Друзья Пушкина в любви и поэзии

Шахмагонов Николай

Упомянутый Грей Томас был английским поэтом XVIII века.

Эпиграмму приписывали Пушкину баснописец, издатель и публицист Александр Ефимович Измайлов (1779–1831) и будто бы Фаддей Венедиктович Булгарин (1789–1859), писатель, журналист, критик и издатель. Жуковский, прочитав, попросил Николая Ивановича Греча: «Скажите Булгарину, что он напрасно думал уязвить меня своею эпиграммою; я во дворец не втирался, не жму руки никому. Но он принёс этим большое удовольствие Воейкову, который прочитал мне эпиграмму с невыразимым восторгом».

Между тем Греч полностью привёл текст эпиграммы и сделал такой комментарий: «По отзывам некоторых лиц, это эпиграмма Пушкина, а по другим – Воейкова».

Писатель-декабрист Михаил Александрович Бестужев (1800–1871) привёл эпиграмму в своих мемуарах и отметил: «Помню, как зашла речь о Жуковском и как многие жалели, что лавры на его челе начинают блекнуть в придворной атмосфере, как от сожаления неприметно перешли к шуткам на его счет. Ходя взад и вперед с сигарами, закусывая пластовой капустой, то там то сям вырывались стихи с оттенками эпиграммы или сарказма, и, наконец, брат Александр, при шуме возгласов и хохота, редижировал (редактировал) известную эпиграмму, приписанную впоследствии А. Пушкину…»

Ну а князь Пётр Андреевич Вяземский сделал к эпиграмме пометку, что эпиграмма «не Пушкина, а Александра Бестужева, что подтверждается братом его в “Русской старине…”».

Кстати, А.Е. Измайлов привёл эту эпиграмму в несколько иной редакции:

На саван променяв ливрею,На пудры – лавры и венец,С указкой втёрся во дворец.И что же вышло, наконец?Пред знатными сгибая шею,Жмёт руку он камер-лакею.Бедный певец!

Бестужев в одном из писем П.А Вяземскому заметил: «Жуковского видел утром у выхода, он здоров, и пудра стала его стихия».

Ну, понятно – раз при дворе, значит, с точки зрения прозападных особей, уже достоин лишь иронии и сарказма. Ну и большинство декабристов показали себя отменными клеветниками и интриганами. Редко встречались среди них таковые, как Иван Иванович Пущин (1798–1859), заявивший, что если бы он был в день дуэли рядом с Пушкиным, пулю Дантеса встретила бы его грудь.

И на кого клеветали?! На Пушкина, на Жуковского – на цвет русской литературы, на светочей русской поэзии.

Александра Осиповна Смирнова-Россет вспоминала о Жуковском:

«Добряк он и был, но при этом сколько было глубины и возвышенности в нём… Хотя он был как дитя при дворе, однако очень хорошо понимал, что есть вокруг него интриги, но пачкаться в них он не хотел, да и не умел».

1815 год становится для него трамплином в службе государевой.

4 сентября его пригласил в Павловск русский поэт сенатор Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий (1751–1828), в прошлом статс-секретарь Павла I и почётный опекун Воспитательного дома. Это был царедворец, пользовавшийся особым доверием. Именно он после того, как прошло предложение Литта о титуле Царя, составлял всеподданнейшие прошения о принятии Императором титула Благословенного. Когда начались приготовления к встрече Государя в Петербурге, он вместе с кн. Вяземским и Батюшковым составлял хоры и стихи. Ему было поручено Императором неотлучно находиться при Особе Императрицы Марии Фёдоровны. Именно по его инициативе и с совершенного согласия Марии Фёдоровны Жуковский был назначен её чтецом. И началось возвышение. Уже вскоре после назначения чтецом Орест Кипренский взялся писать портрет Жуковского. Поэт был принят в доме первого директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина (1763–1843).

И, конечно, впереди были знаменитые «Приютинские вечера» – встречи в усадьбе Олениных в Приютино, где частыми гостями бывали Гавриил Романович Державин, Иван Андреевич Крылов, Николай Иванович Гнедич, князь Пётр Андреевич Вяземский, Александр Сергеевич Грибоедов, видные художники, музыканты и другие творческие знаменитости.

В сентябре Жуковский посетил Царскосельский лицей и встретился с юным Пушкиным. Вскоре Василий Андреевич стал «арзамасцем» и получил прозвище «Светлана», видимо, по его уже ставшей знаменитой поэме.

В конце года вышел сборник стихотворений Жуковского. Первая часть собрания его поэтических произведений.

Назначение чтецом при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне было только началом придворной службы. Вскоре, уже в конце 1817 года, Василия Андреевича сделали учителем русского языка супруги великого князя Николая Павловича великой княгини Александры Фёдоровны.

В.В. Огарков рассказал:

«Жуковский усердно готовился к своим занятиям с ученицей, и, по всем данным, занятия эти шли успешно, что должно объясняться помимо умения учителя и талантливостью его слушательницы, образованной и с художественным вкусом женщины. Поэт составил для великой княгини особую грамматику, но главный интерес занятий с ученицей заключался в том, что она, страстно любя немецкую литературу, сделала указания поэту на пьесы, которые желала иметь в переводе, и с большим вниманием относилась к этим переводам. Такое параллельное чтение оригинала и переводов предоставляло хорошую возможность для сравнения подлинника с копией. Все эти переводы (например, знаменитой баллады Гёте “Лесной царь”), указанные и вдохновленные великой княгиней, были напечатаны маленькими изящными книжками, носившими название “Для немногих”. В описываемое время были переведены многие вещи, доставившие Жуковскому славу».

В 1815 году Жуковский опубликовал в журнале «Сын Отечества» стихотворение, которое назвал «Молитва русского народа». В стихотворении были поначалу две строфы:

Боже, Царя храни!Славному долги дниДай на земли!Гордых смирителю,Слабых хранителю,Всех утешителю —Всё ниспошли!ПерводержавнуюРусь Православную,Боже, храни!Царство ей стройное,В силе спокойное!Всё ж недостойноеПрочь отжени!

Стихи были представлены вначале императрице Марии Фёдоровне, а затем Императору Александру I, который в конце 1816 года издал указ, возводивший это стихотворение в ранг Государственного гимна и устанавливающий порядок его исполнения. Утверждалось исполнение этого гимна при встречах Императора. Для исполнения была приспособлена музыка британского гимна, написанная Генри Кэри.

Позднее Жуковский дописал ещё одну строфу:

О, Провидение!БлагословениеНам ниспошли!К благу стремление,В счастье смирение,В скорби терпениеДай на земли!

Оставался государственным гимном России вплоть до 1833 года, когда был сменён гимном «Боже, Царя храни!».

А случилось так. В 1833 году Император Николай I нанёс визиты в Австрию и Пруссию. И везде его встречали гимном «Молитва Русского народа», исполняемым на мотив английского гимна. Но если Императору Александру такое исполнение, очевидно, нравилось – связь его с Англией достаточно известна, – то Императора Николая Павловича это совсем не радовало. В свите Императора был композитор и дирижёр Алексей Фёдорович Львов (1798–1870), участник Русско-турецкой войны (1828–1829 гг.), проявивший себя в боях под Шумлой, а также при осаде и взятии Варны, награждённый бантом к ордену Св. Владимира IV степени и орденом Св. Анны II степени. Ему-то и поручил Император написать свою, русскую музыку к Гимну Российской империи.