Древняя Русь и славяне
Шрифт:
Полагаем, надо признать то, к чему настойчиво подталкивают нас выявленные противоречия: Черниговская земля – в том виде, в каком она была владением Святослава с 1054 г, – после перемещения Святослава в Киев была поделена: собственно Чернигов с какой-то частью земли остался за новым киевским князем, а оставшаяся часть оказалась передана Всеволоду [370] .
В предыдущем варианте этой работы мы высказали предположение, что упомянутый переход Ростова под власть Святослава также совершился при перераспределении волостей, которое сопровождало вокняжение Святослава в Киеве. Часть прежней Черниговской волости Святослава, уступленная им в 1073 г. Всеволоду, была, как мы полагали, столь велика, что ее выделение переяславскому князю потребовало от того, в свою очередь, территориальных уступок старшему брату. Такое допущение, понятно, не укрепляет нашей гипотезы о разделе Черниговской волости в 1073 г., но ведь оно и необязательно, так как источники вовсе не сообщают, когда именно Ростов оказался в руках Святослава. Это вполне могло случиться и позже; более того, теперь мы находим основания думать, что так оно и было и что обмен произошел на рубеже 1075–1076 гг., во время чешского похода Владимира Мономаха и Олега Святославича.
370
Такие междукняжеские обмены, при которых происходило дробление существовавших владений, бывали. Так, в 1134 г. Юрий Долгорукий выменял у своего старшего брата киевского князя Ярополка Владимировича Переяславль на «Суждаль и Ростов и прочую волость свою, но не всю» (ПСРЛ 1. Стб. 302; 2. Стб. 295).
В самом деле, почему Мономах отправляется в поход из Владимира, а возвращается уже в Туров? [371] Поскольку в начале 1078 г. на Волыни мы застаем Олега [372] , то напрашивается мысль, что произошел обмен Волыни Владимира на Туров, который, как мы предположили выше, был столом Олега [373] . Однако такой обмен выглядел бы малопонятным: какими мотивами могли руководствоваться киевский и переяславский князья, обмениваясь соседними и примерно равноценными волостями? Поэтому логичнее выглядит другая возможность – что Туров был приобретен Всеволодом Ярославичем как
371
«<…> оттуда (от Сутейски. – А. Н.) пакы на лето Володимерю опять, та посла мя Святослав в ляхы, ходив за Глотовы (в Чехию. – А. Н.) <…> та оттуда Турову, а на весну та Переяславлю, таже Турову, и Святослав умре» (ПСРЛ 1. Стб. 247).
372
См. примеч. 18.
373
Так мы и полагали в другой работе: Назаренко 2008а. С. 148 и примеч. 56.
374
О возможных причинах такого обмена см. в статье IX.
Возвращаясь к реконструируемому нами разделу Черниговщины в 1073 г., вполне допускаем (ввиду прецедентности средневековых волостных границ), что в той или иной степени они совпадали с позднейшими границами отчин Давыда и Олега Святославичей, как те с известной определенностью восстанавливаются по данным XII в. Владения Давыда составляли земли радимичей (Посожье) и к югу от Десны (Задесенье) и Сейма, владения Олега – области по Средней Десне вокруг Новгорода Северского и вятичей в Поочье [375] (вместе с этой частью Черниговской земли Всеволод, конечно же, должен был получить и Муром). В результате подвластные Всеволоду земли – от Переяславля до Ростова – превращались в единый территориально-коммуникационный комплекс. Что касается Святослава, то складывается впечатление, что он стремился, по возможности, восстановить под властью Киева историческое территориальное единство Русской земли в узком смысле слова.
375
Зайцев 1975. Карта-вклейка между с. 80 и 81.
В качестве одного из выводов заметим также, что, похоже, границы земель-уделов Ярославичей по разделу 1054 г. пока еще отнюдь не выглядели в глазах их владельцев основой тех земель-отчин, какими они уже воспринимались следующим поколением – внуками Ярослава.
VII. Городенское княжество и городенские князья в XII веке [376]
Сведения о Городенском княжестве появляются в летописях в первой трети XII в. Князь Всеволодко отправляется в общерусский поход против Глеба Всеславича Минского, организованный киевским князем Мстиславом Владимировичем в 1127 г., «из Городна» [377] . Этот же «Всеволод Городеньский» участвует в походе Мстислава Киевского на Литву в 1131 г. [378] Городенским назван Всеволодко и в сообщении о его кончине под 1141/2 мартовским годом [379] . Можно думать, что городенским столом Всеволодко владел уже с 1117 г., когда киевский князь Владимир Всеволодович Мономах выдал за него свою дочь Агафью [380] .
