Друзья и возлюбленные
Шрифт:
— Вот и хорошо. — Голос у Хилари был какой-то надломанный. — Мы все придем, разумеется. Слушай…
— Да?
— Можешь найти Гаса? Для него есть работа. Затем проверь столы: все должны быть накрыты, но обычное меню только на трех. — Она неожиданно улыбнулась. Такую улыбку — по-настоящему добрую и любящую — Софи редко видела у Хилари, поэтому даже испугалась. — Ты умничка.
Гаса дома не было. Да и вообще никого не было, кроме Лотте, которая пыталась навести хоть какой-то порядок в комнатах
— Нет, ты погляди, как они живут! Почему им разрешают жить в такой грязи? Смотри, даже одежда на полу валяется. А мусора сколько, в комнату не войти! Когда я была в их возрасте, мама заставляла нас убирать в комнатах. И мы, конечно, носили тапочки, чтобы не заносить грязь с улицы. Грязь в Швеции остается на улице и на уличной обуви. А спальня для гостей? Позорище! Там как будто десять человек подрались…
— Видела Джорджа? — перебила ее Софи.
— Он работает. Устроился в магазин садового инвентаря. Сказал мне: «Лотте…»
— А Гас где?
— Ушел. — Она взяла ведро, из которого поднимался удушающий запах хлорки. — Совсем за ребенком не присматривают. В этом возрасте ему положено быть в детском лагере, с другими мальчишками…
— А у нас нет детских лагерей. Куда он ушел?
— Что-то про сад говорил. Вроде как на дерево хочет залезть. В четырнадцать лет по деревьям лазает!
— Его мать ищет…
— Она совсем за ним не смотрит. Да и мистер Вуд тоже. Они оба такие уставшие. — Взяв губку и ведро, Лотте пошла в ванную. — Хорошо, что у меня крепкий шведский характер. Иначе я б на такой работе долго не продержалась.
Софи спустилась обратно на первый этаж и прошла мимо кабинета Хилари в сад. По большому счету это был красивый сад: старый, скромный, традиционный, с лужайкой и розами. В дальнем конце располагался участок с яблонями, качелями, горкой и лестницей для детей постояльцев. Однако выглядел он заброшенным. Лужайку давно не стригли, под розами густо разрослись сорняки, да и у самих роз давно было пора оборвать увядшие бутоны. Дельфиниум и алтей упали на землю, где все равно пытались жить и цвести.
— Гас! — позвала Софи. — Гас!
Нет ответа. Она прошла мимо столиков и скамеек к яблоням и посмотрела на кроны.
— Гас!
Тишина. Софи пробралась сквозь деревья к дальнему концу сада, где была стена, отделяющая его от парковки. Задрав юбку, она стала карабкаться на стену.
— Я тут.
Софи обернулась. Гас, свесив ноги, сидел на стене слева, под ветвями тиса, которые практически полностью его скрывали.
— Почему не отзываешься? Ты же меня слышал.
— Не хочу, — ответил Гас. — Мне здесь лучше.
— Ты нужен Хилари.
— Зачем?
— Не знаю. У нее для тебя какое-то задание.
— Сто лет тебя не видел.
Софи залезла на стену и подвинулась к нему.
— Дня четыре, — ответила она. — Гас, пошли. Она велела тебе прийти…
— Не могу.
— Что значит «не могу»?!
— Не могу туда вернуться.
—
Он промолчал. Софи не видела его лица, только длинные ноги в джинсах с тщательно порванными коленями, русский армейский ремень, который Джордж нашел на блошином рынке, да полоску бело-серой футболки.
— Вылезай. А то я тебя совсем не вижу.
Гас не пошевелился.
— Ну, тогда я пошла. Скажу Хилари, что ты упрямишься.
— Стой…
Софи чуть откинулась и оперлась на руки, чтобы не свалиться назад.
— Я тут весь день сижу.
Наконец Гас медленно выбрался из-под шелестящих ветвей. У него было грязное, в разводах лицо. Софи увидела, что он плакал, и выпрямилась.
— Эй, Гас, ты чего?!
У него был жалобный взгляд, как у побитого щенка.
— Что случилось?
— А ты разве не знаешь?
— Нет…
Гас глубоко вздохнул и содрогнулся. Спрятав лицо в ладонях, он проговорил:
— Ты разве не знаешь, что мой папа хочет бросить маму и жениться на твоей маме?
ГЛАВА 14
В церкви был настоящий праздник цветов. Ви договорилась со знакомым цветочником, и тот привез для похорон целые груды георгинов и хризантем. Она любила георгины за их чистоту, силу и дерзкие оттенки. Впервые Дэн подарил ей именно эти цветы, которые сам вырастил в саду «Би-Хауса». Они росли аккуратной грядкой, совсем как его горох, морковь и бобы — специально для уиттингборнской цветочной выставки. Но Дэн решил подарить их Ви. Она до сих пор их помнила: громадные, идеально ровные головки, алые, бордовые, желтые и оранжевые лепестки в газетном кульке, а за ними — лицо Дэна, маленькое и бледное по сравнению с георгинами, светящееся приятным волнением.
Господи! — воскликнула она. — Вы что это задумали, мистер Брэдшоу? В следующий раз небось конфеты принесете?
Ви угадала: вскоре на ее крыльце оказалась огромная коробка молочного ассорти. Потом Дэн угостил ее своими овощами и подарил золотую рыбку в аквариуме, которую якобы случайно выиграл на двухдневной ярмарке. Рыбка сделала свое дело: растопила между ними лед. Ви назвала ее Пушинкой. Она прожила две недели, а потом всплыла вверх животом. По словам Ви, выглядела она мертвее рыбы на крючке. Нельзя сказать, чтобы они очень расстроились: оба уже были на седьмом небе от счастья.
На самом деле Ви не верила в Бога. Она считала, что Господь — это лишь повод, чтобы не думать своей головой. Дэн был иного мнения. Он редко ходил в церковь (разве что под Рождество и на День примирения, надев медали и сунув в петлицу красный мак), зато регулярно смотрел «Хвалебные песни» по телевизору и сердился, когда Ви посмеивалась над верующими. Говорил, что так делают только бесчувственные и глупые люди. В торговом флоте он узнал, как вера объединяет людей. «Или разделяет», — подмечала Ви.