Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Шрифт:
Итак, спектакль начинался с «Вступительного монолога», который длился почти… 20 минут. Таких длинных монологов у Райкина давно не было, а тут вдруг его прорвало. Почему? Видно, ему захотелось выговориться, заставить зрителей сосредоточиться на серьезном. Тогда еще время на дворе стояло такое, которое располагало к выслушиванию подобных длинных монологов. Минует каких-нибудь десять лет, и зритель уже начнет уставать от такого количества слов, звучащих со сцены, из-за чего райкинское морализаторство (или проповедь) утратит свою прежнюю актуальность. Это тоже будет велением времени, хотя сам Райкин будет отчаянно ему сопротивляться, вставляя в свои спектакли длиннющие монологи. Однако не будем забегать вперед и вернемся к «Вступительному монологу» в «Светофоре». Начинался он так:
«Ночь. Закрыты магазины,
Но вот наступает новый день. Мигает светофор: красный, желтый, зеленый. В цвете, в знаках появился смысл. «Осторожно, дети! Внимание, крутой поворот…» Это знаки для каждого из нас, это знаки в каждом из нас. Мы все идем нашей дорогой, круты подъемы, нелегки повороты, а позади нас пути наших народов, биографии каждого из нас…»
Далее в своем монологе Райкин касается самых разных общественных проблем. Например, выражает свое отношение к современной молодежи, обращаясь к ней со следующими словами:
«Посмотрите на них – это новое поколение. Независимые, смелые, самостоятельные в суждениях и в одежде. Пусть носят длинные волосы и короткие юбки, пусть играют на гитарах. Старшие прошли через войну и окопы, через палатки и болезни, построили, вымыли, осветили страну! Живите! Вот институты, вот книги, вот телевизоры, магнитофоны. Учитесь, развлекайтесь, сомневайтесь в каких-то авторитетах, доходите сами своим умом, решите сами для себя, где зло. Вы наши дети, мы дали вам все, что могли. Теперь – вперед! Двигайтесь! От тебя ждут многого! Но помни о старших! Возьми руку отца, прижми к себе его седую голову!..»
Далее Райкин говорит о пьянстве, к тому времени ставшем настоящим бичом страны (сам артист, как мы помним, спиртного в рот почти не брал), о необходимости воспитывать людей с детства, а не перевоспитывать сорокалетних, о таком завоевании социализма, как два выходных дня (они были введены как раз во второй половине 60-х), которые внезапно высветили проблему досуга – многим людям просто некуда было пойти развлечься: «После одиннадцати все закрыто… Человек и так треть своей жизни спит. Что ж ему, проспать половину своей жизни?»
А вот еще несколько отрывков из того же монолога:
«Почему так часто приходится просить? Почему так часто приходится унижаться? Куда ни повернешься, все на просьбах, все на личных одолжениях. Часто просишь не для себя, просишь для других (кстати, в своем театре Райкин был «толкачом»: выбивал своим артистам квартиры, машины, звания и т. д. – Ф. Р.), просишь для производства, просишь для того, чтобы принести пользу государству… Мне нужна государственная машина перевезти государственный станок. Машину дают мне как личное одолжение. Я в ответ на это личное одолжение должен пойти продать свои личные штаны и устроить им грандиозный бал!.. Почему я должен за свои слова отвечать, а кто-то нет? Почему за несдержанное слово нельзя подать в суд на директора, на секретаря райжилконторы?.. Почему мы должны просить официанта, шофера такси, управдома, продавщицу, водопроводчика… Вы мне покажите человека, у которого я могу что-нибудь потребовать. Кроме моей жены…»
А вот еще оттуда же:
«Да, мы научились шутить, друзья мои!.. Мы научились не обижаться на шутку. Правда, не все. Некоторые обижаются и протестуют… У народа праздник, а вы смеетесь, вы, что же, другого времени не нашли?.. Ничего не поделаешь, не понимает товарищ, надо товарищу объяснить, что праздник не бывает без радости, радость не бывает без смеха. Значит, что же: радуйся, но не смейся, жуй, но не глотай, ликуй, но оставайся мрачным…»
В концовке монолога звучали следующие сентенции:
«Повесить бы огромный светофор над всей страной. Зажегся красный – стоп! Нельзя! Запрещено! Не знаю кем! Запрещено – и все! Зеленый: пожалуйста… никаких ограничений, уберите документы… простите… проходите все… Переключается желтый: куда, куда, куда? Тсс! Внимание! Осторожней, осторожней, товарищи, не надо торопиться… это уже чересчур… Зеленый свет движению! Зеленый свет добру! Стоп невежеству, стоп разгильдяйству! Внимание человеку, ведь от каждого из нас зависит чья-то жизнь… мягко мигает светофор, как будто спрашивает нас по-человечески: «Здравствуй, друг! Как живешь? Счастливого пути!»
