Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика
Шрифт:
«В гостях у меня был гений: Костя Райкин. Когда я расстался с ним, он был мальчуганом, играл вместе с Костей Смирновым в сыщики, а теперь это феноменально стройный, изящный юноша с необыкновенно вдумчивым, выразительным лицом, занят – мимикой, создает этюды своим телом: «Я, ветер и зонтик», «Индеец и ягуар», «На Арбате», «В автобусе». Удивительная наблюдательность, каждый дюйм его гибкого, прелестного, сильного тела подчинен тому или иному замыслу – жаль, не было музыки, – я сидел очарованный, чувствовал, что в комнате у меня драгоценность. При нем невозможны никакие пошлости, он поднимает в доме духовную атмосферу – и, глядя на его движения, я впервые (пора!) понял, насколько красивее, ладнее, умнее тело юноши, чем тело девицы.
Верно сказал Ал. Н. Толстой:
Девка голая страшна:Живородная мошна.Привели Костю его мать – Рома и Татьяна Тэсс, только что написавшая большую статью о Райкине (в «Известиях»).
Очень своеобразен и художествен разговор Кости Райкина. Своим серьезным, немного саркастическим голосом он рассказал, как родители и дети собираются где-нибудь за городом для общих веселий: родители вначале опекают
Райкин-старший, естественно, гордился своим сыном, которого он прочил в свои наследники – тот должен был рано или поздно наследовать его театр. Однако с детьми своими сатирик никогда не сюсюкал – ни с дочерью, ни с сыном, да и с внуками тоже. О характере своего отца сам К. Райкин в одном из интервью выразился следующим образом:
«Помню, я поступил на первый курс, начались разные студенческие вечерухи, дело понятное, выпивка – а он этого терпеть не мог. Я один раз пришел немного выпивши, другой, а на третий он заходит ко мне в комнату: «Костя, а почему ты пьяный?» – этим своим страшным тихим голосом. И все. Прошибло…»
1967 год закончился для Райкина на бравурной ноте: 11 ноября состоялась премьера полнометражного документального фильма «Аркадий Райкин». Причем в Госкино картину приняли без единой поправки, что вообще-то случалось редко. Читаем у В. Катаняна:
«Прошла пышная премьера «Райкина» в Доме кино. Мы все были нарядные. Успех был большой, зал битком набит. После просмотра фильма мы пировали в ресторане – Райкин с Ромой, Оття (кинооператор Оттилия Болеславовна Рейзман), Лена, Шергова с мужем, Кассиль и Собинова, Инна и я. Угощали я и Шергова.
Картину – еще до выхода – смотрят всякие клубы. Я несколько раз выступал на устных журналах. Появились рецензии…»
Однако уже не за горами то время, когда на смену бравурной мелодии придет тревожная…
Глава 9
В опале, или «Гробовые» бриллианты
Минуло всего две недели после премьеры «Аркадия Райкина», как на самом «верху» началось нервное движение. Возникло оно после того, как кто-то из членов Политбюро, посмотрев картину у себя на даче, нашел в ней весьма существенный идеологический изъян. Он содержался в одном эпизоде – в интермедии «Юбилей», которая, как мы помним, появилась в 1964 году и тогда же вошла в спектакль «Волшебники живут рядом». В этой сценке главным героем был номенклатурщик-кадровик Федор Гаврилыч Пантюхов, который честно признавался в том, что учиться он не любил – «зачем мне учиться, когда я могу учить других». И далее: «Глотка у меня была луженая, активность меня заедала, и стал я выдвигаться. Сперва в местном, потом в районном масштабе. Какие только должности я ни занимал, и хоть все я всегда проваливал и меня в конце концов отовсюду сымали, но параллельно считалось, что я, как руководящий работник, расту…»
Как уже отмечалось нами выше, это был собирательный образ сталинского руководителя славянских корней (не случайно Пантюхов у Райкина одет в сталинский френч), который в огромном количестве пришел в конце 30-х годов на смену руководителям-евреям. Образование у него и в самом деле было не шибко большое, зато было другое – недюжинное упорство в преодолении разного рода трудностей, приверженность аскезе и горячая вера в торжество тех идей, которые он разделял. Конечно, среди пантюховых были разные люди, но большая их часть все-таки сыграла положительную роль в истории страны. Другое дело, что с течением времени надобность в пантюховых постепенно отпадала и на смену им должны были прийти более образованные и современные руководители. Именно в этом крылась главная идея миниатюры «Юбилей» – ее авторы торопили уход пантюховых из руководящих сфер. Приведем небольшой отрывок из этой миниатюры: тот, где Пантюхов, работая начальником в НИИ, принимает у себя профессора Кузнецову (ее роль играла жена Райкина Руфь Марковна).
