Дубровский. Дело князя Верейского
Шрифт:
На попутном корабле бывший матрос доплыл до Петропавловска. Оттуда, где пешим, где на лошадях, где по рекам – в общем, как мог, добирался до Петербурга. Так что, если Крузенштерн вошёл в историю как первый русский, совершивший кругосветное плавание, то Американец мог бы тоже рассчитывать на лавры, ведь половину той кругосветки одолел пешком. Но графа ждали отнюдь не почести.
До столицы он добрался к осени 1805 года, но прогуляться по Невскому разжалованному офицеру не довелось. Сразу же с городской заставы рядового направили в корпус его однофамильца генерала от инфантерии Петра Александровича
Через пять лет за участие в групповой дуэли военный суд разжаловал поручика Толстого в рядовые.
VI
Князя впечатлить анекдотом – всё равно что бабку-повитуху тронуть до слёз девичьим секретом, но тогда эта история запала в память. Вот как будто к знатью, что их судьбы с Американцем пересекутся. Не иначе, Толстые вновь подсуетились и добились назначения опального родственника за границу. По букве-то служба является таковой, хоть в казармах, хоть на заграничных харчах.
Верейскому стало досадно за шахер-махер в сфере разведки, словно это какой-нибудь департамент Министерства просвещения. Воейков, понимая всё это, приписал в конце: «Василий Михайлович, увы, ничего не мог поделать. Чернышёв отзывается о графе как человеке большой отваги, был с ним в деле под Фридландом. Используйте это».
В том сражении, названном Фридландским побоищем, Наполеон разбил русско-прусские войска и вынудил заключить Тильзитский мир. В битве недалеко от Кёнигсберга русская армия в очередной раз явила пример стойкости и отваги. Так, британский посланник доносил в Лондон, что русские войска «победили бы, если бы только одно мужество могло доставить победу».
Почти треть русской гвардии полегла в Восточной Пруссии. Потери могли оказаться ещё больше, если бы адъютант генерала Уварова штабс-ротмистр, а ныне подполковник, спецагент в Испании Александр Чернышёв не нашёл брод через реку Алле. Так что его характеристика новому помощнику Верейского дорогого стоила.
VII
Верейский незаметно поднял взгляд от бумаги. Иванов-Толстой с безучастным видом ждал, когда его шеф ознакомится с посланием. Лицо с крупным носом, большими чувственными губами и широко посаженными глазами вытянулось от расслабления мышц. Хотя обманываться на этот счёт не стоило: флегматичность в любой момент могла вывернуться наизнанку, как шкура ежа.
– Вот что я вам скажу, Алексей Карпович, давайте до точки придерживаться легенды и настоящее ваше имя и титул забудем до возвращения в Россию, – вместо приветствия сказал тогда Верейский. —Наслышан о вашем, так сказать, непростом характере. Так что сразу предупреждаю… засуньте его себе куда подальше. Ваша несдержанность может стать угрозой для нашей чрезвычайно важной и секретной миссии. В этом случае я не полковник Дризен: разносов не будет, утирать плевки не собираюсь, до дуэли дело не дойдёт… Я вас просто лик-ви-ди-ру-ю.
Всё это князь произнёс без особого выражения, как если бы читал вслух газетную хронику. Помощник две-три секунды никак не реагировал на сказанное. Василий Михайлович уж было подумал, что он ещё и туг на ухо. Но затем лицо «художника» ожило и стало добродушным. Можно было подумать, что Верейский рассказал, как бодал Феденьку козой в животик, когда у того ещё молоко кормилицы на губах не обсохло. А вслух сказал:
– Князь, это лучшее из наставлений по службе, которое я когда-либо получал. Честное слово!
VIII
Владение языками, наличие информаторов и знакомств среди власть имущих или близких к ним людей – залог успешной деятельности разведчика. Но лишь чутьё придаёт им истинную ценность, без него любой агент – и птица не птица, а лишь пернатое. Чутьё – это крылья, без них не взлететь. Хотя и полагаться исключительно на него тоже опасно: залетишь не туда, а то и голову разобьёшь. Этот урок Верейский усвоил от отца и за много лет работы за границей заучил не хуже «Отче наш».
Так вот чутьё ему сразу подсказало, что из Толстого выйдет дельный помощник, несмотря на его вздорный характер. Впрочем, таковым граф считался в обычной жизни, там же, где ценились решительность и способность генерировать неординарные решения, он проявился в ином ракурсе.
Карета в очередной раз ухнула в дорожную яму, но Фёдор Иванович снова ухом не повёл. Лишь машинально провёл рукой по левой стороне сюртука, там неизменно крепилась наплечная кобура с двуствольным пистолетом. Такая амуниция была в диковинку в Европе, обзавёлся ей матрос первой русской кругосветки в бразильском порту Форталеза. Ведавший розыском контрабандистов португальский офицер с обычной для них непосредственностью решил установить личность Толстого. Внешность его вызвала у таможенника подозрения.
Закончилось же всё тем, что оба схватились за пистолеты. Хорошо, что товарищи не дали им спустить курки. В итоге разобрались, выпили мировую и обменялись презентами. Гроза контрабандистов снял наплечную кобуру, видя, с каким интересом её разглядывает русский, а тот – золотой перстень с фиолетовой шпинелью, знак особой симпатии одной из кузин.
IX
Сам Верейский считал, что если разведчик берётся за оружие, это явная недоработка или того хуже – провал. Их задача – ставить капканы, а не устраивать канонаду при облаве на волка. Хотя и одобрял готовность помощника к любому развитию событий. Тот всегда был начеку.
Бумаги, передаваемые осведомителями и агентами, князь никогда не хранил при себе. Документы тут же перекочёвывали в тайник, оборудованный в мольберте Алексея Иванова, всегда находившегося где-то поблизости. Оказалось, Толстой и в самом деле владел кистью, к чему его ещё в детстве пристрастил гувернёр-француз.
Деятельность же князь в Париже развернул широкую. За короткий срок ему удалось создать сеть информаторов в правительственной и военной сферах Франции. Идеи здесь не работали, а лишь деньги, чаще – немалые. Самой большой удачей стала вербовка сотрудника военного министерства Мишеля. Этот чиновник имел доступ к целому ряду сверхсекретных документов, включая донесения о состоянии русской армии.