376
* Исправленный и сильно расширенный вариант одноименной работы: Назаренко 2000с. С. 169–188.
377
Так во всех списках «Лаврентьевской летописи» (ПСРЛ 1. Стб. 297), а также в Погодинском списке «Ипатьевской» (ПСРЛ 2. Стб. 291–292. Примеч. 28; Хлебн./Погод. С. 506, лев. стб.). В Ипатьевском списке читается «Городка», но «к», по замечанию издателей, исправлено из «н» (ПСРЛ 2. Стб. 291–292. Примеч. н). Поскольку Погодинский список является копией Хлебниковского, в котором в данном месте утрачено несколько листов, то чтение «из Городка» следует признать результатом ошибочной правки писца или редактора Ипатьевского списка.
378
ПСРЛ 2. Стб. 294. Датировка 6640 годом в «Ипатьевской летописи» – ультра-мартовская и относится к 1131/2 мартовскому году (Бережков 1963. С. 135).
379
ПСРЛ 2. Стб. 309; «месяца февраля 1 дня» добавлено в «Никоновской летописи» (ПСРЛ 9. С. 166). Если это уточнение верно, то смерть Всеволодка имела место 1 февраля 1142 г.
380
ПСРЛ 2. Стб. 294. Соображения, позволяющие отнести женитьбу Всеволодка к началу 1117 г., приведены ниже.
Городенское княжество унаследовали и сыновья Всеволодка. В 1144 г. «Всеволодковича два Борис и Глеб» обозначены среди участников похода киевского князя Всеволода Ольговича на Владимирка Володаревича Галицкого [381] , следовательно, они должны были иметь к этому времени свои столы. По крайней мере Борис сидел в Городне: «Борис Городеньский» входил в число сторонников Изяслава Мстиславича Волынского в борьбе последнего за Киев против суздальского князя Юрия Владимировича Долгорукого в 1151 г. [382] В 1166 г. городенским князем под рукой киевского князя Ростислава Мстиславича назван уже Глеб Всеволодкович [383] . После смерти Ростислава в 1167 г. «к Всеволодковичема» как к «своим ротником» шлет послов волынский князь Мстислав Изяславич, намереваясь идти на Киев [384] . Двойственное число подразумевает не Бориса и Глеба Всеволодковичей, а Глеба и его младшего брата Мстислава [385] , судя по тому, что в военных действиях на стороне Мстислава Изяславича в 1167–1168 гг. принимает участие именно Мстислав Всеволодкович [386] . Это значит, что Бориса Всеволодковича скорее всего уже не было в живых (умер не позднее 1166 г.). В начале 1170 г., во время второго похода Мстислава Изяславича на Киев, захваченный суздальцами Андрея Юрьевича Боголюбского, который посадил там своего младшего брата Глеба, «Всеволодича пустила бяшета (опять dualisl – А. Н.) свою помочь» [387] , то есть имеются в виду все те же Глеб и Мстислав Всеволодковичи. Однако по взятии Киева в феврале-марте 1170 г. Мстислав Изяславич заключает «ряд» только с одним Всевол одковичем [388] . Им был Мстислав, как то видно из его упоминания в качестве городенского князя в 1184 г., во время общерусского похода против половцев [389] . Отсюда заключаем, что примерно в феврале 1170 г. Глеб Всеволодкович умер; очевидно, грозившая смертью болезнь Глеба и помешала его младшему брату лично отправиться на помощь Мстиславу Изяславичу, как он это сделал полутора годами раньше. В 1173 г., когда смоленские Ростиславичи отказались признавать старейшинство Андрея Боголюбского и захватили Киев, Андрей «повеле» идти на Киев среди прочих «и полотьскымь княземь <…> всимь, и туровьскымь, и пиньскимь, и городеньскымь» [390] . Если множественное число в отношении городенских князей употреблено здесь не по инерции фразы, то это указывало бы на существование в начале 1170-х гг. по крайней мере двух, а скорее (ввиду употребления двойственного числа в соседних статьях) даже трех относительно взрослых представителей третьего поколения городенской династии – внуков Всеволодка.
