Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица
Шрифт:
– Так блинчиков хочется, – жалостливо попросила Дива.
– Да, – подтвердила Мила. – И печенья-жаворонка, и сырников.
Обтряся от маковой шелухи передник на домашней юбке, Домослава встала, обернулась в сторону дочерей.
– Вставайте, дурынды! Я с утра глянула на Снежную Бабу [18] во дворе, а у неё платок скосился на голове и выпала морковка, я их поправила. Оттепель. Значит, днём на солнце будет жарко.
– А можно сырника, мама? – Дива сиганула с полатей на пол, минуя три ступеньки. –
18
Снежная Баба или Снеговик. – Своеобразные термометры у древних славян. В домах, где больше было женщин лепили Снежных Баб, где больше мужчин – Снеговиков.
– Хочется, – бормотала Мила, медленно спускаясь вниз.
– Громыхайте тише, девочки, маленький Сотя ещё спит. – Прислушавшись к ребёнку в себе и тоже голодная, Домослава разрешила. – Рассвет наступил, можно съесть кусок хлебушка или сладкое печенье, – с удовольствием оглядывала красавиц дочерей Домослава добавила. – Но только по одному. Эх, я сейчас наведу румянец нашей Мокоши.
– Воды нужно много, – Годислава плотнее прикрыла себя меховым одеялом. – Днём все горшки, сковородки и ложки отмывать.
– Два раза за водой сходите, девочки! – отозвалась из-за печки бабушка Снежана.
– Бегом сбегаем! – крикнула Дива, натягивая тёплую рубаху.
– Два раза, – соглашалась Мила, надевая юбку.
– На дороге не упадите, воду не расплескайте, – ворчала Домослава, натирая свекольный румянец деревянной Мокоше и переплетая её светлую косу из шерстяных ниток.
Поцеловав в макушку богиньку, Домослава поставила её на место, на одну из полочек для Богов, расположенных одна под другой. Зашептала, прикрыв глаза:
– Помоги нам, Мокошь. Как можешь – помоги. Дай девочкам хороших супругов, всем жизни спокойной, здоровья сыну Соте и новом ребёнку, мамке, Ведогору, родным… ну, ты сама знаешь кому и сколько.
– Мама, я кушать хочу! – С печки слез Сотя, младший ребёнок в семье, и стоял в исподней рубахе, от души потягиваясь. – Блинами пахнет.
– Пока нельзя! – строго отказала бабушка Снежана.
– Печенье можно, – и Домослава дала сыну тёплого печенья «жаворонка». – Попей козьего молочка, от него станешь здоровым, толстым и мужская пипка большая вырастет. Возьми батину кружку на залавке.
Прихлёбывая молоко, Сотя ткнулся в большой живот и тёплую мамкину грудь.
– Сегодня начнём веселиться, да, мама?
– Обязательно, лучшик мой.
Деревня гончаров Глины. Княжич Милояр
Вчера утром княжич Милояр быстро собрался в гости. Скотник запряг в расписные сани любимого коня Ситича. Рабочую лошадь Милояр запрягать запретил:
– Что же я буду хуже другана Гранислава? Да ни за что!
– Чего ты орёшь, с самого рассвета? – сонно возмутилась его сестра Зореслава, выйдя на крыльцо в домашней шерстяной рубахе и куньей душегрейке.
– Не могу усидеть дома. Еду в гости к князю Переславу и другу Гране.
– Ой, да так вам там будет тяжело праздновать-то Масленицу! – язвила Зореслава. – Береги себя, не упейся вусмерть.
Милояр сам положил в сани мешок печёных кругляшей-ватрушек, без которых гончары не садились за стол. Ночью повариха Шура напекла их постными, с щавелем, солёной крапивой и грибами. С творогом и яйцами пока было нельзя из-за пустых седмиц. Ещё в сани Милояр поставил короб праздничной одежды, сверху всего навалил соломы.
А соли в доме не осталось. Утром даже не хотелось есть сваренную пшенную кашу на воде и конопляном масле.
Проезжая через деревню Корзово, стоящей ровно на половине пути между его деревней Глины и Явидово, Милояр лениво смотрел по сторонам. Дома здесь были такие же добротные, как у него во владениях, заборы с плетнями плотные, а всё равно деревня выглядела серой. Оба колодца со старыми «журавлями» [19] покосились, тулупы у баб без выдумок, без вышивок. И на столбах заборов бело не больше пяти волчьих черепов.
19
Колодезный «журавль» – особая разновидность подъёмного механизма. Представляет собой толстую жердь (журавль) на рассохе (б'aбе) у колодца, с общественным ведром на одном конце и грузом на другом.
Проходящие по дороге по своим делам бабы, с вёдрами на коромыслах, с санками с детишками, с хозяйственными узелками, жадно рассматривали расписные сани княжича с высокими бортами по бокам и фигурным задником, и холёного коня в звенящей сбруе.
Из калитки дома, мимо которого Милояр медленно проезжал, вышла молодая баба в заштопанном на плечах тулупе, держа, как и положено пустые вёдра в левой руке, а коромысло на правом плече. Из-за занятых рук, у неё сбился платок и на бледном заплаканном лице, на скуле багровел след удара. В распахнутом тулупе торчал большой живот.
Вслед за женщиной из калитки выскочил здоровый молодой мужик в портах, босиком и в не подпоясанной рубахе. В два длинных прыжка он нагнал молодуху, и сбил на снег. Баба завизжала, пытаясь освободиться, сучила ногами и выставляла вперёд то вёдра, то коромысло, оберегая живот, но молодчик раскидал их в стороны и продолжал бить бабу по лицу и в грудь. Подъехавших саней княжича он не заметил.
Три бабы у колодца поспешили на помощь молодухе с коромыслами наперевес, но бежать им было далеко.
С ходу спрыгнув с саней, Милояр подхватил откинутое коромысло и с оттягом ударил им поперёк спины озверевшего мужика. Тот остановился, не понимая, кто осмелился помешать ему.
– Ты чего-о? – взревел молодчик, упав на снег и тут же вскочивший. – Щас я тебя! – И он замахнулся для удара.
Силушки у дурака было не занимать и Милояр точно бы огрёб кулаком в лицо, но тут подоспели соседки и стали от души лупить мужика тяжелыми коромыслами.
– Сучий потрох! – кричала баба в возрасте, не переставая бить молодчика по голове. – Нашел над кем измываться! Она же на сносях!