Два веса, две мерки (Due pesi due misure)
Шрифт:
Но если она была уверена, что в холодильнике — футболист, то в этой истории концы с концами не сходятся.
Огреза убить футболиста не могла, это точно.
Сами посудите: девушка проламывает голову футболисту, запихивает его под кровать, а бутсу — в холодильник. Посылает холодильник мне, а потом приходит сама и говорит, что в нем футболист с проломленной головой. Да к тому же кладет мне на стол три ассигнации по десять тысяч и просит найти убийцу.
Такое разве что в сумасшедшем доме случается.
По-моему,
Незнакомец, который прятался у Огрезы в квартире? Может, она выходила, прежде чем поставить холодильник в контейнер? Мне она этого не сказала, но вполне вероятно, что она посчитала этот факт не заслуживающим внимания.
Ну, к примеру, вышла выпить чашку ромашковой настойки.
Предположим, голову футболисту проломил брат Огрезы.
Что ж, за предположение денег не берут.
Итак, Ого Пальма по каким-то причинам возвращается домой, находит там лучшего футболиста из команды противника и решает, что это самый подходящий момент его убрать. Вынимает в прихожей из рюкзака одну из бутс и в тот самый миг, когда Орала Капустини заглядывает в холодильник, тюкает его по затылку. Может, он и не собирался его убивать, а хотел лишь вывести из строя на завтрашний день.
Но тут Ого Пальма слышит шаги сестры, едва успевает спрятать футболиста в холодильник и мгновенно прячется.
Огреза открывает холодильник и видит потерявшего сознание футболиста. Она в отчаянии заламывает руки, ну, проливает там слезу, задумывается, а время-то бежит. Потом она отыскивает в телефонной книге мой адрес.
Дальше ей надо выйти. Зачем — не знаю, но нужно, и она уходит.
Ого Пальма вылезает из своего убежища, бросается, чтобы вынуть из холодильника Оралу Капустини, и видит, что тот холоднее охлажденного пива. Прячет мертвого футболиста под кровать и сматывает удочки.
История получается достаточно правдоподобная, хоть Огреза и уверяла, что брат не покидал места сборов. Ручаться-то она не может.
Но выйти она должна была, ну хотя бы для того, чтобы сделать перманент, иначе, черт побери, вся версия рушится.
Вот дьявольщина! Мне захотелось вылезти из машины и надавать пинков мозговым шарикам — неужто они что-нибудь поубедительнее не в состоянии придумать?
Нет, не станем уподобляться лейтенанту Траму!
Ну а если это был не Ого Пальма?
Огреза не пришла бы ко мне, не будь она уверена в невиновности брата. Холера их забери, ослов проклятых! Братец и сестричка не причастны к убийству. Готов голову прозакладывать, что это не они прикончили Капустини.
Надо поговорить с Огрезой, пока Трам не сделал из нее яичницу. Завожу мотор и включаю первую скорость.
Минуточку, друзья!
Если Трам в этот раз изжарит яичницу, так ею весь город можно будет накормить. Хватка у него бульдожья.
Он явно собрался схватить за уши Огрезу, Ого Пальму, а может, и весь «Буйни-клуб», и отправить их за решетку.
А завтра игра. Но какое дело Траму до игры, если кто-то совершил убийство?
Ну а газеты?
«Пенальти» ничем не рискует, если в экстренном выпуске сообщит, что центрального нападающего «Апатиа-клуб» укокошили в доме тренера «Буйни-клуб».
Трам не станет молчать, стремясь к своей цели, а главный редактор «Пенальти» знает, где находится Ого Пальма со всей командой. И он расколется, если Трам хорошенько его потрясет.
Представляете, что случится, когда болельщики «Апатиа-клуб» узнают, что их любимец был убит в доме тренера команды противника?
Наверно, эта новость уже вызвала столбняк у редакторов газет и радио. Надеюсь, они пробудут в столбняке еще некоторое время и не сразу напечатают на первых страницах сенсационные репортажи и пространные статьи.
Черт возьми, что-то надо предпринять раньше, чем Трам доберется до «Буйни-клуб»!
У меня пропало желание вернуть тридцать тысяч лир Огрезе.
Нажимаю на педаль акселератора и мчусь вперед.
Не проехал я и полкилометра, как увидел вывеску гаража.
Тут меня осенила одна идея.
Ворота открыты, и я въезжаю во двор, где стоят шесть фургонов для перевозки мебели.
Выпрыгиваю из машины и бегу к толстенному шоферу в красно-зеленой клетчатой рубашке с засученными рукавами. Ноги у него обтянуты штанами из черного бархата, а на голове — тесный синий берет, прижавший уши к черепу.
Толстяк только что вылез из здоровенного крытого грузовика для перевозки мебели. Грузовик, видно, недавно приехал — мотор еще не успел остыть.
Увидев меня, толстяк останавливается.
— Привет, — говорю. — Мне нужен срочно твой автофургон. Заплачу щедро, но учти, времени у меня в обрез. Садись за руль.
Толстяк смотрит на меня так, словно я пятый туз в покере.
— Мне очень жаль, — говорит, — но уже вечер, а в субботу у меня короткий день. Хотите мебель отвезти, придется подождать до понедельника.
— Не собираюсь я ждать до понедельника, — отвечаю. — Не заставляй меня даром терять время.
Толстяк (я сразу обозвал его Тонналярда) сунул руки в карманы штанов и покрепче уперся ногами в землю.
— Откуда ты такой взялся?.. Да я…
Не успел он докончить, как я поднес к его носу дуло пистолета величиной с печную трубу. Вижу, что это произвело впечатление.
На лбу у него проступили капли пота, он вынул из кармана одну руку и потер лицо.
— Давай, пошевеливайся, — говорю.