Два веса, две мерки (Due pesi due misure)
Шрифт:
— Именно это я и собирался сделать. Ты не должен пожимать мне руку, а как уважающий себя прилежный ученик, должен каждое утро при встрече со мною целовать ее… Если хочешь стать чемпионом!
С этими словами он снял крышку с маленькой кастрюльки с фасолевым супом, в котором плавала также лапша и высовывались мясные кости.
Фантоцци с благодарностью поцеловал ему руку и принялся жадно хлебать суп.
— Не спеши, не спеши, — предостерег его инструктор, — ты же подавишься, дурак!
С автостоянки донесся резкий скрежет тормозов.
— Вот, еще привезли тебе
Двое грузчиков обрушили в чулан целую лавину белья, погребя под нею Фантоцци.
— Вы меня подвезете? — спросил инструктор шофера. — Чао, вонючка, — попрощался он с Фантоцци. — У меня еще полно дел.
Фантоцци услышал, как он запирает дверь на двойной поворот ключа и вынимает ключ. Потом раздался шорох колес по асфальту.
На следующее утро… или вечер — он уже не мог с точностью сказать — его разбудил какой-то странный шум; он огляделся вокруг и понял, что это скрипит маленькая деревянная дверца, проделанная в нижней части двери. В отверстии появилась алюминиевая кастрюлька с супом, деревянная ложка и рука тренера, проталкивающая их внутрь чулана.
— Как поживает наш чемпион? — Это был его голос. — Извини, что заставляю тебя работать в темноте, но надо экономить электроэнергию. Но ты не беспокойся, через несколько дней все привыкают и потом работают как следует.
Учитель тенниса не снимал руку с кастрюльки, и Фантоцци догадался: если он хочет есть, то должен поцеловать руку, что он поспешно и проделал. Едва он принялся за суп, тренер погасил свет.
Для Фантоцци настал один из самых мрачных и тяжелых периодов в жизни: каждые шесть часов приезжал грузовичок и привозил новую партию грязного белья, а через дверцу забирали выстиранное и выглаженное. Каждый день ровно в полдень инструктор приносил обед. Однажды Фантоцци спросил у него:
— Извините, а когда мы попробуем боковой удар?
Тот не удостоил его ответом, и Фантоцци был уверен, что тренер плюнул в кастрюльку с супом.
Кто знает, ночь сейчас или день? Его разбудил странный звук: кто-то еле слышно скребся в дверь. Это была Пина.
— Уго, — прошептала она, — вчера второй раз приходили с работы, а потом звонил Филини и сказал, что там очень недовольны твоим поведением.
Фантоцци притворился, будто не слышит, но в голове у него уже созрел план.
Он притаился, приблизив лицо к самой прорези в двери, и начал терпеливо ждать. После девяти часов ожидания дверца отворилась, и появилась кастрюлька, но руки инструктора не было видно.
— Прошу вас… протяните руку, чтобы я мог выразить вам мое уважение, — умоляющим тоном проговорил Фантоцци.
В отверстии появилась рука. Фантоцци нежно взял ее в ладони и изо всех сил вцепился в нее зубами. Учитель выл от боли, а Фантоцци, не разжимая мертвой хватки, шипел:
— Открой дверь, мешок с дерьмом, проклятый осел, или я откушу тебе руку!
Тренер по теннису отворил дверь, и Фантоцци, не разжимая зубов, заставил его довести себя до бара у теннисных кортов, где и продиктовал свои условия.
Он потребовал две тысячи лир и велел вызвать ему такси, чтобы вернуться домой.
Инструктор на все согласился. Приехав домой, Фантоцци
Назавтра на работе на вопрос Кальбони: «Ну, как идет твой теннис, толстячок?» — он ответил жестом: мол, ничего себе, помаленьку.
ВООРУЖЕННОЕ ОГРАБЛЕНИЕ {20}
Перевод Л. Вершинина.
— Вы знаете, почему сейчас так много совершается преступлений? Потому, дорогой Фантоцци, что теперь никто больше не хочет работать!
Так говорил ему Филини в один из тех ужасных апрельских дней, когда, взглянув на весну за окном, его охватывало непреодолимое желание одновременно поехать к морю, усесться с книгой в тени магнолии, влюбиться в двадцатидвухлетнюю девушку, сгонять партию в шары, повести дочь в кино, но только, конечно, не торчать каждый день по восемь часов в этой проклятой вонючей дыре.
— Ну нам-то с вами грех жаловаться, — ответил Фантоцци, — ведь если поглядеть, как живут другие, то мы, пожалуй, можем считать себя куда более счастливыми или, вернее, менее несчастливыми: мы с вами не несем груза ответственности, как наше начальство, у нас есть страховая касса, столовая, два выходных, оплаченный отпуск, а главное — гарантированная зарплата.
— Гарантированная голодуха! — чуть ли не с яростью прервал его Филини. — Вы, дорогой мой, обольщаетесь: при нынешней дороговизне единственная гарантия, которая у вас есть, — это то, что вы подохнете с голоду! Никто ни черта не желает делать, молодежь хочет иметь все и сразу, никто не согласен приносить хоть малейшие жертвы… — Он сделал паузу. — Иногда меня тоже подмывает совершить вооруженное ограбление и обеспечить себя на всю жизнь.
Они обменялись долгим выразительным взглядом и молчали целых шесть минут. Потом Филини сказал:
— Господин бухгалтер, а может, попробовать? Вдруг все пройдет гладко, представляете, как это будет здорово?!
Фантоцци от волнения весь зарделся.
— Тогда я первым делом поднялся бы в кабинет Коломбани, вошел бы без доклада и наложил бы на ковер огромную кучу.
— А я, — сказал Филини, — вошел бы нагишом к Семенцаре, напрудил на письменном столе и рассмеялся бы ему прямо в лицо.
Пустившись во все тяжкие, они уже не могли остановиться.
— Я, — воодушевился Фантоцци, — пошел бы наверх к Кастеллани с газетой, полной дерьма, сказал бы ему: «Тут для вас неприятные новости, почитайте-ка!» — и размазал бы ему по физиономии.
— Вы только представьте себе, синьор Фантоцци, нам не надо было бы вскакивать с постели в семь утра, резаться в кровь, когда бреемся, и мчаться как угорелые в эту клоаку!
— Мы бы тогда, — немедля подхватил Фантоцци, — вставали не раньше одиннадцати, пили бы кофе в постели, потом долго-долго брились, нежились в горячей ванне и, наконец, надев хрустящую, только-только из прачечной, сорочку, не спеша спускались в бар поиграть на бильярде.