Друзья и возлюбленные
Шрифт:
Все-таки несколько раз она ходила с ним в церковь, и ей понравились свечи и песни. Когда Дэн умер, она пошла к приходскому священнику той же самой церковки в конце Орчард-стрит и робко спросила о похоронах.
— Ну разумеется! — ответил он. — Мистер Брэдшоу ведь был нашим прихожанином.
Ви изумилась: выходит, общество уважало Дэна, и он существовал не только для нее? Впрочем, ничего удивительного. Как хорошо он выглядел в церкви! Костюм выглажен, туфли сверкают, спина прямая… Он всегда держался с достоинством, несмотря на небольшой рост. Ви пожалела, что не
Церковь была маленькая, старая и темная, но георгины будто освещали ее изнутри, да еще повсюду горели свечи — Ви очень просила зажечь их побольше. Цветы украшали алтарь, ступени, купель и все подоконники. Один венок она заказала от своего имени: бело-желтый, в форме узкого бриллианта из лилий. Его положили на крышку гроба. Открытку она вкладывать не стала: Дэн и так знал, что она думает.
Хилари решила осмотреть мальчиков перед выходом из дома. Они выглядели на удивление прилично, даже нашли галстуки. Адам завязал свой не очень туго, зато сам надел пиджак и черные туфли.
— Молодец! — похвалила его Хилари.
Он взъерошил волосы и провел пальцем под воротником, словно тот его душил.
— Дэн был хороший, — сказал он.
Джордж спросил:
— Ты как? Нормально?
Хилари кивнула. На ней был новый черный костюм и черные лодочки на каблуках. Адам подумал, что она прекрасно выглядит, но решил промолчать: на похоронах ведь не принято выглядеть слишком хорошо, главное — не выделяться. Он улыбнулся. Мама у них умница, отлично держится. Даже не спросила, что сказал отец, не стала лишний раз их беспокоить. Адам был искренне ей благодарен за то, что она так здорово себя ведет. Он-то думал, что и разговаривать с отцом не станет, но ошибся. Лоренс поступил ужасно, непростительно, и в то же время Адам восхищался, как спокойно, уверенно и печально он с ними говорил.
— Я не хотел, чтобы все так вышло, — сказал Лоренс. — Я этого не ожидал. Могу честно признаться: меня словно молния ударила, и после этого я изменился. Изменилось и все вокруг.
Сыновья слушали его молча. Никто ничего не спрашивал, даже Гас, который обычно не стеснялся задавать вопросы. Чувствовалась заметная неловкость, потому что все боялись услышать имя Джины, боялись даже представить, какие чувства оно у них вызовет. Лучше просто воспринимать папу как папу, и все.
— Вы ничего не хотите спросить? Я постараюсь ответить как можно искреннее.
Джордж вздохнул и оперся локтями на колени.
— Нет.
— Сказать вам тоже нечего?
Гас закрыл глаза. Адам знал: брат ждет не дождется, когда этот разговор закончится. Что хуже — предательство отца или матери? Если бы Хилари так поступила, им, наверное, было бы еще больнее: все, во что они верили с детства, просто вышвырнули бы на помойку. А папа… он ведь никогда не был ловеласом и не разглагольствовал о любви, точно герой второсортной мелодрамы. Надежнее человека Адам просто не знал. Друзья неизменно восхищались его добротой и постоянством. У отца всегда можно найти поддержку.
— Ви будет вам очень рада, — сказала Хилари.
Мальчики смутились. Им было трудно признаться, что они идут на похороны по собственному желанию.
— Только я не хочу видеть Джину, — пробормотал Гас.
— Тебя никто и не заставляет.
— Но она же там будет!
— Джина сядет в первом ряду, а мы — сзади. Она тут вообще ни при чем. Мы идем ради Ви, ради Дэна.
— И ради Софи.
— Да, — сказала Хилари, улыбнувшись Гасу. — Ради Софи.
В церкви собралось много людей. Пришли все жильцы Орчард-Клоуз, включая Дуга и Кэт Барнетт, несколько друзей из других частей города, два представителя от «Британского легиона» и медсестра из больницы. На переднем ряду никто не сидел. Лоренс, который обычно пропускал всю семью и только потом садился, прошел первым и сел как можно дальше от прохода, под мраморной табличкой в честь молодого уиттингборнского солдата, погибшего в битве при Омдурмане. «Благородный сын, доблестный воин», — значилось на табличке. Лоренс робко сел рядом и стал смотреть вперед.
Еще несколько человек вошли и уселись на скамьи. Странно было среди бела дня оказаться в темном зале, полном свечей. Перед всеми собравшимися, под куполом из бледных цветов лежал Дэн. Гроб был короткий, лакированного дерева и с медными ручками — «самый лучший», по просьбе Ви. Орган тихо играл «Траурную оду» Баха, люди перешептывались, прижимаясь друг к другу плечами. Затем поднялся легкий шум: в церковь вошла Ви в темно-фиолетовом костюме, под руку с Джиной. Бабушка держалась прямо, белые волнистые волосы аккуратно лежали под сеточкой. Она остановилась возле скамьи Вудов, и Лоренс, услышав ее шепот, затаил дыхание. Джина тоже стояла прямо, глядя ровно перед собой.
— Благослови вас Бог, — чуть громче произнесла Ви и осмотрела всех Вудов. — Спасибо, что пришли. Софи не видели?
Они покачали головами.
— Она скоро придет, — сказала Ви. — Бедная деточка… Так переживает…
Любящая улыбка Ви коснулась всех и остановилась на Лоренсе. Он прямо чувствовал ее теплое свечение на щеках, полное любви и признательности, — в такое тяжелое время Ви было радостно видеть рядом человека, которого она знала тридцать лет. Он почти стал ей сыном. Лоренс отвел взгляд и склонил голову. Нет, это невыносимо. Просто невыносимо. Бедная старушка еще ничего не знает. Джина ей не сказала, и она до сих пор не знает…
Софи была в Хай-Плейс одна. Она нарочно все так устроила: в последнюю минуту перед выходом побежала за цветами для Дэна. «Я скоро приду», — пообещала она маме. Даже оделась для похорон: черный сарафан поверх темно-зеленой футболки, волосы убрала посеребренной бабочкой, которую ей подарил Дэн. Раньше она стеснялась носить его подарок, и потом, эта заколка никогда ей не нравилась. А сегодня Софи вдруг ее полюбила. На руку она надела браслет, подаренный Фергусом на прошлый день рождения: полоска грубого серебра, похожая на веревку. Затем она сказала Джине, что хочет купить цветы.