381
ПСРЛ 2. Стб. 315.
382
Там же. Стб. 410, 413, 424, 426, 427, 433.
383
Там же. Стб. 528 (под 6676 г.); здесь летоисчисление «Ипатьевской летописи» опережает реальную хронологию на два года (Бережков 1963. С. 177–178). В именном указателе к «Ипатьевской летописи», изобилующем, увы, и в остальном многочисленными пробелами и ошибками, Глеб Всеволодкович неверно назван князем переяславским: Муравьева, Кузьмина 1975. С. 22; они же 1998. С. XII, прав. стб.
384
ПСРЛ 2. Стб. 533; о датировке см.: Бережков 1963. С. 179.
385
В указателе это упоминание по недосмотру отнесено только к Мстиславу (.Муравьева, Кузьмина 1975. С. 46, прав, стб.; они же 1998. С. XXII, прав. стб.).
386
ПСРЛ 2. Стб. 533, 538; Бережков 1963. С. 180.
387
ПСРЛ. 2. Стб. 547; Бережков 1963. С. 182. Что речь идет о сыновьях именно Всеволод(к)а Городенского, видно из перечисления в следующей годовой статье союзников Мстислава после занятия им Киева.
388
ПСРЛ 2. Стб. 548.
389
Там же. Стб. 631; Бережков 1963. С. 202.
390
ПСРЛ 2. Стб. 574.
В результате вырисовывается следующая хронология городенских князей: Всеволодко (не позднее 1117–1141/2), Борис Всеволодкович (1141/2 – не позднее 1166), Глеб Всеволодкович (не позднее 1166–1170), Мстислав Всеволодкович (1170 – не ранее 1183). Эти выводы заметно отличаются от наблюдений . П. Погодина [391] , от данных, приведенных в генеалогическом компендиуме Н. А. Баумгартена (со ссылкой на . М. Погодина) [392] , у О М. Рапова [393] и в иных справочниках.
391
Погодин 6. С. 96, 181–182 и роспись князей по княжествам и уделам (с. XLI).
392
Baumgarten 1927. Р. 30. Table VII. N 1–4.
393
Рапов 1977. С. 202, 205; автор, по непонятной причине, предпочитает работать с данными «Никоновской» и «Густынской» летописей, а также В. Н. Татищева, игнорируя «Ипатьевскую летопись». Очевидно, поэтому не учитываются и поправки, сделанные к хронологии «Ипатьевской летописи» И. Г. Бережковым.
В немногочисленных летописных упоминаниях о Всеволодке Городенском отчество князя нигде не приводится. Несмотря на это, в науке повсеместно и прочно утвердилось мнение, что он был сыном Давыда Игоревича, одного из самых беспокойных внуков Ярослава Мудрого [394] . Никаких сомнений в таком родословии основателя городенской династии, насколько нам известно, никогда не высказывалось [395] . Между тем, есть по меньшей мере два существенных повода, которые вполне оправдывали бы подобные сомнения. Первый – из области канонического права, второй связан с наследственной преемственностью владельческих прав городенских князей.
394
Кроме трудов В. И. Татищева, . М. Карамзина и С. М. Соловьева (см. примеч. 32, 43, 44), см. также: Строев 1844. С. 23. Роспись III; Погодин 6. С. 96; Baumgarten 1927. Р. 30. Table VII. N 1; ПСРЛ 1. С. 544, прав. стб. (указат.); Муравьева, Кузьмина 1975. С. 18, прав, стб.; они же 1998. С. XI, лев. стб.; Рапов 1977. С. 202; HBGR 1. S. 427 (генеалогическая таблица, составленная М. Хелльманном); Войтович 1990. С. 31. № 18 (почему работа названа «библиографическим справочником», остается загадкой); и ми. др. В комментариях Д. С. Лихачева к «Повести временных лет» упоминание о Всеволодке в статье 1116 г. оставлено без каких бы то ни было пояснений, а имя Всеволодка отсутствует в указателе (ПВЛ. С. 548, 552, лев. стб.), из чего можно сделать вывод, что комментатор, видимо, отождествлял его с Всеволодом Давыдовичем Черниговским.