«– А… Профессор Кузнецова. Садитесь. Читали?
– Да. Я прочла вашу статью.
– И как?
– За кого вы меня принимаете, Федор Гаврилович?
– Тоись?
– Неужели вы думаете, что я всерьез буду заниматься вашими упражнениями? Посмотрите, что вы здесь написали: «Партия учит нас, что газы при нагревании расширяются». Или вот: «С каждым годом наши слабые токи становятся все сильнее и сильнее». Это же просто галиматья!
– Так! А вы лучше ответьте, товарищ Кузнецова, над чем работает руководимая вами лаборатория?
– Руководимая мной лаборатория последние пять лет занимается проблемой полупроводников.
– Пять лет?! А ведь за такой срок можно было бы заняться и проводниками в целом! Что вы кончали-то?
– Университет.
– А, закон Архимеда: квадрат суммы и так далее… Газеты выписываете? Слабое звено в цепи империализма где у нас будет?
Кузнецова возмущенно встает:
– Если бы глупость была энергией, то вы, товарищ Пантюхов, могли бы питать довольно крупную электростанцию…
– …И я решил ее уволить, снять с занимаемой должности, но вышло так, что сняли меня. Направили меня в городской транспорт. Ну, там я недолго продержался, потом меня в пищевую промышленность, там меня сразу раскусили, потом я работал директором парфюмерной фабрики, как сейчас помню, выпустил духи под названием… «Вот солдаты идут». Потом работал на стадионе, придумал праздники с народными артистами и лошадями, потом, где же, потом на… на биологическом фронте, написал статью «Генетика – продажная девка империализма», потом две недели в банно-прачешном комбинате, оттуда меня прямо в искусство.
Ну, в искусстве я продержался долго: с той поры, когда сатиру ругали, и вплоть до той поры, когда ее опять ругать стали…»
В этой миниатюре настолько было все прозрачно (начиная со сталинского френча Пантюхова и заканчивая его репликами), что даже самые недалекие пантюховы могли разобраться, что в ней к чему. Они и разобрались. Тем более что на тот момент они были на коне: осенью 67-го им удалось разгромить оппозицию – молодых номенклатурщиков во главе с членом Политбюро Александром Шелепиным, которые ставили целью прийти к власти и основательно перетряхнуть ряды пантюховых, начиная с Брежнева и заканчивая Сусловым. Однако из этой затеи ничего не вышло: «старики» оказались половчее «молодых» и почти всех отстранили от реальных властных рычагов. Например, того же Шелепина сняли с секретарства в ЦК КПСС и назначили руководить профсоюзами. Именно сразу после этой победы и случился скандал с фильмом «Аркадий Райкин», вернее, с одной из ее миниатюр – с «Юбилеем». По одной из версий, якобы после письма одного пенсионера, по другой – по велению кого-то свыше. В итоге режиссера фильма Василия Катаняна 28 ноября вызвал к себе глава Кинокомитета Алексей Романов и… Впрочем, послушаем самого режиссера:
«Романов: Да… Райкин играет хорошо, но текст недоработан. Кто это писал? Поляков?
Я: Нет, Хазин.
Романов: Какие-то непонятные вещи. На многое он намекает, но неясно, когда происходит дело. Неясно.
Я: Действие происходит «в те самые времена», т. е. в сталинские. Он же говорит об этом в самом начале.
Романов: Ну, вы же не повесите это объяснение на экране, как мочалу (!). И потом – в сталинские времена мы построили социализм, чего же над этим смеяться? И таких типов было сотни тысяч, на них все держалось. Они работали в областях, районах. И сейчас много таких. Вы думаете, их нет? Вы учтите, что в театре этот спектакль видят 500 тысяч, а в кино его увидят миллионы.
Я: Да, Райкин с этим номером выступал по ТВ, и его уже видело больше народу, чем увидят фильм, и ничего не произошло. (Эту миниатюру показывали по советскому ТВ еще во времена Хрущева, когда с самого верха шла инициатива по замене старых кадров на новые. – Ф. Р.).
Романов: Тем более нечего показывать, раз по ТВ было, ведь нас письмами закидают. А этот случай, когда зритель стрелял в экран? Да, да, зрители стреляют в экран, когда им что-то не нравится. Вы что, этого хотите?
Я: Господи, помилуй. Может быть, они ненормальные?
Романов: Понормальнее нас с вами. Нет, надо решить, нужен ли этот номер вообще. И потом, он говорит это известное ленинское изречение о слабом звене, а зрители в это время смеются.
Я: Но они смеются не над цитатой, а над глупостью Пантюхова.
Романов: Так он же оглупляет эту фразу, и она звучит нелепо, а все смеются. И неизвестно над чем. И потом – что это за костюм с этими двумя карманами?
