значения чувству долга — это то, в чем состоят военные планы. Благородный муж искренен в чувстве долга и равнодушен к выгоде, сметлив в поступках и осторожен в словах. Это расширяет его заслуги и добродетель. Поэтому и говорится: «Богатство и к тому же знатность у того, кто лишен чувства долга, — для меня это все равно, что плывущие по небу облака» [385] . Если носить при себе изделия из яшмы, пользоваться яшмовыми подвесками, носить прекрасные одежды, жемчуг [... ... ... ...] [386] вино, золотые и серебряные гравированные колокола, то этим можно хвастаться перед низкими людьми, но это ничего не прибавит тебе самому и не поможет делу. Башни высотой в сто жэней [387] , золотые [... ... ... ...] [388] занавески и резные украшения —

все это истощает силы простого народа, но не поддерживает слабое [государство в вопросах его] жизни и смерти. Поэтому совершенномудрый презирает дворцы и терема и возвышает Путь и добродетель, презирает одеяния и внимателен к человеколюбию и чувству долга, не вредит своим поступкам ради того, чтобы выглядеть привлекательным, не урезает свою добродетель, чтобы навести красоту на свое тело. [В его] государстве не в моде заслуги за безделье, а в семье не хранятся ненужные вещи. Это позволяет уменьшить трудовые повинности и сократить подношения ко двору. [А если] яшма и жемчуг не подносятся наверх, то вещи-безделушки рассеяны внизу; [если] гравированные барельефы, и расписные картины не собираются у государя, то порочные наклонности и [увлечение] красивыми вещами пресекаются в народе. Ведь не нелепо ли забрасывать занятие земледелием и шелководством и идти в горы и моря, собирать жемчужины различных форм, искать яшму всех цветов, прощупывать пески и ущелья, хватать зимородков [389] [...] [390] , черепашьи щитки, ловить носорогов и слонов, тратить силы своих мускулов, распространять монету, чтобы довести до предела наслаждение для глаз и ушей, веселить порочные и извращенные сердца? [Это значит] не видеть, что на первом месте стоит Путь и лишь потом — выгода, что вблизи — добродетель, а вдалеке — красота.

385

Слова Конфуция. См. Лунь юй, гл. 7. См. также: Древнекитайская философия. Т. 1. М., 1972, с. 154, 317.

386

В оригинале пропущено четыре иероглифа.

387

Жэнь — старинная китайская мера длины, равна примерно росту человеческого тела (не считая ног).

388

В оригинале пропущено четыре иероглифа.

389

Зеленые перья зимородка в древнем Китае считались драгоценностью.

390

В оригинале пропущен один иероглиф.

Ши цзи. Сыма Цянь

«Ши цзи» («Исторические записки», переводятся также «Записки историка») — первая всеобщая история Китая, охватывающая период с далекой древности до конца II в. до н. э. Начатая историографом ханьского двора Сыма Танем, она в основном была составлена его сыном Сыма Цянем (145-86 гг. до н. э.), также служившим историографом и астрологом при ханьском императоре У-ди. «Ши цзи» состоят из 130 глав, разбитых на пять больших разделов: «Анналы», «Хронологические таблицы», «Трактаты», «Истории наследственных домов» и «Жизнеописания».

Отрывки из глав шестьдесят первой, семьдесят четвертой, сто двадцать четвертой и сто двадцать девятой, представленные ниже в переводе на русский язык, взяты из последнего раздела труда Сыма Цяня — «Лечжуань» («Жизнеописания», или «Биография»). Этот раздел по содержанию шире своего названия; в нем наряду с биографиями государственных деятелей, полководцев, хороших и плохих чиновников, философов, поэтов, героев-рыцарей и других представителей различных слоев населения чжоуского и ханьского Китая даны описания соседних народов, характеристика хозяйственной деятельности. Освещены также философские, политические и этические взгляды древних мыслителей. Вместе с тем в указанном разделе отражены идейные позиции самого автора. Весьма важный в этом смысле текст с характеристикой шести основных философских школ древнего Китая, взятый из последней, сто тридцатой главы труда Сыма Цяня, уже знаком советскому читателю (см.: Древнекитайская философия. Т. 2. М., 1973, с. 311-316) и в настоящее издание не включен.

