Друзья и возлюбленные
Шрифт:
— А про нас он что-нибудь говорил?
Хилари вздрогнула.
— Лучше вы сами у него все спросите.
— Я не верю, — медленно качая головой, прошептал Джордж. — Я в это не верю, черт подери!
Гас, уткнувшись в плечо матери, пробормотал:
— Хуже просто быть не могло…
Хилари молчала. Ей очень хотелось разрыдаться, чтобы сыновья ее обняли… может, даже заплакали вместе с ней. «Нет, так нельзя, — строго велела она себе. — Так нельзя. Они не обязаны меня утешать».
—
— Да. И крушить все подряд.
Адам перестал ругаться.
— Начни с этой гадины! — Он подскочил и уставился в глаза матери. — Пойди к ней и скажи, что нельзя вот так кидаться на нашего отца!
Хилари осторожно ответила:
— Я не хочу унижаться. Если я ему не нужна, то и он мне не нужен.
— А может, он просто не устоял перед ее уговорами? Мам, сходи к ней!
Она вздохнула. Часы на уиттингборнской церкви пробили три четверти первого.
— Я подумаю. Сейчас надо закрыть отель.
— Сиди…
— Мы сами!
Хилари улыбнулась, выбираясь из-под Гаса.
— Спасибо, милые, но я лучше сама. Проверю сигнализацию и все такое. Я ненадолго.
Она поднялась, а Гас остался в кресле, точно марионетка, которой оборвали нити.
— Где же мои очки? A-а, вот! Чудесно. — Она привычным движением водрузила их на нос. Ее голос звучал скованно и чисто, а вовсе не так, как хотелось бы. — Мне так вас жаль, милые мои, хорошие! — Она на секунду обняла Адамас Гасом, тронула руку Джорджа и вышла из комнаты.
Никто не шевельнулся. В гостиной стояла тишина, только изредка всхлипывал Гас да ездили мимо дома машины. Наконец Джордж поднял бокал, чашку и маленький столик и пошел на кухню за тряпкой и мыльной водой. Остальные молча наблюдали, как он оттирает ковер. Гас свернулся клубочком в кресле, Адам по-прежнему сидел на полу. У него на руке была новая татуировка: крошечная ласточка, какую носили бывшие заключенные — символ «отсидки».
Вычистив ковер, Джордж сходил в свою комнату и вернулся с пачкой сигарет. Раздал по одной братьям.
— Что, прямо здесь? — удивился Гас.
— Сегодня, черт подери, мы можем делать все, что захотим!
Гас потянулся к зажигалке. Тощий и неуклюжий, выглядел он жалко, будто мокрый птенец. Дрожащим голосом он произнес:
— Я думал, она друг семьи…
Братья промолчали. Он затянулся и рывками выдохнул дым.
— А вы? Вы разве так не думали? Она всегда была такой милой и доброй. А теперь сломала нам жизнь.
— Я им все рассказала.
Хилари сидела на кровати, делая вид, что читает.
Лоренс стоял у комода и, как обычно, вытаскивал из карманов мелочь и ключи.
— Что?!
— Я все рассказала мальчикам.
— Надо же, как удобно!
— Нисколько. Но избежать разговора было нельзя.
— Ясно.
— Если бы ты не ушел…
— Ясно.
— Ты сам принял это решение! — вспылила Хилари. Ей вдруг стало нестерпимо больно. — Теперь будь добр терпеть последствия. Я ничего не решала.
Он не ответил. Медленно расстегнув рубашку, он вытащил ее из брюк, затем снял часы и положил их на горку монет.
— Где они?
— Мальчики? У себя в комнатах.
— Ну, Хилари… — с упреком проговорил Лоренс.
— Это их выбор. А мой — не спать с тобой в одной кровати. Софи сегодня не работает, так что иди в ее комнату. Я не потерплю, чтобы ты из Джининой постели перебирался в мою.
— Сегодня мы просто разговаривали. На кухне. Софи была дома.
— А она, кстати, что думает?
— Не знаю, — тихо ответил Лоренс, сняв с крючка банный халат. — Она почти ничего не говорила. Сидела у себя в комнате.
Он открыл дверь, оглянулся и сказал:
— Спокойной ночи.
Хилари сердито уткнулась в книгу, хотя ничего не видела и не понимала.
— Спокойной, — отозвалась она.
Шел мелкий дождик, летевший впереди ветра прозрачными волнами. Хилари, проклиная себя за то, что вышла без зонта, бежала по тротуару и постоянно снимала и надевала очки. Непонятно, что лучше: забрызганные стекла или ее собственная близорукость?
Перед этим она долго выбирала, что надеть, с каждой минутой презирая себя все больше: вот дура, в таком состоянии еще думает о тряпках! Она даже чуть не расхохоталась над собой, вспомнив старую карикатуру из «Нью-йоркера» — продавец в магазине одежды спрашивает покупателя: «А вы истец или ответчик?» Лучше одеться посексуальнее — эдакая оскорбленная жена в гневе, или, наоборот, нарочито старомодно (таких вещей у Хилари навалом)… А может, нарядиться ведьмой и захватить метлу? В конце концов она остановила выбор на красном цвете. Черные брюки и красная рубашка дадут понять, что никакие беды ее не сломят. Женщина в красном непобедима.
Пока она добежала до Хай-Плейс, рубашка вымокла на плечах, а волосы свернулись в локоны. Джина случайно увидела Хилари из окна спальни — зловещий черно-красный силуэт — и схватилась за раму. Она не была готова к ее визиту. Конечно, рано или поздно они бы встретились или даже созвонились (при мысли об этом разговоре Джина вся съеживалась от страха), но она не ожидала, что Хилари сама сделает первый шаг. Крепко держась за раму и глядя на бывшую подругу, она ощутила резкий парализующий приступ паники.