395
Лишь М. И. Погодин, да и то только однажды (Погодин 6. С. XLI), снабжает отчество «Давыдович» знаком вопроса (когда А. М. Андрияшев, ссылаясь на . П. Погодина, называет Всеволодка Владимировичем, это, конечно, всего лишь недоразумение: Андрияшев 1887. С. 79). Более века спустя кропотливый А. В. Соловьев, комментируя разбираемые нами ниже сведения В. Н. Татищева о Всеволодке, который в них именуется Давыдовичем, замечает уклончиво: «Здесь отчество, вероятно (выделено нами. – А. Н.), верно» (Соловьев 1992. С. 71); при этом в родословной таблице в той же статье (с. 84) общепринятая генеалогия воспроизведена уже безо всяких оговорок. М. С. Грушевский, хотя и прозревал авторство В. Н. Татищева, все же признавал его мнение «довольно вероятным» (Плахонин 2004. С. 299).
До сих пор не обращалось внимания на то, что традиционная генеалогия делает неканонически близкородственным упомянутый выше брак Всеволодка с Мономаховной, заключенный в 1117 г.: «Том же лете Володимер отда дщерь свою Огафью за Всеволодка» [396] . Что за Всеволод имеется в виду, летописец не уточняет. Впрочем, ясно, что это известие не может относиться ни ко Всеволоду Ольговичу, ни к его двоюродному брату Всеволоду Давыдовичу, внукам черниговского, а затем киевского князя Святослава Ярославича, как то видно из сообщения «Ипатьевской летописи» под 1144/5 г.: «Тон же зиме Всеволод (Всеволод Ольгович, тогда князь киевский. – А. Н.) отда две Всеволодковне, Володимери внуце, едину за Володимера за Давыдовича, а другу за Яросла[в]личя, за Дюрдя (Юрия Ярославича, впоследствии князя туровского. – А. Н.), об одинои неделе» [397] . Остается думать, что мужем Агафии Владимировны стал именно Всеволодко Городенский. Так и считается в науке. Но тогда, если оставаться при общепринятом мнении о происхождении Всеволодка, этот брак был бы союзом между правнуками одного лица, в данном случае – киевского князя Ярослава Владимировича:
396
См. примеч. 4.
397
ПСРЛ 2. Стб. 317.
Таблица 1
Браки столь близкой, 6-й (3: 3), степени кровного родства, как хорошо известно, запрещались церковью. В древнерусской «Кормчей книге» читаем: «Тако есть право уне (относительно. – А. Н.) поимания: брата два – то две колене; дети тою – то 3-е колено: дотоле нелзе поиматися. Внучи тою – 6-е колено: не лзе же (выделено нами. – А. К), 7-е колено и 8-е, то уже достойно поиматися» [398] . Эта общецерковная норма отражена и в целом ряде других канонических текстов; так, в начале XIV в. она категорически подчеркивается в послании константинопольского патриарха Нифонта к великому князю владимирскому Михаилу Ярославину Тверскому в связи с обвинениями митрополита Петра (как выяснилось, необоснованными) в благословении близкородственных браков: «Велико есть то дело и велми гневить Бога, еже от крови 6 степень пращаеть и благословляеть: аже 6 степень отъинудь отсечено и запрещено; не бывало то дело николиже промежи кристиян» [399] .
398
ПДРКП 1. № XIV. Стб. 143; Бенешевич 2. С. 196–201.
399
ПДРКП 1. № XVI. Стб. 148–149.
Конечно, патриарх несколько преувеличивал, и как на латинском Западе, так и на Руси известны отдельные случаи, когда для политических браков делались исключения. Но то были именно исключения, которые соответствующим образом и трактовались. Так, для брака в 1103 г. польского князя Болеслава III и Сбыславы (дочери киевского князя Святополка Изяславича), которые состояли в кровнородственной близости именно 6-й степени, краковский епископ Балдвин специально исхлопотал разрешение папы Пасхалия II ввиду «необходимости для страны» («patrie necessitas»); папа пошел навстречу и одобрил брак, «но не как канонический и обычный, а в виде исключения» [400] . Подобное же разрешение было истребовано в Риме и для второго брака волынского князя Василька Романовича с Добравкой, внучкой польского князя Казимира II, с которой брат Даниила Галицкого находился в кровном родстве 6-й степени; сохранилась даже булла папы Иннокентия IV от 1247 г. на этот счет [401] . Бывали случаи, когда власть имущие игнорировали церковные запреты – как, например, новгородский князь Святослав Ольгович, который в 1136/7 г. «веньцяся своими попы», несмотря на запрет епископа Нифонта, что воспринималось как скандал и заносилось на страницы летописей [402] . Весьма показательно, что среди внутрирусских междукняжеских браков домонгольского времени с достаточной достоверностью удается выявить только три или четыре близкородственных союза, причем один из них, если и был близкородственным, получил особую санкцию митрополита [403] , а два были расторгнуты впоследствии, когда политический интерес, их обусловивший, утратил свою актуальность [404] . Случаи, когда подобные, заключенные из политических интересов браки по прошествии времени расторгались, известны и в Византии, причем (что важно) делалось это со ссылкой именно на их неканоничность [405] . Очевидна неустойчивость такого рода брачных союзов, которая вполне осознавалась вступающими в них сторонами.
