Два мага

Волконский Михаил Николаевич

Кулугин сидел, время тянулось без конца. Кулугин давно признал в Тубини то «прекрасное лицо», как он его назвал тогда, которое скрывалось на маскараде под покровом оранжевого домино.

– Да не мучьте меня, скажите, скоро ли? – приставал он к итальянцу, поглядывая на часы.

– Вы торопитесь и хотите, чтобы время шло скорее! – философствовал нараспев Тубини. – Вот что значит молодость! А мы, старики, мечтаем о том, чтобы каждая минута нашей жизни, наоборот, продлилась возможно дольше, чтобы пользоваться

ею. Сколько бы я дал, чтобы быть снова молодым, чтобы сидеть так же вот с бьющимся сердцем, как вы!.. А вы знаете, граф Феникс обещал мне дать эликсир жизни... Он знает рецепт его.

– Неужели знает?

– О, он все знает! – подымая палец, произнес итальянец, и в выражении его чувствовался суеверный страх, который питал он к графу.

– Вы бы пошли узнали, может быть, пора! – стал снова настаивать Кулугин.

– Хорошо, я пойду, – согласился Тубини и ушел.

Время снова потянулось. Наконец итальянец вернулся.

– Пойдемте! – таинственно пригласил он, и они оба вышли в коридор.

– А если мы кого-нибудь встретим? – спросил Кулугин шепотом.

– Ну так что ж такого? Разве вы не можете прийти ко мне в гости? – тоже тихо ответил ему Тубини. – Я провожаю вас до двери, вот и все... И потом, едва ли кто попадется – теперь все обедают...

Но, точно назло его словам, одна из выходивших в коридор дверей отворилась, и на пороге ее показался Цветинский.

«О нем-то я забыл совсем», – подумал итальянец, вдруг робея и сгибаясь.

– А, Кулугин! – громко заговорил Цветинский. – Здравствуйте! Вы что тут делаете?

Но Кулугин был не так робок, как старик итальянец. Он поклонился вежливо и совершенно спокойно и непринужденно сказал:

– Я думаю, то же, что и вы. Почему вас удивляет, что вы встретили меня здесь, когда я, встретив вас, ничуть не удивляюсь?

Он умел владеть собой, когда нужно. Его ответ ободрил Тубини, и он выпрямился.

– Да, но, видите ли, я здесь живу, – пояснил Цветинский.

– Вы живете здесь, в Таврическом дворце? – переспросил Кулугин, словно хотел сказать: «И бывает же людям счастье!»

– Да, если вас интересует, живу...

– И давно?

– Со вчерашнего дня только...

– Господин офицер со вчерашнего дня вступил в штат светлейшего, – пояснил итальянец, хотя никто не спрашивал у него этого пояснения.

– Я не так счастлив, как вы, – возразил Кулугин Цветинскому, – жить не живу здесь, но это не мешает мне навещать знакомых.

– Господина Тубини?

– Его именно. Он хороший музыкант, а я люблю музыку, – не смущаясь заявил Кулугин и поклонился, – до приятного свидания!..

– До приятного! – поклонился в свою очередь Цветинский, и они разошлись в разные стороны.

Но Тубини остался на месте и, только когда Цветинский достиг конца коридора и вышел, повел Кулугина дальше.

Они спустились по витой внутренней лестнице и остановились перед маленькой дверкой.

Сердце Кулугина забилось еще сильнее. Один шаг – и он очутится с Надей наедине. Он уже чувствовал, что она тут, за этой дверкой.

– Если бы не ваша находчивость при встрече с этим офицером... – начал было Тубини, но Кулугин не мог дольше выдержать.

– Отворяйте, отворяйте скорее, – мог только проговорить он.

– Вы бы не увидели ее, но теперь вы увидите, – все-таки докончил неумолимый поэт-итальянец и добавил скороговоркой, отворяя дверку: – Я останусь здесь, чтобы сторожить; в случае чего – я вам дам знать.

Та, которую жаждал увидеть Кулугин, сидела на софе, склонив свою пудренную головку, словно прислушиваясь.

Кулугин вошел и увидел ее. Он увидел ее всю, сразу такой, как была она, и все заметил: и мушку на правой щеке, и вытянутые на коленях руки, и ножку, обутую в атласную розовую туфельку, и выражение ее лица, не испуганное, не смущенное, но скорее задорное и улыбающееся.

– Вы позволили мне видеть вас! – заговорил он, приближаясь. – Это служит залогом моего счастья... Благодарю вас!..

– А вам очень хотелось меня видеть? – спросила она.

– И вы еще спрашиваете! Кто увидел вас, тот вечно желал бы любоваться вами...

Кулугин говорил, в сущности, тем языком, которым объяснялись тысячи молодых людей его времени, но ему казалось, что он придумывает нечто новое и говорит совсем особенное.

– Любоваться вами, – повторил он, – и кто увидел вас хоть однажды, никогда не забудет...

– Даже если с ним случится то же, что и со мной?

– Что именно?

– Такая же потеря памяти. Вот я все забыла, что было прежде со мной.

– Я слышал об этом. Так вы, правда, ничего не помните из прежнего?

– Ничего, ничего не помню...

«Тем лучше, тем лучше, – думал Кулугин, – в этом мое счастье и заключается, сама судьба явилась моей союзницей против Бессменного!..»

– Так и не нужно помнить, – подхватил он вслух. – Зачем вам вспоминать прошлое, когда в ваши годы можно думать еще о будущем? А это будущее явится для вас прекрасным и чудным!

– Кто знает!..

– Иначе быть не может, потому что вы сами прекрасны...

Она улыбнулась.

– Вы так же хорошо умеете говорить, как...

– Как что? – переспросил он.

– Как... носить костюм капуцина...

– Я благословляю этот день и эту встречу, – сказал Кулугин. – В этот день и в этом костюме я встретил вас.

– А я – вас, – ответила она.

– И вы меня заметили, запомнили?

– Как видите. Ведь это случилось после пожара, когда я помню уже все, что случилось.

– Надежда Александровна! Не говорите так! Вы меня с ума сводите...