Друзья Пушкина в любви и поэзии
Шрифт:
Конечно, эти тайные отношения отразились на творчестве поэта.
И вот тут ещё раз проявилась подлая сущность Воейкова, который ведь ещё недавно считался едва ли не другом Василия Андреевича. Он пользовался помощью и протекцией, а теперь подло шпионил за влюблёнными.
Николай Иванович Греч писал о Воейкове:
«Он обязан был всем существованием несравненной жене своей, прекрасной, умной, образованной и добрейшей Александре Андреевне, бывшей его мученицей, сделавшейся жертвой этого гнусного изверга».
Но Воейков издевался не только над супругой, но и над её сестрой Марией Андреевной. Она писала родственнице Авдотье Киреевской-Елагиной:
«…Если он выведет меня из себя, то я открою такие вещи, которые справедливы, хотя и неправдоподобны… Одна любовь к Саше заставляла меня молчать, но терпению есть границы… У меня есть ещё письмо Жуковского, в котором он заклинает меня Богом выйти замуж за Красовского или же за Мойера, или за кого-нибудь; просить маменьку позволить ему найти мужа, единственно для того, чтобы избавить меня от Воейкова».
Как видим, Жуковский сам переменил своё отношение к замужеству своей возлюбленной. Просто он понял окончательно невозможность своей женитьбы на ней.
Удивительно то, что даже при таком близком родстве церковь не препятствовала браку. Против была одна только Екатерина Афанасьевна. У церкви же никаких формальных оснований не было к запрету, ведь Жуковский официально не был не только близким, но и вообще родственником своей избранницы. За Жуковского вступились орловский архиерей Досифей и даже петербургский архимандрит Филарет, Но Екатерина Афанасьевна была непреклонна. И на то были причины…
Но если верить слухам о том, что отец Екатерины Афанасьевны Бунин Иван Афанасьевич был дружен именно с Григорием Григорьевичем Орловым, то она не могла не знать трагической судьбы этого человека.
Григорий Григорьевич Орлов вопреки и мнению света, и запрету церкви женился на своей двоюродной сестре, причём нашёл даже возможность венчаться с ней в православном храме.
Даже Сенат специально собрался по вопросу об этом браке. Решение было жёстким: князя Григория Григорьевича Орлова с женою разлучить, брак считать недействительным, а Орлова и Зиновьеву отправить в монастыри.
Когда приговор принесли на подпись члену Сената генерал-фельдмаршалу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, он отодвинул его в сторону и с сарказмом сказал, что среди документов недостаёт выписки из постановления «о кулачных боях», в которой прямо говорится, что «лежачего не бить»! А потом прибавил:
– Ещё недавно мы все сочли бы за особое счастье приглашение на его свадьбу.
Императрица Екатерина кассировала постановление Сената, и брак вновь стал действительным. Ну а новоиспечённой княгине Орловой Государыня оказала милость высочайшую, сделав её статс-дамой. Кроме того, она подарила ей свой портрет, а 22 сентября 1777 года своим Указом наградила орденом Святой Екатерины и осыпала подарками.
Григорий и его юная жена Катенька, урождённая Зиновьева были необыкновенно счастливы.
Как бы в Петербурге ни осуждали женитьбу Орлова, а всё же твёрдость Орлова и его юной невесты, их самоотверженное стремление друг к другу не могли не вызвать уважение у многих, а у кого-то и плохо скрываемое восхищение.
Жуковскому было сложнее. Возлюбленная Григория Орлова осталась сиротой, и ему не у кого было просить её руки, кроме неё самой. А вот Василию Андреевичу сестры своей было не обойти.
Да, Орлов добился своего, но все попытки завести детей оканчивались трагически. Дети рождались мёртвыми. Видимо, играло свою роль столь близкое родство супругов, неслучайно запрещаемое церковью. Полагая, что заграничные доктора могут помочь в этом вопросе, Орловы отправились за границу. Они объехали почти все западноевропейские страны. Юную княгиню осматривали тогдашние знаменитости, но случалось, что этаких вот знаменитостей разыгрывали из себя шарлатаны. Так что Орловы попадали в руки не только медицинских знаменитостей, но и мошенников. Барон Фридрих Мельхиор Гримм, немецкий публицист, критик и дипломат, который был постоянным на протяжении многих лет корреспондентом Императрицы Екатерины II, в своих письмах называл эти поездки по врачам «охотой за шарлатанами». И вот, во время одного из приёмов врач, очевидно, всё-таки не относящийся к плеяде европейских шарлатанов, обнаружил у юной супруги Орлова симптомы неизлечимой в ту пору болезни. И ещё минуту назад счастливый супруг услышал, что не о детях думать надо, а о том, как спасать саму княгиню, хотя и это уже проблематично, ибо болезнь переходит в необратимую стадию. Но какая болезнь? Откуда же болезнь у совсем молодой и недавно ещё полной сил, здоровья и энергии женщины? Ответ сразил Орлова. У его супруги – чахотка.
Григорий Григорьевич не отходил от своей жены до последнего часа. Она угасала быстро, и вместе с нею угасал он, теряя своё богатырское здоровье не от болезни, а от переживаний.
Светлейшая княгиня Екатерина Николаевна Орлова умерла фактически у него на руках. Ей шёл двадцать четвёртый год. Орлову не исполнилось и сорока восьми. Он пережил супругу ненадолго и умер 13 апреля 1783 года – спустя два года после неё.
Не такого ли исхода страшилась сестра Жуковского, Екатерина Афанасьевна, когда категорически противилась соединению горячо любящих сердец. Ведь родство тоже было очень и очень близким…
А между тем обстановка в семье накалялась. Жуковский писал А.П. Елагиной, что Воейков: «… начал мучить их (супругу и её сестру) своими бешеными противоречиями. Пугал их беспрестанно то самоубийством… то пьянством, каждый день были ужасные истории».
В Дерпте Воейков показал своё истинное лицо. Он издевался над супругой, Марий Андреевной, и она в 1815 году даже поверила дневнику свои отчаянные планы: «Я крепко решилась убежать из дома куда-нибудь. Авось Воейков сжалится над несчастьем мам(еньки) и Саши – потеряв меня, они будут несчастны. Мы ездили с визитами; в это время В(оейков) обещал мам(еньке) убить Мойера, Жуковского, а потом зарезать себя. После ужина он опять был пьян. У мам(еньки) пресильная рвота, а у меня идёт беспрестанно кровь горлом. Воейков смеётся надо мной, говоря, что этому причиной страсть, что я также плевала кровью, когда собиралась за Жуковского».
И сообщала: «Воейков требует, чтобы я дала ему клятву не выходить замуж никогда, если он не будет делать мне огорчений».
В 1816 году мать Сашеньки, Екатерина Афанасьевна, жаловалась своей родственнице А.П. Киреевской:
«Ты знаешь мою истинную привязанность к Воейкову, ты видела моё обращение с ним, мою нежную заботливость скрыть его недостатки перед другими, я точно о нём думала, как о сыне, как ты о Ванечке. Чем же я заплочена? Ненавистью, да! точно, во всей силе этого слова; он не только говорит, что меня ненавидит, нет, он покойно видеть меня не может. И он – Сашин муж, Дуняша. Что же она терпит?»