В шестьдесят первой главе великий историк противопоставляет скорбные судьбы честных, верных своему долгу и совести людей типа Бо-и, Шу-ци и Янь Юаня жизни тех, кто творит насилия и жестокости, кто непрерывно накапливает богатства и живет припеваючи до самой старости.

Скептицизм историка в отношении правильности действий высшей силы, в которую верили ханьцы, так называемого Неба, ясно виден из его вопроса: «Это и есть так называемый путь Неба?» В главе слышны нотки обличения богатства, нажитого нечестными путями.

Отрывок из семьдесят четвертой главы знакомит со взглядами одного из представителей школы иньянцзя — натурфилософов древности — Цзоу Яня. Учение этого философа о кругообороте пяти сменяющих друг друга стихийных сил природы у син, о бесконечной смене расцвета и упадка царств в историческом развитии вошло позднее интегральной частью в ханьское конфуцианство. Весьма примечательны географические представления Цзоу Яня, понимание им огромности земной суши. Китай, по его схеме, занимает лишь 1/81 часть земли. Вне Китая (Поднебесной) лежат еще девять чжоу — материков, окруженных морями, а за всем этим безбрежное море — океан, в конце которого сходятся небо и земля. Это, по сути дела, первая систематизированная картина земли, созданная в Китае в IV в. до н. э.

В отрывке из сто двадцать четвертой главы Сыма Цянь рисует действия ряда лиц, живших в разные эпохи, которых он именует общим термином ю-цзе — странствующие герои. Подчеркивая честность, верность слову, скромность этих героев, их готовность помочь попавшему в беду и утвердить, даже ценою своей жизни, справедливость на земле, историк в то же время показывает, сколько бед и несчастий обрушивается на них в жизни. Веско звучат его слова: «Укравший крюк — подвергается казни, укравший государство — становится князем». Высоко ценит Сыма Цянь героев из простого народа, «с деревенских улиц и закоулков» и скорбит о том, что их имена забыты.

Отрывок из сто двадцать девятой главы «Описание тех, кто умножает богатства» характеризует социально-экономические воззрения человека II в. до н. э. Вначале

Сыма Цянь описывает богатства своей страны по регионам, называет основные слои ее трудового населения. В этой части его труда заметны идеи даосизма, выступавшего против любого регулирования практической деятельности людей, но одновременно подчеркнуты и социальные контрасты. Во второй части главы историк пытается найти центральный мотив действий людей и находит его в извечном стремлении к богатству. Много внимания в главе уделено возвышению и обогащению «нетитулованной знати». Исключительно ценны данные о разнообразных товарах, производимых и продаваемых в ханьском Китае, показывающие достаточно высокий уровень тогдашних производства и товарообмена. Хотя историк в целом оправдывает классовое неравенство, выступая лишь против грубых, насильственных форм обогащения, но заключенные в тексте положения помогают осмыслить и положение общества в Западной Хань и взгляды ученого на социально-экономические вопросы.

Переводы сделаны по последнему изданию «Ши цзи» (Ши цзи. Т. 5, 6. Пекин, 1959).

Р. В. Вяткин

Глава шестьдесят первая. Жизнеописание Бо-и

Хотя ученые располагают весьма обширным числом записей в книгах, но полагаться и доверять можно, по-видимому, лишь шести основным трактатам [391] . И несмотря на то что в «Ши цзине» и «Шу цзине» немало пропусков, но в них можно найти записи, касающиеся [юйского] Шуня и [сяского] Юя. Когда Яо вознамерился уступить свой престол, он передал власть юйскому Шуню, а когда Шунь [решил уступить власть] Юю, то помощники государя и местные управители, представив [Юя], предложили испытать его на должности и, только после того как он образцово прослужил несколько десятков лет и выдвинулся своими заслугами, ему передали власть. Это показывало, что Поднебесная — важнейший инструмент [вана], а правитель — ее великая основа, поэтому передача [власти над] Поднебесной столь трудное дело [392] .

