Друзья и возлюбленные

Троллоп Джоанна

По пути обратно она заглянула в витрину агентства недвижимости. На брошюру Хай-Плейс приклеили красную наклейку с надписью «ПРОДАНО». Мишель рассказала Хилари, что его купила какая-то пара из Лондона. Они хотят устроить там студию дизайна и уже нанимают уборщиков. Мишель горько вздохнула и с ненавистью посмотрела на маленький полк солонок и перечниц в буфете. «Может, я туда переведусь, — сказала она, не глядя на хозяйку. — Подумала, что честнее будет предупредить». Конечно, и Лотте многое здесь не устраивало. «Зря я,

наверное, это говорю, но так по справедливости будет: она тоже хочет уволиться».

По справедливости! Хилари отвернулась от витрины. Справедливо заявлять, что в любую минуту две ее постоянные горничные могут уволиться — и ради чего? Ради разнообразия! А что тогда не по справедливости? Просто уйти посреди рабочего дня, оставив короткую записку: «Я ушла. Простите. Мишель»?! Или даже без записки. Справедливости тут нет и в помине, как и в страшном предательстве Лоренса. Если ждать от других честных поступков, недолго и с ума сойти. А с другой стороны, нельзя же просто так смириться, сложить руки! Хилари пришла к этому выводу во время той одинокой прогулки по холмам. Да, у нее горе, но без боя она не сдастся.

Когда она вернулась, бар «Би-Хауса», служивший и вестибюлем, кишел людьми и чемоданами. Небольшая группа пенсионеров, напуганная мощным духом карри и канализации в отеле на окраине Уиттингборна, молила о пристанище. С ними беседовал Лоренс в своем поварском фартуке. Увидев его, такого спокойного и приветливого среди бушующего моря, Хилари поразилась не меньше, чем утром, когда провожала мальчиков в школу.

Он заметил ее, помахал рукой и улыбнулся.

— Сиротки молят о помощи! — крикнул ей Лоренс. Все рассмеялись. — Их тут четырнадцать! Семь двухместных номеров у нас найдется?

Хилари заторопилась к коридору.

— Это моя жена, — сказал Лоренс гостям. — Она настоящий знаток своего дела. Уверен, она не бросит вас не произвол судьбы.

Днем, разместив всех благодарных гусынь в номерах и подыскав для их водителя комнату на Орчард-стрит, Хилари спустилась на кухню. Лоренс был один: уверенными и быстрыми движениями рубил баранину.

— Все уладила?

— Бедные старушки. От страха у них чуть не случилось несварение желудка.

Лоренс хмыкнул, отложил нож и вытер руки.

Насколько мне известно, Хай-Плейс продан, — сказала Хилари. — Я видела наклейку на брошюре.

— Да.

Она села за стол Лоренса и посмотрела на его толстые помятые блокноты, некоторые даже скрепленные резинками. У нее было чувство, будто это живые существа, с которыми она вынуждена расстаться. Хилари взяла мраморное яйцо и покрутила в руках.

— Мишель говорит, дом купила какая-то пара из Лондона, дизайнеры. Хотят устроить там студию. Она подумывает уволиться и работать на них.

Лоренс снова хмыкнул. Взяв жестяную банку с хлебными крошками, он стал равномерно посыпать ими большое

плоское блюдо.

— Раз дом продан, месяца через два в него заселятся новые хозяева, — предположила Хилари.

Он разбил в миску яйца и начал их взбивать.

— Лоренс…

— А?

— Может, ты прекратишь готовить и подойдешь ко мне?

— Зачем?

— Я хочу видеть твое лицо.

Он медленно опустил веничек, до боли знакомым ей жестом вытер руки о фартук и подошел.

— Итак, новые хозяева въедут в октябре, — сказала Хилари.

Он пожал плечами:

— Скорее всего.

— Значит, в октябре ты уедешь во Францию?

Лоренс помолчал, не сводя с нее взгляда. Затем произнес:

— Точной даты я не знаю.

Хилари положила руки на колени.

— Я сегодня ходила в строительное общество. Посмотреть, сколько у меня денег. Немного, около семи тысяч. В общем, мне нужно подумать о своем будущем. Если ты уедешь, я должна решить, оставить ли мне гостиницу и нанять другого шеф-повара — или все продать.

Он молчал.

— Да, я знаю, что это твой дом, но с твоей стороны будет благородно отдать мне причитающуюся долю.

— Разумеется…

— Лоренс… — Она оперлась локтями на колени и крепко сцепила руки. — Лоренс, ты должен все хорошо обдумать. Подумай о «Би-Хаусе», обо мне, о мальчиках и о нашем будущем. Нельзя просто уехать, и все.

— Я и не собирался. По крайней мере не так, как ты имеешь в виду.

— И пока… — Хилари вдруг умолкла.

Лоренс ждал. На кухне было очень тихо.

— …пока ты думаешь об этом…

— Да?

— Подумай и вот о чем…

Он приподнял голову.

— Слушаю.

Медленно проговаривая каждое слово, чтобы держать себя в руках, Хилари сказала:

— Подумай о нас. О вероятности… нет, скорее о возможности того, что наш брак ка этом не закончится. — Она проглотила слезы. — Я все еще люблю тебя.

Может быть, и ты меня любишь? Бывали дни, когда мне хотелось тебя придушить, но разводиться я никогда не хотела. И сейчас не хочу.

Она встала, держась за стол, и посмотрела на Лоренса. Он сидел неподвижно, скрестив руки на спинке стула, глядя туда, где она только что была.

— Знай, это не конец, — добавила Хилари. — Наша семья пока не разрушена.

Затем она вышла из кухни и поднялась в бар.

Софи сидела на полу в своей лондонской спальне. На ней были новые черные джинсы, серая футболка с длинными рукавами и серебряный браслет. Она подстриглась, и теперь ее волосы выглядели лучше и гуще. Софи носила их по-новому: распустила и перекинула на одно плечо. По просьбе Фергуса она сняла голубые бусы с шеи и обмотала их вокруг запястья. Он сказал, что это поможет ей не брать их в рот. В самом деле помогло, но она часто трогала шею и скучала по любимым бусам.