Друзья Пушкина в любви и поэзии
Шрифт:
А ведь Сашенька была очаровательная, умна, хорошо воспитанна, талантлива. Николай Иванович Греч писал о ней:
«Всяк, кто знал её, кто только приближался к ней, становился её чтителем и другом. Благородная, братская к ней привязанность Жуковского, преданная бессмертию в посвящении “Светланы”, известна всем. Потом первыми гостями её были Александр Иванович Тургенев и Василий Алексеевич Перовский. Булгарин некоторое время сходил от неё с ума. Между тем все эти связи были чистые и святые и ограничивались благородной дружбой. Разумеется, в свете толковали не так: поносили её, клеветали и лгали на неё. Такова судьба всех возвышенных людей среди уродов, с которыми они обречены жить. Женская зависть играла в этом не последнюю роль».
Она была музой многих поэтов. Ей посвящал стихи Евгений Боратынский:
Очарованье красотыВ тебе не страшно нам:Не будишь нас, как солнце, тыК мятежным суетам;От дольней жизни, как луна,Манишь за край земной,И при тебе душа полнаСвященной тишиной.Ну а Жуковский вынужден был покинуть Дерпт.
С грустью покидая город, Василий Андреевич Жуковский переводил печальные стихотворения Гёте «Утешение в слезах»:
«Скажи, что так задумчив ты?Всё весело вокруг;В твоих глазах печали след;Ты, верно, плакал, друг?»«О чём грущу, то в сердце мнеЗапало глубоко;А слёзы… слёзы в сладость нам;От них душе легко».«К тебе ласкаются друзья,Их ласки не дичись;И что бы ни утратил ты,Утратой поделись».«Как вам, счастливцам, то понять,Что понял я тоской?О чем… но нет! оно моё,Хотя и не со мной».«Не унывай же, ободрись;Ещё ты в цвете лет;Ищи – найдёшь; отважным, друг,Несбыточного нет».«Увы! напрасные слова!Найдёшь – сказать легко;Мне до него, как до звездыНебесной, далеко».«На что ж искать далеких звёзд?Для неба их краса;Любуйся ими в ясну ночь,Не мысли в небеса».«Ах! я любуюсь в ясный день;Нет сил и глаз отвесть;А ночью… ночью плакать мне,Покуда слёзы есть».Стихи лились из-под пера. Что ж, вдохновение приходит как в дни счастья, так и в те горькие периоды, когда беды крепко берут поэта за горло. И он обращается к Небесам, к Природе, к небесным светилам. Жуковский в горе своём обращался «К месяцу».
Снова лес и дол покрылБлеск туманный твой:Он мне душу растворилСладкой тишиной.Ты блеснул… и просветлелТихо темный луг:Так улыбкой наш уделОзаряет друг.Скорбь и радость давних летОтозвались мне,И минувшего приветСлышу в тишине.Лейся, мой ручей, стремись!Жизнь уж отцвела;Так надежды пронеслись;Так любовь ушла.Ах! то было и моим,Чем так сладко жить,То, чего, расставшись с ним,Вечно не забыть.Лейся, лейся, мой ручей,И журчанье струйС одинокою моейЛирой согласуй.Счастлив, кто от хлада летСердце охранил,Кто без ненависти светБросил и забыл,Кто делит с душой родной,Втайне от людей,То, что презрено толпойИли чуждо ей.От поэзии любви к придворным виршам
С 1813 года произведения Василия Андреевича Жуковского стали всё чаще появляться в печати. В январе в 1-м номере «Вестника Европы» была опубликована баллада «Светлана», которая посвящалась Александре Протасовой.
Затем баллада «Адельстан», которая явилась переводом баллады английского поэта-романтика Роберта Саути (1774–1843), представителя так называемой «озёрной школы». Ныне известна из его творчества в основном лишь сказка «Три медведя».
И. Семенко в книге «Жизнь и поэзия Жуковского» отметил: «Сюжет баллады взят Саути из средневековых немецких сказании о Лоэнгрнне (другой вариант этих сказаний позднее лег в основу оперы Р. Вагнера). Спящий рыцарь чудесным образом плывет по Рейну в ладье под алым парусом, влекомой лебедем. Выйдя на берег у стен замка, он очаровывает его прекрасную обитательницу и женится на ней. Привлекательная загадочность рыцаря скрывает, однако, ужасную тайну: он грешник, по договору с дьяволом обязавшийся отдать ему своего первенца. В решающий момент небесные силы вступаются за мать и младенца и наказывают грешника.
Смягчив местный колорит подлинника, Жуковский получает возможность смешать краски чужеземные с красками русскими, причём делает это очень артистично и осторожно. В первой же строфе название Рейна указывает отличительную черту местности, ориентирует читателя на “рыцарскую” тематику; во второй строфе замок Аллен назван сначала замком, а затем “теремом”; в третьей строфе вблизи этого “замка-терема” появляются традиционные для русского фольклора “девы красные”. Эти постепенные переходы необычайно искусны».
Жуковский изменил имена героев, дав имя главному герою Радигеру Адельста, а Маргарите – Лора.
Но трудно скрыть в этом переводе личное… Любовь – вот главное в творчестве поэта в то время.
Меж красавицами ЛораВ замке Аллене былаВидом ангельским для взора,Для души душой мила.Графы, герцоги толпоюК ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотоюВсех был краше Адельстан.Но самой важной публикацией явилось издание отдельной книгой стихотворения «Певец во стане русских воинов». Книга вышла в феврале 1813 года. В то время русский поэт, баснописец Иван Иванович Дмитриев (1760–1837) являлся членом Государственного совета и министром юстиции. То есть он был вхож в императорскую семью. Прочитав «Певца…» Жуковского, он преподнёс книгу вдовствующей императрице Марии Федоровне (супруге зверски убитого сановными уголовниками Императора Павла Петровича) Мария Фёдоровна пригласила к себе Жуковского, чтобы познакомиться с ним и получить экземпляр издания с авторским автографом.
Жуковский сделал на книге посвящение:
«Мой слабый дар царица одобряет…»Вдохновлённый оценкой своего труда, Жуковский написал «Послание императору Александру I, спасителю народов»:
Когда летящие отвсюду шумны клики,В один сливаясь глас, тебя зовут: великий!Что скажет лирою незнаемый певец?Дерзнет ли свой листок он в тот вплести венец,Который для тебя вселенная сплетает?..О русский царь, прости! невольно увлекаетМогущая рука меня к мольбе в тот храм,Где благодарностью возжённый фимиамСтеклися в дар принесть тебе народы мира —И, радости полна, сама играет лира.Кстати… Действительно, после окончания Заграничного похода Русской армии в 1813–1814 годов были предложения поднести Императору титул Великого. Но… в 1814 году на заседании Государственного совета граф Литта предложил титул Благословенный» и сумел отстоять своё предложение.
Конечно, послание представляло собой панегирик. Далеко не все в России разделяли такое восторженное восприятие Жуковским деяний Императора Александра I. Тем не менее поэт восклицал:
Когда ж священный храм при громах растворился —О, сколь пленителен ты нам тогда явился,С младым, всех благостей исполненным лицом,Под прародительским сияющий венцом,Нам обречённый вождь ко счастию и славе!Казалось, к пламенной в руке твоей державеТогда весь твой народ сердцами полетел;Казалось, в ней обет души твоей горел,С которым ты за нас перед алтарь явился —О, Царь, благодарим: обет сей совершился…