391

В тексте — термин лю и — «шесть искусств», под которыми в данном контексте подразумевается шесть основных канонических книг и древних сочинений. Возможна и иная трактовка термина лю и (см. примеч. 20 к главе первой «Синь юя»).

392

Согласно конфуцианской традиции, Яо передал престол Шуню, а Шунь — Юю, выделив своих избранников из числа наидостойнейших. И Яо и Шунь лишили права на престол своих сыновей за их непочтительное поведение. Система «уступки власти» или «передачи власти» от Яо к Шуню и от Шуня и Юю отражала в легендах, по-видимому, какие-то черты первобытнообщинного строя, при котором вожди союзов, племен еще выбирались старейшинами.

Однако были такие, которые рассказывали, что Яо стал уступать власть над Поднебесной некоему Сюй Ю, но Сюй Ю не принял [престола] и, стыдясь [принять власть], бежал, укрывшись в уединении. Во времена дома Ся [так же поступили] Бянь Суй и У Гуан. Как же это назвать?

Я, тайшигун, придворный историограф, скажу так: «Я поднимался на гору Цзишань, на ее вершине, возможно, помещалась могила Сюй Ю. Конфуций, представляя человеколюбивых, святых и совершенномудрых людей древности, рассказал подробно лишь о моральных принципах уских Тай-бо и Бо-и. Из того, что я слышал, известно, что чувство долга у [Сюй] Ю и [У] Гуана стояло очень высоко, однако записей о них увидишь немного. Почему же так?

Конфуций говорил: «Бо-и и Шу-ци не помнили старого зла [от людей], поэтому они сами редко бывали озлоблены [на кого либо]», они, «стремясь к гуманности, становились гуманными, где ж тут было место озлоблению?»

Я, думая о судьбе Бо-и [и его брата], испытываю горечь, а прочитав утраченные стихи, могу лишь изумляться. В преданиях о них говорилось: «Бо-и и Шу-ци были сыновьями правителя царства Гучжу [393] . Отец решил поставить у власти после себя Шу-ци, но, когда он умер, Шу-ци стал уступать [власть] Бо-и. Бо-и сказал: "То воля отца" — и скрылся. Шу-ци тоже не захотел стать правителем и тоже бежал к брату. Тогда жители этого царства поставили править среднего сына [покойного]. В это время Бо-и и Шу-ци услышали, что Си-бо Чан [394] хорошо относится к старым людям, и решили отправиться к нему. Когда они добрались до места, Си-бо уже умер, а У-ван, взяв с собой поминальную дощечку предка-отца и называя ее именем Вэнь-вана [395] , направился на восток покарать [иньского государя] Чжоу[-синя]. Бо-и и Шу-ци, остановив лошадей и пав ниц, стали увещевать У-вана, сказав ему: "Ваш скончавшийся отец еще не предан земле, а вы уже беретесь за щит и копье, разве это можно назвать сыновьей любовью? Когда подданный направляется убить своего правителя, разве это можно назвать человеколюбием?"» Окружающие [У-вана] хотели заколоть их, но Тай-гун [396] сказал: "Эти люди стоят за справедливость" — и, поддержав их под руки, увел. Когда же У-ван усмирил смуту дома Инь и Поднебесная признала главенство дома Чжоу, Бо-и и Шу-ци по-прежнему стыдились совершенного и по долгу справедливости не хотели есть зерна, выращенного в Чжоу. Они укрылись в горах Шоуян, собирали там листья папоротника вэй и питались ими. Чувствуя приближение смерти от голода, они сочинили оду. Ее строфы гласили:

393

Царство Гучжу располагалось на территории современных провинций Хэбэй и Жэхэ, т. е. на севере Китая.

394

Бо-и и Шу-ци — см. примеч. 24 к главе первой «Синь юя».

395

Вэнь-ван — см. примеч. 18 к главе девятой «Хуайнань-цзы». У-ван, возя с собою поминальную дощечку отца, заявлял этим, что он выступил в поход по повелению Вэнь-вана, дух которого с ними и благословляет их на бой с иньцами.

396

Тай-гун — см. примеч. 20 к главе седьмой «Хуайнань-цзы».