400
«<…> non canonice пес usualiter, sed singulariter» (Gall. II, 23. P. 90); Назаренко 2001a. C. 560–561.
401
Тургенев 1841. № 76. C. 67; Назаренко 2001a. C. 583.
402
НПЛ. C. 24, 209; шла ли в данном случае речь о недопустимо близкородственном браке или каноническое препятствие состояло в чем-то другом, неясно.
403
Имеем в виду состоявшийся в 1250 г. брачный союз совершенно скандальной 4-й (2: 2!) степени родства: владимиро-суздальский великий князь Андрей Ярославич женился на дочери галицкого князя Даниила Романовича (ПСРЛ 1. Стб. 472), в то время как оба происходили, возможно, от родных сестер – дочерей галицкого князя Мстислава Мстиславича. Попытка пересмотреть такое происхождение Андрея Ярославича, коль скоро его следствием является столь неканонический брак (Баумгартен 1908b. С. 21–23), была оспорена В. А. Кучкиным, который предпочел вернуться к мнению о Мстиславне как матери Ярославичей, предложив рассматривать присутствие митрополита Кирилла и ростовского епископа при венчании Андрея и Даниловны как свидетельство об особой церковной санкции на брак (Кучкин 1986. С. 71–80). Польский исследователь генеалогии смоленских Ростиславичей Д. Домбровский, хотя и не готов поддержать конкретную идентификацию матери Ярославичей, предложенную Н. А. Баумгартеном, тем не менее, полемизируя с В. А. Кучкиным, склоняется к выводу, что сыновья Ярослава Переяславского происходили не от дочери Мстислава Удатного (Домбровский 2006. С. 21–30); в таком случае женитьба Андрея Ярославича оказывается канонически вполне легитимной.
404
В 1112 г. волынский князь Ярослав Святополчич женился на дочери Владимира Всеволодовича Мономаха (ПСРЛ 2. Стб. 273), хотя оба брачующихся были правнуками Ярослава Мудрого; в 1183 г. (Бережков 1963. С. 201) Глеб, сын киевского князя Святослава Всеволодовича и правнук Мстислава Великого (через дочь последнего Марию, жену черниговского и киевского князя Всеволода Ольговича), взял в жены дочь соправителя отца – Рюрика Ростиславича и, тем самым, также правнучку Мстислава (ПСРЛ 2. Стб. 625); в 1180-1190-х гг. был заключен брак между волынским князем Романом Мстиславичем и Передславой, дочерью того же Рюрика Ростиславича (ПСРЛ 1. Стб. 412), причем снова речь шла о правнуках киевского князя Мстислава Владимировича. Ярослав Святополчич отослал от себя жену после разрыва с Мономахом в 1117/8 г. (ПСРЛ 7. С. 24; 15. Стб. 192; см. об этом ниже, а также в статье IV), а Роман – в 1195/7 г. (Бережков 1963. С. 85), порвав с Рюриком, причем Рюриковна была даже затем насильственно пострижена Романом (ПСРЛ 1. Стб. 420). О недостоверности других примеров браков 6-й степени родства, иногда постулируемых в историографии, будет сказано ниже, при разборе аргументов А. Г. Плахонина против нашей гипотезы.
405
Например, помолвка между Марией, дочерью императора Мануила I Комнина, и деспотом Белой-Алексеем, будущим венгерским королем Белой III (Назаренко 2007d. С. 74–88).