Другая Золушка, или Четыре Часа До Полуночи
Шрифт:
– И как же это исправить?
– заинтересованно осведомился Энрикес.
Она села в постели и потянулась с томной кошачьей грацией, явно забавляясь хмурым нетерпением, с которым сыщик ждал ее ответ.
– Ладно, слушай, - наконец, заговорила Катрин.
– Не буду тебя больше мучить...
– Тебя стоило бы придушить, - мрачно заметил ее любовник.
Катрин игриво стрельнула в него черными шальными глазами и весело согласилась:
–
– Каким образом?!
– возмутился он.
– Повсюду ее портреты, ее имя выкрикивают на площадях... ее уже нашли или вот-вот найдут!
Но Катрин покачала головой:
– Нет, милый... поверь! Злата девчонка умная... не могу не признать! Ее найдут, конечно... но сделать это будет непросто. Такой топорный способ, который выбрал принц, не поможет. Девица явно что-нибудь придумала... как-то замаскировалась, спряталась. И тебе нужно просто понять, что могло прийти ей в голову! Улавливаешь мысль?
– Улавливаю, - уныло согласился Энрикес.
– Это будет непросто... хотя...
В конце концов, что он теряет? В лучшем случае - немного времени и сил! Дел сейчас особых нет... а в случае удачи благодарность принца будет стоить всех затрат...
– Ты согласен, Пьер, да?
– шепнула Катрин с удовлетворением в голосе - детектив не счел нужным скрывать свои чувства, а потому мысли буквально пропечатались у него на лице.
– Ты найдешь ее? Я помогу тебе...
– Хорошо, - улыбнулся он и, потянувшись к женщине, властно добавил: - А пока помоги мне в другом...
– В чем же?
– изобразила непонимание она.
– Вот в этом!
– и он прильнул губами к ее губам.
Катрин, впрочем, не сильно сопротивлялась...
10d
Впервые увидев свой портрет, приколоченный к двери одной из лавок, Злата испытала настоящий шок. Хотя, следовало признать, не будь там подписи, она бы себя никогда не узнала... Портрет весьма обобщенно изобразил ее... это была некая усредненная пухлощекая шатенка с миловидным лицом, но уж никак не она, не Злата!
На смену шоку пришла глухая тревога. Не страх, нет - именно неотвязная тревога, следовавшая за девушкой неотступной мрачной тенью. Злата стала осторожной и мнительной, вздрагивала от малейшего звука и потеряла сон и аппетит. Эта потеря не пошла на пользу ее внешности, она осунулась, побледнела, - зато окончательно лишилась сходства со своим портретом!
Но портреты - это полбеды. Были ведь еще глашатаи! Злата раньше с симпатией относилась к этим молодым людям в длинных бирюзовых плащах, украшенных гербом монаршего дома: ей нравилась стать и торжественность королевских вестников; нравилось слышать их громкие, хорошо поставленные голоса, задорно выкрикивающие важные объявления... однако теперь она всё это просто возненавидела!
"Неужели я все-таки убила того парня?!" - холодея от ужаса, думала Злата. Что
Девушка по-прежнему оставалась все в том же трактире. Переезжать она побоялась - тут к ней присмотрелись, привыкли, а на другом постоялом дворе могут заподозрить неладное... Злате пришлось, правда, несколько раз продемонстрировать свои творческие "наброски", чтобы подтвердить легенду о бедствующем молодом художнике, но, к счастью, она рисовала неплохо, да и вообще, как говорится, "я иначе вижу мир".
Так она и жила последние дни: как могла тихо, незаметно, стараясь не привлекать к себе внимания... до поры до времени это удавалось.
10e
Энрикес туже затянул пояс домашнего халата и устроился за столом напротив Катрин в ее изысканной бело-розовой столовой. В пурпурном шелковом пеньюаре, с уложенными смоляными волосами, она благоухала свежестью и пряным парфюмом... и все-таки детектив, отдавая должное ее роскошному внешнему виду в эту минуту, с легким сожалением подумал, что она ему больше нравилась ранним утром... с растрепанной шевелюрой, бледная и ненакрашенная...
– Итак, давай рассуждать вместе, - заговорила Катрин, пока служанка расставляла на столе блюда и напитки к завтраку.
– Где может находиться моя несносная падчерица?
– Вижу, ты ее терпеть не можешь, - усмехнулся Энрикес, накладывая себе на тарелку добрую порцию румяного омлета.
– Любопытно знать, за что?
Катрин передернула округлыми плечами и принялась намазывать на ломтик хлеба сливовое повидло.
– Она дерзкая, самолюбивая, нахальная. Как-то так...
– А дочь твоя где?
– Она еще спит. Встает ближе к полудню...
– А если застанет меня здесь?
– без особого волнения поинтересовался Энрикес, посыпая омлет специями.
– Что скажет?
– Скажет?
– презрительно обронила женщина, поднимая брови и кривя губы.
– Пусть попробует... и пусть завидует! Увы, моя дочь... она не слишком нравится мужчинам.
– На мой взгляд, она довольно мила, - вежливо, хотя и неискренне, возразил детектив. Линда показалась ему довольно постной и скучной девицей... другое дело ее мать! Вот где страсть, вот где жизненная сила!
– Мила, - сухо согласилась Катрин, доливая в чай молоко.
– Но как-то не вдохновляет. Хотя, может, поговорим о другом?
– Да, давай лучше обсудим твою падчерицу, - кивнул Энрикес.
– Если судить непредвзято, что ты можешь о ней сказать?
Катрин вдохнула, размышляя. Забыть о собственной неприязни к падчерице было непросто, но она честно попыталась ответить по возможности здраво:
– Она предприимчива и не слишком сентиментальна, хотя и уверена, будто любит романтику... Что еще? Умна - в этом ей не откажешь. Очень активна, не из тех, кто сдается. Обаятельна...