Дрянной декан
Шрифт:
Такого руководитель кружка театрального мастерства не мог вынести. Больше вопрос о моем «устранении» не поднимался.
Финальным аккордом стала реакция Ромы. Во время репетиции он никак не отреагировал на поведение девчонок, зато на другой день, стоило по аудитории прокатиться какому-то общему смешку, вызванному, видимо, замечанием в мой адрес, он вдруг покраснел, словно рак, и встал из-за парты.
– Немедленно прекратите эти пересуды!
– рявкнул он, возвышаясь над всеми.
Группа тут же затихла, с любопытством таращась на одного из главных участников разворачивающейся драмы. Некоторые пришли в шок потому, что обычно флегматичный, сконцентрированный
– То, о чем вы сплетничаете, гадко и ужасно! Ни Рита, ни тем более мой отец не могут быть замешаны в том, что вы себе напридумывали!
– Ромка повернулся ко мне. Его глаза пылали праведным гневом.
– Знай, я на твоей стороне, и не верю ни единому их слову!
Я слабо улыбнулась ему.
Спасибо за поддержку, Рома. Лучше бы ты этого не говорил.
42. Считай меня своей собачкой
Возможно, правильным решением было бы уйти из «Сна», раз уже все в нем складывалось против меня. К чему мне эта война, это героическое сопротивление объединенным силам «зла» в лице Гардениной и ее новых подруг? Неужели только для того, чтобы доказать себе и им: со мной нельзя так обращаться! И я имею такое же право играть в спектакле, как и они, независимо от объекта моих воздыханий - если уж руководители кружка ничего не имеют против (и даже если они очень даже «за»).
В конце концов, большинство известных актрис театра и кино получили свои первые значимые роли через постель! Даже не знаю, успокаивал меня этот факт или не очень. Как бы то ни было, старания моих недругов привели разве что к тому, что декан отныне ходил практически на все репетиции. Верстовский воспользовался служебным положением, а именно курированием спектакля, чтобы лично наблюдать за успехами студентов на театральном поприще. А также оберегать меня от нежелательных нападок со стороны женской части труппы.
Мою благодарность ему за это трудно было выразить словами. А потому я большей частью молчала, стараясь не выдать себя ни взглядом, ни жестом... И все равно, наверно, выдавала. Актовый зал, казавшийся мне неуютным и угрюмым в отсутствии Вениамина, волшебным образом преображался, стоило ему оказаться рядом.
Настороженная враждебность, читающаяся в студенческом молчании, превращалась в томное ожидание момента, когда можно будет остаться наедине. Темные пыльные углы, коих хватало как за кулисами, так и в самом зале, становились потенциальными пристанищами, где мы могли скоротать мгновения некстати вспыхнувшей страсти. И сидя в зрительном зале на разных рядах и приличном расстоянии друг от друга, мне временами казалось, что мы сидим по соседству. Даже не смотря в глаза и не общаясь, его внимание было сконцентрировано на мне, а мое внимание - на нем.
Когда приходила моя очередь подниматься на сцену, я вздыхала, пыхтела, потела, заламывала руки и закатывала глаза - непроизвольно, конечно, но для пъесы Шекспира это было самое то. Игорь Олегович очень хвалил мою игру, и у меня были основания полагать, что делал он это не только потому, что побаивался Верстовского.
Худо-бедно мы приближались к победному. Показ спектакля назначили на конец апреля - достаточно близко к летней сессии, но не вплотную. В один чудесный день на репетицию пришел Родион Бойко - звезда пятого курса, посредственный писатель, зато гениальный (по меркам университета) модельер. Он снял мерки со всех артистов, подключил к творческому процессу плеяду девушек-швей с самых разных факультетов,
Нам с Юлией, то есть Гермии и Елене, пошили греческие туники из струящихся полупрозрачных тканей с чрезвычайно низкими декольте. Платья хоть и были длинными, но скрывали вовсе не так много - наверно, по задумке мэтра, такие откровенные наряды должны были приковывать взгляды зрителей к заманчивым изгибам юных тел и отвлекать их внимание от нашей несовершенной игры. Актрис-фей одели в туники короткие и яркие - не иначе, пожалели тканей на массовку. И у волшебных персонажей, и у людей вся эта красота дополнялась венками из искусственных цветов и листьев - полагаю, для такого количества аксессуаров кому-то пришлось ограбить магазин ритуальных услуг.
По всеобщему мнению, единственный приличный костюм достался Галине, исполняющей роль Титании, «царицы фей и эльфов». Но критиковать Станислава в открытую никто не рискнул: все побоялись навлечь на себя гнев капризного «кутюрье», чтобы не выйти на сцену вообще голышом.
Как-то в пятницу нам решили устроить прогон прямо в костюмах. Мы в спешке переодевались за кулисами, чертыхаясь и поминая модельера недобрым словом. Часть актеров, в том числе моего партнера Ромку, свалил сезонный орви. Игорь Олегович, хоть и пришел, но сидел на заднем ряду квелый и унылый, сдавленно чихая в платок - Вениамин Эдуардович отсадил его подальше, дабы тот не перезаражал оставшихся студентов, и взял бразды правления в свои руки.
– Осталось всего пять репетиций до позора, - громко заявил он, усаживаясь напротив сцены и приготовившись мучить нас своим гипертрофированным чувством прекрасного.
– Я прекращаю всякие церемонии и с сегодняшнего дня начну учить вас любить, если не меня, то хотя бы театр!
Переодевшиеся актрисы и актеры скромно вышли из-за кулис, одергивая короткие туники и пытаясь прикрыться пластмассовыми венками.
– Что за..?!
– у декана округлились глаза от изумления.
– Простите, Вениамин Эдуардович, - просипел режиссер со своей галерки.
– Недосмотрели. А переделать уже не получится. Бюджет.
– Но это же порнография!
– И вовсе нет. У нас современный университет, и наши преподаватели, как и студенты, придерживаются прогрессивных взглядов... Уж вам ли этого не знать?
– чуть ехидно, хоть и хрипло, ответил Игорь Олегович.
– Ладно, проехали, - декан сделал вид, что не заметил намека, и махнул рукой.
– Кулисы открываются, первый акт.
Восторженный Стас Мильнев, большой любитель порнографии, занял место в оркестровой яме, чтобы лучше видеть (яма была, а оркестра - нет: он переживал не лучшие времена, поэтому на спектакле решили обойтись без него). Студенты, исполняющие обязанности работников сцены, приготовились двигать воздух - декорации были пока не готовы. На сцену поднялись задействованные в начале пьесы актеры - все, кроме Ромки, который болел. Вместо него режиссер временно поставил Иннокентия - субтильного паренька, до сего момента играющего второстепенного ушастого из свиты короля эльфов Оберона.
Худенький Кеша встал рядом со мной и ощутимо затрясся, подавленный свалившейся на него ответственностью и оглушенный эротичностью наших с Юлей нарядов. Когда пришла очередь его реплики, он смог разве что открыть и закрыть рот, глядя на меня.
– Прекращай пялиться в декольте Красовской, - строго сказал Верстовский, - там нет текста. Текст должен быть у тебя в голове!
– Но я не учил эту роль, Вениамин Эдуардович, - попытался возразить Иннокентий.
– До этого дня у меня было всего три реплики!