Как пишет Е. Уварова:
«Еще в спектакле «Волшебники живут рядом» монолог был назван «размышлениями». Автор книги о Райкине, А. Бейлин, задавал справедливый вопрос: «Может быть, «размышления» – это новый жанр Аркадия Райкина?»
Дать название этому жанру трудно – так негибки, топорны наши искусствоведческие определения. Что такое положительный фельетон? Чем он отличается от монолога? Эталоном положительного фельетона Райкина в свое время считался поляковский «В гостинице «Москва». Никак не умаляя заслуги Полякова, все-таки «Светофор» Жванецкого и Лиходеева выше, мудрее, это новая ступень на длинной дороге Райкина.
Два десятилетия назад, исполняя «В гостинице «Москва», он больше показывал, играл. Без париков, масок, театральных костюмов, складывался собирательный образ положительного героя. В этом образе уже заключалась оценка, он был однозначно рассчитан на сочувствие, восхищение.
Теперь этот образ значительно усложнился, приобрел многогранность. В нем история и современность, личность и все человечество, добро и непримиримость к злу. Сатирические, «игровые» персонажи даны как бы мимоходом, одним штрихом, и тем не менее, они живые и узнаваемые. Но главное не в них. Размышляя о жизни, Райкин ставил вопросы, зрители должны были самостоятельно искать на них ответы. Не более чем хитрый ход, когда сама постановка вопроса подсказывала ответ.
Ответ лишь подразумевался, но отнюдь не навязывался. Зрители включались в свободный поток размышлений артиста, по-новому оценивая привычное, примелькавшееся. Сатирик – поэт, утверждает Райкин, и, как поэт, он, если воспользоваться терминологией Андрея Вознесенского, достигал в монологе «не созерцания, а сосердцания». Сердца зрителей устремлялись ему навстречу, бились в унисон…»
Но вернемся к спектаклю «Светофор».
В моноспектакле «Участковый врач» (кстати, врачами были родители Жванецкого) Райкин играл доброго и сентиментального врача. Это был положительный герой – редкость для Райкина, который чаще все-таки играл персонажи малопривлекательные. Врач Райкина ходит по этажам многоквартирного дома и к каждому своему пациенту относится с пониманием и душевной теплотой. Впрочем, не только к пациентам. Например, застав в одной из квартир маленькую девочку без родителей, он ласково беседует с ней, подогревает молоко. Как писала критик Т. Тэсс («Известия», 23 декабря 1967 года):
«А на сцене-то нет никого, ни ребенка, ни старика. Только один Райкин. Один усталый человек, безотказно идущий на помощь больным людям… умеющий не ожесточиться, когда вызывающий его человек ушел куда-то в гости, умеющий подняться с места в любую минуту, чтобы пойти на чужой зов. Так искусство становится самой жизнью, и зрители завороженно вглядываются в эту простую и чистую жизнь, и такая чуткая, такая удивительная стоит в зале тишина…»
В моносцене «Дефицит» Райкин играл кавказца в папахе, который размышлял о такой актуальной для каждого советского человека теме, как дефицит – нехватка многих товаров первой необходимости. Заметим, что эта проблема особенно обострилась в 60-е годы, после того как в советскую экономику начали внедряться элементы рыночной с ее ориентацией на прибыль. В результате многим предприятиям стало невыгодно выпускать дешевые вещи (от пуговиц до кастрюль), которые не давали столь высокой прибыли, как это было с крупными и более дорогими изделиями. В итоге произошло «вымывание» многих товаров из продажи. В миниатюре Жванецкого речь об этом не шла, там просто констатировался сам факт дефицита: дескать, теперь многие нужные вещи приходится доставать «через заднее кирилицо» – то есть по блату. Причем герой миниатюры видел в этом не только плохое, но и… хорошее. По его словам: «Пусть будет изобилие, но пусть чего-то все-таки не хватает». Подразумевалось, что, когда все есть, человек утрачивает некий интерес к жизни.