Я: Это френч.
Романов: Я знаю. Его носил Сталин, и люди ему подражали. Но сейчас-то его не носят.
Я: Да ведь действие происходит «в те времена», поэтому он во френче. (На самом деле действие миниатюры происходит в современности, что видно из рассказа Пантюхова: он описывает этапы своего карьерного пути, который занял четыре десятка лет. И френч на нем появился не случайно: это был конкретный намек на то, что многие носители сталинских идей все еще находятся у власти, а им, по мнению авторов миниатюры, уже давно пора на покой. – Ф. Р.).
Романов (не слушая): Где вы видели сейчас такие френчи? Это же фальшиво.
Я: Кстати, наш начальник отдела кадров ходит в таком френче.
Романов: Ну нельзя же из-за этого вставлять этот эпизод в фильм!
Разговор зашел в тупик. Решили смотреть всю картину вместе с Райкиным…
Через два дня смотрим всю картину в том же составе, начальник главка Головня, министр, но плюс Райкин. Как только зажегся свет, Райкин и говорит: «Смотреть такую картину без публики очень странно, зрители должны смеяться, а тут гробовое молчание».
Романов: Но прежде чем зрители начнут смеяться, нужно решить, можно ли смеяться…
Райкин: Это получается – такой просмотр – как будто клоун кувыркается наедине с самим собою.
Романов: Вообще картина интересная, но вот ритм и темп задерживаются из-за моментов закулисной жизни. Много вас вне сцены, а интересно смотреть ваши номера.
Райкин: Но если оставить одни номера, то они не будут смотреться. Ведь даже в театре я играю номер, потом идет чье-то другое выступление, а потом снова я.
Романов: Ну, может быть. А вообще интересно. Ну а как вы думаете насчет «Юбилея»?
Райкин и я стали говорить в защиту «Юбилея», а Романов не очень возражал. Но спросил начальника главка: «А не получится у нас, как с тем письмом?»
Райкин: Что за письмо?
Романов: Начальнику Дальневосточной конторы кинопроката прислали письмо, что если он будет продолжать демонстрировать «Председателя», то ему окна разобьют.
Райкин: Ну, если обращать внимание на письма – вы знаете, сколько их я получаю?
Романов: А мы? Думаете, мало?
Я: Мне кажется, что за эту картину стекла бить не будут.
В общем, все идет к концу. Романов благодарит нас за картину, говорит, что выпустит ее как художественную. Собираемся расходиться, и вдруг начальник главка Головня говорит: «Не сочтите меня перестраховщиком, но вот эту фразу о слабом звене в цепи империализма я бы посоветовал убрать. Вы поймите меня правильно – вашу картину увидят миллионы, будут над этой репликой хохотать. А потом они придут в Университет марксизма, в школы, услышат эту ленинскую фразу и снова будут смеяться. Нехорошо».
Романов, конечно, поддержал это предложение, я начал было спорить, но Райкин тоже стал на их сторону: «Конечно, ее можно вырезать. Даже будет лучше…»
А когда мы одевались внизу, он говорит: «Очень прошу, Васенька, вставьте обратно фразу, которую вы раньше вырезали: «В искусстве я продержался долго – с той поры, когда сатиру ругали, и до той поры, когда ее вновь стали ругать». Умоляю. Они же никогда больше не увидят картину…»
Фильм «Аркадий Райкин» вышел на экраны страны в начале 1968 года. Причем прокат у него был фантастический: только в Москве в первую неделю его пустили в 43 кинотеатрах, а во вторую – уже в 58. Редкий художественный фильм (а этот был документальный) удостаивался такой чести.
На волне успеха этой ленты в том же году Аркадию Райкину было присвоено звание народного артиста СССР. Еврейская общественность ликовала: за три последних года сразу двое ее деятелей из числа эстрадников получили столь высокое звание: Леонид Утесов (в 1965-м) и Аркадий Райкин. Причем если первый стал «народным» с опозданием (Утесову на момент награждения исполнилось 70 лет), то Райкину было всего 57 лет. К тому же он по своему статусу стоял выше Утесова: последний был пропагандистом легкого жанра – джаза, а Райкин трудился на ниве сатиры, которая всегда считалась в СССР весьма нелегким и рискованным делом.
Между тем к чувству радости у еврейской общественности добавилось и чувство горечи. 21 августа 1968 года случился ввод войск Варшавского Договора в Чехословакию с целью подавления «бархатной революции» – экономических и политических реформ по лекалам чешских либералов еврейского происхождения (Кригель, Гольдштюкер и др.), ставивших конечной целью своего реформаторства постепенный отход от Восточного блока сначала в экономической сфере, а потом и в политической. Как верно написал журналист К. Ерофеев: